Сильна, как смерть - любовь

Аэропорт Инчхона — чуть меньше трех часов и я в России. Аэропорт Владивосток. Отсюда у меня забронирован билет в город с трудным названием — Екатеринбург. Семь часов полета, три часа— пересадка в Новосибирске. И я увижу тебя. Мне трудно поверить, что все это время я буду лететь над одной страной. И пролечу, при этом, только ее половину. Россия такая большая. Аэропорт Владивостока небольшой, но чистый и красивый. Народу не много. Везде информационные табло продублированные на английском, так что ориентироваться не сложно. Всю дорогу до тебя меня не оставляет беспокойство — что-то пойдет не так. Мне кажется я привык, к тому, что с тобой ни в чем нельзя быть уверенным. Твои действия и реакции всегда ставили меня в тупик. Не знаю в чем причина этого. Разница менталитетов или твое прошлое. Нам придется заново учиться доверять друг-другу. Да, я простил твой обман, я понимаю причины, но осадочек — остался. Я нервничаю еще и потому, что придется встретиться с твоими родителями. Интересно, в России существуют договорные браки? Ты теперь богатая невеста, а ну как твои родители найдут для тебя более подходящую, по их мнению, партию. Я полон нетерпения — желания снова увидеть, обнять, увидеть улыбку, вдохнуть запах. Десять часов кажутся бесконечными. Я не могу спать, смотреть видео, читать, слушать музыку… Я сижу, снова и снова прокручивая наши фото в телефоне. В Кольцово мы приземляемся ночью. Ты пообещала меня встретить. Прохожу контроль, получаю багаж. Выхожу в зал. Кольцово большой аэропорт и людей тут гораздо больше. Я оглядываю встречающих, медленно иду по залу. — Чунхо! Поворачиваюсь на звук, ты машешь мне рукой и идешь так быстро как можешь. — Стой, я сам, не беги! — я почти бегу к тебе навстречу огибая людей. Добегаю. Обнимаю. Аккуратно прижимаю к себе. Утыкаюсь носом в взлохмаченную макушку и замираю закрыв глаза. Никогда и ни за что больше, я не отпущу тебя. Ты поднимаешь голову, рассматриваешь меня жадно, пристально. Я тоже разглядываю тебя. Ты просто светишься. Я понимаю, что имела в виду Ве Ра, когда говорила, что ты была другой до замужества. Ты так прекрасна, без страха и тревоги в глазах. Меня просто притягивают твои улыбающиеся губы. Наклоняюсь поцеловать, но слышу покашливание за спиной. Оглядываюсь и натыкаюсь на суровый взгляд точно таких же как у тебя глаз. — О, это мой папа, — говоришь ты, хотя я это и сам понял. — Здравствуйте, отец, я Ли Чунхо из 2РМ, — говорю я, и только когда слышу как ты фыркнула, понимаю, что сказал не то. — То есть… Ты берешь меня за руку — Не мучайся, он все равно не понял *** Мое сердце сейчас выпрыгнет из груди. Его стук набатом отдается в ушах и кажется его слышит весь аэропорт. Я хочу подойти ближе к выходу из зоны прилета, но папа удерживает. — Не лезь в толпу, — говорит он Мы занимаем позицию с которой хорошо видно выход, но нет толпы. Я разглядываю каждого выходящего и, наконец, вижу тебя. Ты тоже оглядываешься. — Чунхо! — кричу я и спешу навстречу — Стой на месте, — кричишь ты и пробираешься через толпу, мне навстречу Ты обнимаешь меня как фарфоровую вазу династии Мин. Я прижимаюсь к твоей груди. Я слышу как стучит твое сердце. Так же как и мое. Но я не могу так просто стоять, я хочу заглянуть тебе в глаза, действительно ли ты простил? Меня это мучает и пугает до дрожи в коленях. Ты похудел. Лицо осунулось, под глазами круги. Бедный мой, бедный… Но в глазах у тебя сама любовь. И меня переполняет счастье. Прикоснуться, погладить, пожалеть, обнять и не отпускать — все чего я хочу. Но папа другого мнения. Ты волнуешься, даже побледнел немного. Папа смотрит сурово. — Папа, это мой Чунхо, — перевожу я Отец несколько секунд сверлит Чунхо взглядом из под бровей, потом подает руку. — Всеволод Алексеевич, — представляется он Ты жмешь руку и кланяешься. — Идемте уже, тут ограниченное время стоянки, — говорит папа разворачиваясь Мы идем на стоянку, я держу тебя за руку. Уже одно это наполняет меня радостью. В машине ты порываешься сесть на переднее сиденье, но я запихиваю тебя на заднее и сама сажусь рядом. — Отец не обидится? — спрашиваешь ты — Нет — Пристегнулись? — папа оглядывается, ты на всякий случай улыбаешься и нервно косишься на меня — Да, пап, — отвечаю я, и успокаивающе сжимаю твою руку — Поехали — говорит отец и мы трогаемся. *** Мне придется учить русский, иначе как общаться с родственниками, думаю я, посматривая на отца. Вот что он у меня спросил? Мы едем сквозь ночь, навстречу редкие машины. Свет от их фар освещает твое лицо на мгновение. Твоя рука в моей. Все так ирреально, как во сне. Голова тяжелая и глаза закрываются сами. Сказывается дальний перелет и смена поясов. Ты смотришь на меня, я не вижу выражения лица в темноте. — Ты выглядишь измученным. Зачем нужно было столько работать? — Чтобы не думать о тебе, — говорю я и тут же даю себе мысленного пинка — что я говорю… Ты сжимаешь руку — Прости, я … — Простил. Но наказания тебе не избежать — Наказания? — в свете фар встречной машины мелькают твои удивленно поднятые брови, широко открытые глаза — М. За то, что не рассказала про мужа сразу, расскажешь все подробно от начала и до конца. Я должен знать. Ты молча киваешь. — А за то, что сбежала… — Я не сбегала… — За то, что сбежала, — повторяю я с нажимом, — ты приговариваешься к пожизненному замужеству. Будешь со мной жить, любить, жалеть … и что там еще по списку? — Уважать, доверять… — Доверять, вот именно! И попробуй только сбежать! — я улыбаюсь — И не подумаю Ты пододвигаешься ближе, дотягиваешься и целуешь меня в губы. — Я люблю тебя, — говоришь ты Я кошусь на твоего отца, видит ли он, что происходит на заднем сиденье? И тут же понимаю, что мне все равно. — Я люблю тебя, — шепчу я, наклоняясь и отвечая на твой поцелуй. Мир вздрагивает и смещается. Он уже никогда не будет прежним. В этом мире ты — любишь меня… Дальше мы едем молча. Просто прижавшись друг другу плечами. Твоя рука на моем колене, моя — вокруг твоей руки. Я в конце концов засыпаю у тебя на плече, убаюканный мерным покачиванием машины и негромкой музыкой из колонок. *** Ты спишь, твоя голова на моем плече. Я слушаю твое дыхание и улыбаюсь. Счастье переполняет меня, оно распускается цветком в груди, и мне трудно дышать. Хочется смеяться и плакать. Я прижимаюсь щекой к твоей голове и улыбаюсь в темноту. — Уснул? — папа смотрит в зеркало заднего вида. — Да, — шепчу я — Вот ведь бедовый, через пол мира лететь на пять дней, — отец качает головой, но я абсолютно уверена, что он сделал бы так же, жди его на другом конце мира мама. Дома, мама нас наскоро кормит и отправляет спать, попутно шепнув мне, что Чунхо хорошенький. Я уже лежу в кровати, когда ты возвращаешься из душа. На мой животик ты уже налюбовался до того, как пошел мыться и нацеловаться до головокружения, мы тоже уже успели. Теперь ты забираешься под одеяло, обнимаешь, целуешь в лоб, желаешь спокойной ночи и замираешь. Я чувствую твое возбуждение — бедром. Но ты ничего не делаешь. — Оппа, — мурлычу я, тихонько двигая бедром— я соскучилась — Я тоже, — вздыхаешь ты отодвигаясь, и снова ничего не происходит Я пускаю в ход руки. — Ю Ли, что ты делаешь, — шепчешь ты, пытаясь отодвинуться — Я хочу тебя, — мурлычу я — Ты же беременная, — говоришь ты — Беременная, а не умирающая, — возражаю я — А вдруг мы что-то повредим ребенку? — Мы ничего ему не повредим, заниматься сексом во время беременности не запрещается. — Это тебе врач сказал? — Айгу, Чунхо, я тебя сейчас просто изнасилую. Ты сомневаешься еще несколько секунд, а потом придвигаешься и аккуратно прижимая меня к себе — целуешь. Твои губы, твои руки смывают с меня все невзгоды, сомнения, печали и сожаления. Твои пальцы подрагивают от желания, когда ты касаешься меня, но ты нежен и ласков как никогда, и я растворяюсь в твоей любви, взамен отдавая свою. Сплетаясь, открываясь друг другу, мы становимся единым целым. Больше нет тебя или меня. Есть мы. *** Мы идем по улице. Справа и слева дома. Некоторые из них больше похожи на замки, с башенками и розовыми кустами у калитки. Но есть и маленькие, одноэтажные. Дом твоих родителей тоже не большой снаружи, однако он кажется гораздо больше изнутри. Просторные комнаты, широкие коридоры, высокие потолки. Мы с тобой ночуем на втором этаже, там две комнаты, в одной стол со стареньким компом, телевизор, диван и книжные шкафы, в другой кровать и снова шкафы. Между вторым и первым этажом есть промежуточный уровень. Именно туда ведет входная дверь. Там прихожая и еще одна спальня — гостевая. На первом этаже гостиная, кухня, спальня родителей и туалет с ванной. Мне нравится дом, он уютный. Все довольно просто, мебели совсем не много. Зато много воздуха, пространства и цветов. Они на каждом подоконнике. Больше всего их в гостиной. Сегодня я впервые в жизни сажал картошку. Отец копал лунки, ты опускала в них клубни, а я шел следом и закапывал. Потом матушка позвала нас обедать, а после обеда отправила прогуляться. Я не понимаю, что мне говорят твои родителе, приходится ждать твоего перевода. Но мне удивительно комфортно с ними. Они у тебя такие простые. Мама часто смеется и вообще много улыбается, отец чаще хмурится, но я уже понял, что сердце у него доброе. Мне так хорошо в их доме, как будто я тут бывал уже не раз. Мы доходим до крайних домов, дальше лес. Стройные высокие сосны, понизу кустарник. — Пойдем или вернемся, — спрашиваешь ты Я пожимаю плечами — Ты не устала? — Да нет, там чуть подальше будет скамеечка, можно будет на ней посидеть. Я киваю и мы идем по грунтовой дорожке в лес. Скамейка находится довольно быстро, на берегу небольшого озерца. Мы садимся, я предварительно трогаю дерево — не холодное ли, но оно нагрето солнцем. Ты не простынешь. Я смотрю в синее небо над нами, на сосны на том берегу озера. Так тихо и спокойно. — Расскажи мне все, — прошу я Ты вздыхаешь, но киваешь. Я беру тебя за руку, ты благодарно улыбаешься. И начинаешь говорить, сначала запинаясь, подбирая слова, но постепенно рассказ твой выстраивается. Ты не углубляешься в подробности ваших отношений и я благодарен тебе за это. В особо страшных для тебя местах, я глажу твою ладонь пальцем и ты находишь в себе силы продолжать. Твой рассказ ранит меня и эта рана будет со мной еще долго, заставляя чувствовать боль и злость. Мне не легко это слушать. Я буквально заставляю себя сидеть спокойно. Внутри меня клубится злость. Я не хочу чтобы ты видела мое лицо, поэтому обнимаю тебя за плечи и утыкаюсь носом в макушку. Тебе тяжело говорить, но глаза твои сухие. Ты больше не плачешь. Ты и правда, оставила все это в прошлом, я так этому рад. Твой рассказ занимает не так уж много времени. Но кое-что мне не понятно. — Как так вышло, что ты, его единственная наследница? — Он единственный ребенок. Родители погибли когда ему было пять, вышли на яхте в море, больше их не видели. Его вырастили бабушка и дедушка, но и они давно умерли, как то так. — И что других родственников нет? — мне это не понятно — Может и есть, но я про них ничего не знаю, и нотариус ничего не говорил. Понимаешь, я так странно себя чувствовала. Я прожила с Дагом больше шести лет, но как оказалось фактически ничего о нем не знала. Как так получилось? В голове не укладывается. Я киваю, все это так странно. — А беременность? Как ты про нее узнала? Как вообще так получилось? Ты криво и не весело улыбаешься. — Это еще один «прощальный привет» от Дага, — говоришь ты. — В каком смысле? — В твой день рождения, я думала о подарках. Что бы я хотела тебе подарить? И вспомнила про твою подвеску. Решила найти. Я ее не надевала с декабря. С того вечера… — ты вздыхаешь, — пока искала — наткнулась на конверт с анализами, из больницы, куда меня в тот вечер увезли. Я тогда их не стала смотреть, а тут заглянула. Так и узнала. Ты замолкаешь, видимо заново вспоминая тот момент. — И что дальше? — Не поверила, подумала — ошибка. Но собралась и пошла в ближайший медицинский центр. Там все подтвердили, сказали срок. Ты не представляешь, что я чувствовала, — ты широко улыбаешься, — сначала, конечно, шок. А потом — эйфория. Врачи в мед центре подумали, что я с ума сошла, я со всеми переобнималась. Ты смеешься и качаешь головой. — А потом я пошла к врачу, которая мне диагноз поставила. Она сначала отпиралась, но я пригрозила, что подам в суд за неверный диагноз. В общем, это Даг не мог иметь детей. А врач, старая подруга матери Дага. Он ее уговорил, сказал — боится, что я от него уйду из-за этого, — ты вздыхаешь, — так я и стала бесплодной. У меня сжимаются кулаки. *** Ты злишься. Щуришься, кулаки сжаты, челюсть выдвинута вперед, губы в ниточку. Но все равно держишь себя в руках, я тобой горжусь. А еще безгранично тебе благодарна. Ты выслушал меня, снял с меня часть груза. Мне так легко сейчас, а тебе наверно тяжело. Нужно сменить тему. — Как назовем дочку? — спрашиваю я, и ты не сразу возвращаешься из своих грозовых облаков. — Что? — Дочку как назовем? Глаза у тебя автоматически опускаются к моему животу. Ты озадачено молчишь. Я тебя не тороплю. — Ну, — наконец говоришь ты, — может Чан Ми? — Ли Чан Ми, — говорю я, — хорошо звучит. Мне нравится. Ты снова улыбаешься. Я встаю и потягиваюсь. — Пошли домой, я проголодалась. Ты притягиваешь меня к себе, гладишь мой животик. — Мой маленький розовый бутончик проголодался? — Это я проголодалась, — нарочито обиженно говорю я Ты поднимаешь глаза, они светятся счастьем. У меня замирает сердце от любви и нежности. — Я люблю тебя, — мы говорим это одновременно, и так же одновременно начинаем смеяться. А потом я наклоняюсь и целую тебя. *** — Если подумать, то я тогда волновался как перед дебютом. Правда. Знаешь когда я понял, что все будет хорошо? — я глажу твою прохладную ладонь. — Когда матушка сказала мне по корейски привет и добро пожаловать. А когда я начал здороваться в ответ просто меня обняла. Вот тогда я успокоился… ну хорошо, стал нервничать чуть меньше. Я улыбаюсь вспоминая с какой заботой меня приняла твоя мама. Я искренне плакал когда она ушла. Но и отца я тоже любил. Он хоть и суровый у тебя был, но справедливый. И сердце у него было золотое. Я и правда, тогда, как к себе в семью вернулся. И с деверем мы быстро нашли общий язык. Он неплохо говорил по-английски. Гораздо лучше меня, ты права… — Почему мне вспомнилось это сейчас? Знаешь, я тогда был абсолютно счастлив. Впереди было два года разлуки, а еще предстояла маленькая война с фанатами, нетизинами… Но тогда я запретил себе обо всем этом думать и был счастлив. Непередаваемо, абсолютно… — А ты? Насколько ты была тогда счастлива? — Возвращайся и расскажи.