освобождение

       Наталья присела на качели во дворе, ловя на себе осуждающие взгляды окружающих. А как же! Такая взрослая, а на детской карусели. Чего бы им не осуждать-то? Однако Наталье было всё равно. Городок маленький, а кумушки и так судачить будут, так зачем себя сдерживать? Она уже достаточно пожила по чужим правилам, а теперь будет делать то, что захочется.        Наталья чувствовала себя опустошённой, но, наверное, свободной, впервые уже за очень долгое время. Грустно усмехнувшись, Наталья подумала, что по её виду так не скажешь. Какая девушка, едва сдерживающая рыдания, может считать себя свободной? Разве не должно тут рядом бегать счастье, которое так часто ассоциируют с этой самой свободой?        Сказать, что ей решение развестись далось легко — ничего не сказать. Наталья прекрасно знала, что любит Гришу, и что вряд ли когда-либо перестанет. Она мечтала выйти за него, создать семью и состариться вместе. Глупо, сама понимает. Сейчас всем хочется чего-то другого, большего, чем простое счастье.        Ей казалось, что Гриша желал того же, что и она. Может, так оно и было, да только, видимо, не с ней. От этого было тошно. Ещё хуже было от мысли о том, что она так долго не замечала этого. «Всё ты замечала, просто видеть не хотела», — предательски поправлял внутренний голос. Он звучал как Маришкин, а потому был каким-то ласковым, отчего Наталье было стыдно за себя.        Можно ли было догадаться, что от жизни с человеком, которого она безумно любила, останется только разочарование в себе, в нём, в жизни, да двое детей? Наверное, можно было, ведь все видели взгляды, которые Гриша бросал на Аксинью. Все, кроме самой Натальи. Обиднее всего было, что он не ушёл сразу. Раньше Наталья бы сказала, что не смогла бы пережить его ухода, но теперь, когда она узнала, что Гриша три года обманывал её и изменял с Аксиньей…        Лучше поздно, чем никогда, вот только Мишка и Поля теперь жить будут без папы. Обида, которую она чувствовала из-за себя, даже рядом не стояла с болью за их детей. Болью и злостью, потому что как мог он так поступить? Зачем позволил этому случиться, если любил другую женщину? Почему давал ей надежду целых три года? Мысли разъедали её изнутри.        Стоило только узнать, что она не единственная, Наталья ни на секунду не прекращала думать о том, что же она сделала не так. А вчера, укладывая Мишу и Поленьку спать, внезапно осознала, что ни в чём не виновата. Она делала всё: была идеальной женой, часто уступала Грише, прощала любой его проступок, никогда в нём не сомневалась. И зря.        Наталья просто осознала, что не готова это терпеть. Не готова обрекать детей на жизнь в семье, где папа и мама давно не любят и не доверяют друг другу. Осознала, что она достойна лучшего человека. Того, кто будет любить её также, как она любит Григория.        Это было больно. Невыносимо больно, но так было надо. Нужно уйти, пока не поздно. Пока их отношения, переставшие принадлежать только им, не повлияли ещё на чью-то жизнь. Полю и Мишу она сумеет воспитать и сама, а Григорий их не заслужил.        Наталье хотелось расплакаться от собственных мыслей. Её буквально разрывало на части. С одной стороны — её предали, а любовь и доверие растоптали, а с другой — разве можно думать так о человеке, которого она так любит? Ведь когда-то она выбрала его, как можно ненавидеть того, ради которого когда-то Наталья готова была умереть?        Но ждать — было самоубийством, поэтому с самого утра Наталья отдала детей родителям, а сама пошла и подала заявление о разводе. Хватит. Три года — достаточный срок, больше ждать она была не намерена ни секунды. Может, теперь у неё получится начать жить по-настоящему?        Качели тихо скрипнули, вырывая Наталью из мучительных рассуждений. Она повернула голову, встречаясь взглядом с Маришкой. Сестра тихо смотрела на неё с сочувствием и какой-то непонятной гордостью. Было бы чем гордиться — Наталье двадцать один, она разведена и с двумя детьми.        Мысленно Наталья отвесила себе оплеуху за такие мысли, напоминая, что теперь ей ни в коем случае нельзя предаваться меланхолии. У неё всё получится, если она этого захочет. А сейчас — это было главным её желанием. Наталья собралась с силами и улыбнулась сестре.        Та лишь покачала головой, будучи слишком проницательной для подростка. Наверное, она была куда более вдумчивой, чем Наталья. С ней такое точно никогда не случится.        — Я не знаю, правильно ли я сделала, — грустно поделилась Наталья, поёжившись.        Маришка поднялась с качелей и обняла Наталью за плечи, зарываясь пальчиками в её волосы.        — Глупая ты, Наташка, — тихо вздохнула девочка. — А мне твой Гришка никогда не нравился, вот.        Наталья улыбнулась, а затем спрятала лицо у Маришки на груди. Действительно глупая, раз думает, что сестра не заметит её слёз. Но Маришка промолчала, мягко поглаживая её по голове. Наталье нужно выплакаться. Хотя бы раз.        Со слезами приходила лёгкость.