Из глубины души

Но мне От жизни, полной бурь, не оторваться. Тревога вечная в груди моей, И умолкает лишь в борьбе и схватке. Генрик Ибсен, «Катилина»

      Море в Оксенфуртском порту было грязно-голубого цвета, а виднеющаяся где-то вдали песчаная коса казалась нежно-фиолетовой. На борту величественной галеры «Оксенфурт-Третогор» было прохладно и тихо. Реданские солдаты прохаживались взад-вперёд по палубе, бросая ленивые взгляды на пёстрые башенки города; старый красноносый боцман осматривал состояние рангоута; кое-кто из матросов умудрился задремать среди тюков и бочек.       Король Радовид V Свирепый облокотился о буковое ограждение борта, задумчиво глядя, как из утреннего тумана выплывают дивные очертания холмов. В руке он держал письмо, которое перечитывал уже раз двадцать, не меньше. От бумаги шёл сладкий аромат белой лилии и цикламена. Размашистым и энергичным движением пера отправительница заполнила листок почти от края до края, оставив в углу небольшое местечко, где расположился аккуратный отпечаток красной помады в форме губ. Король вновь принялся читать:       Мой дорогой Радя! Велю тебе не волноваться, ибо я всё давно решила, и сделать ты ничего не сможешь… - Милсда-а-ари, купите цвету-у-учков! Хорошие цвету-у-учки, только сорванные! – раздалось вдруг где-то снизу. По порту проходила девчушка с корзинкой цветов, тоном нищенки предлагая их прохожим. - Голосит с утра пораньше, неугомонная! – весело сказал шкипер, появившийся неведомо откуда рядом с Радовидом. – Сейчас к разгару дня толкотни и суеты ещё больше будет, соберутся провожающие. Не утомились Вы ещё в порту, Ваше Величество? Сколько уж времени мы тута! - Да нет, ничего, - король спрятал письмо и поднял голову на капитана, – мне на корабле куда спокойнее, чем в каком-то имении в городе.       Огромный и необычайно красивый «Оксенфурт-Третогор» был настоящей плавучей крепостью, выведенной из военной эскадры для личных нужд реданского владыки. Король не любил роскоши, царившей, обыкновенно, во дворцах. Напротив, он готов был сколь угодно времени проводить хоть в походных шатрах, хоть на борту галеры, если находил это для себя более безопасным. Замечая эти странности, горожане, каждый день приходившие в порт понаблюдать за тем, что творится на корабле, наперебой гадали: отчего Радовид так редко сходит на сушу, а если и сходит, то с толпой стражи и охотников за колдуньями? Почему он относится ко всем с большим подозрением?       Дело в том, что король страшился покушений на свою жизнь, ведь за последнее время несколько правителей Севера пали жертвами злых умыслов: Демавенд III, Фольтест Темерский, ещё раньше - Эстерад Тиссен и, конечно, его собственный отец, Визимир II. Вдвойне усугубляли положение война с Нильфгаардом и начавшаяся охота на чародеев. Король всегда был начеку, потому как твёрдо знал: вокруг развелось немало злопыхателей, которые самым решительным способом хотели скинуть его с трона. - Понимаю, Ваше Величество, время сейчас горячее, а мы чуть ли не у самого фронта, - усмехнулся шкипер и вдруг спросил:– А что, Ваша почтеннейшая супруга не боится к нам ехать? - Куда там! – воскликнул Радовид раздражённо. – В письме она отчётливо дала мне понять, что возражения по этому поводу не имеют смысла. А ведь в Третогоре перед моим отъездом у нас с женой был долгий разговор: я категорически запретил ей навещать меня. И речи быть не могло, чтобы я подверг её опасности и сказал: «Конечно, хоть каждую неделю выходи за укреплённые стены столицы, защищаемые преданной стражей! Поезжай по трактам, кишащим голодранцами и бандитами, прямо в объятия наемных убийц и прощелыг, которые за милую душу нападут на королеву!». Адда согласилась с моими доводами, успокоилась. И вот, на днях мне приходит следующее письмецо: «Я еду к тебе в Оксенфурт! И ты, Радовид, меня не остановишь!» – и король небрежно махнул рукой, а про себя подумал: «В одно ухо впустила, в другое выпустила – в этом вся моя милая Адда. Если уж чего задумала – попробуй кто её переубеди». - Я заметил, с каким нетерпением Вы ждёте её прибытия: чуть свет сегодня поднялись и всё стоите у релинга. Шутка ли, сколько недель не виделись! - сказал шкипер, добродушно улыбаясь. Король коротко кивнул: он и впрямь очень скучал по Адде, а её приезд в столь мрачный и безрадостный час ободрил бы его чудеснейшим образом.       Капитан, подбоченившись, добавил: - Ну, за дело. Я, пожалуй, пройдусь до кормы, пора уже экипажу поработать.

***

      Адда была твёрдо убеждена, что ношение тяжеленных и тесных платьев с длиннющими шлейфами достойно лишь общества сумасшедших, а уж для путешествий и подавно годится только что-то удобное. Когда роскошный экипаж подъехал к Оксенфуртскому порту, и слуга распахнул дверцу кареты, королева мягко ступила на каменную дорожку и лёгкой поступью направилась к галере. Ветер вздымал к небу густые пряди её волос и раздувал ажурный подол льняного белого платья; надетый поверх красный халат, высоко подпоясанный коричневым ремнём с серебряной пряжкой, выгодно подчёркивал её изящный стан. Халат был почти такой же, как у Радовида, но с белоснежным воротником, достигавшим талии, и длинными рукавами – в плечах пышными, в красно-белую полоску, и сужающимися к кистям.       Облик Реданской королевы как всегда не был лишён кокетства, и она гордо дефилировала под восхищённые вздохи юных барышень, прямиком вдоль реданских солдат, разгонявших с пути монархини нерасторопных горожан. Сопровождавшая её фрейлина едва поспевала следом. Моряки взорами провожали Адду и делали за её спиной друг другу весёлые гримасы, водя бровями и прищуривая один глаз. Королева знала это, но считала недостойным обращать хоть какое-либо внимание: её взгляд был устремлён лишь на супруга, ожидающего её на сходнях. На городском рынке в это время играл оркестр, и звуки его казались прекрасными и радостными.       Наконец оказавшись у сходен, Адда прямо-таки ринулась в объятья к Радовиду. Король нежно подхватил жену обеими руками и запечатлел на её губах два долгих поцелуя. Они уже больше года были женаты, и, наверное, кому-то из чопорной третогорской знати показалась бы нелепой такая пылкость, да ещё и на людях. Но Адда ценила прямоту и искренние чувства более светского этикета, и это её качество особенно нравилось Радовиду. По этой же причине они, например, никогда в угоду традициям не обращались друг к другу на «Вы» (разве что на официальных приёмах) и нарушали десяток-другой стародавних обычаев.       В весёлом настроении супруги поднялись на палубу. - Радик, как же я рада тебя видеть! – Адда крепко сжимала ладони мужа, обжигая своим теплом. - Я тоже, любимая! Ну и задержалась же ты! Я ждал тебя к утру, а уже полдень. - Ах, мука такая: колесо у кареты долго чинили! Погоди же, Орёл, дай наглядеться на тебя – с весны не видались! - она внимательно посмотрела на Радовида и вдруг с досадой воскликнула: - Да что же это с тобой? Какой бледный, вымотанный! Совсем что ли не спишь? – и она с грустью провела кончиками пальцев вдоль его глубоких морщинок, лучиками спускавшихся от глаз и носа. - Ерунда, Аддочка, - спокойно ответил Радовид, останавливая её ладонь на своей щеке. – Заставь любого монарха провести пару месяцев в разъездах да походах, и ему будет даже некогда ровно подстричь бороду, не то что выспаться! - Борода-то у тебя аккуратная, дорогой. И лысина, как всегда, выше всяких похвал: макушка идеально выбрита. - Ещё бы, - король довольно улыбнулся. - Как видишь, я тщательно готовился к твоему приезду.       Супруги направились к огромному шатру, раскинутому над кормой, где располагалось рабочее пространство Реданского владыки. Тут было несколько столов, в том числе шахматный, парочка кресел, перегородки, разные тюки и сундуки. Сверху свисали бархатные узорчатые шторки. На столах с деловитой небрежностью были разложены военные карты, свитки, книги; стояла тарелка с ароматным хлебом, кубки и бутылка с туссентским вином. Во всём этом убранстве Адда почувствовала особенное морское щегольство. «Да уж, знатно он тут обосновался» - подумала она. У неё был необыкновенно зоркий глаз на разные мелочи. Радовид предложил супруге сначала отобедать с дороги и заботливо усадил её на высокое деревянное кресло с резными узорами.       Подали еду, и по палубе разнёсся необычайно аппетитный аромат разных кушаний. Как же было приятно Радовиду и Адде, давно не видевшим друг друга, вновь испытать согревающее и единящее чувство совместной трапезы! - Впору сказать какой-нибудь тост, - заметил король, наполнив вином кубки. Он задумчиво устремил взор куда-то вдаль и, перебирая разные варианты, сказал: – За процветание Редании мы и так пьём на каждом пиру, так что не годится…Ещё пьют за здоровье королевской четы… Нет, не то. Давай за тебя, моя дорогая! За твой долгожданный приезд! - Лучше так: выпьем за то, что мы с тобой наконец-то встретились! Что мы снова вдвоём! - Отлично, за нас с тобой! – и супруги чокнулись кубками и принялись за еду.       Король пододвинул жене блюдо со стейком, украшенное грибами и овощами. - Извини, не из катоблепаса. - Ну ничего, я не привереда, - и Адда с напускной грустью надула губки, но, отведав кусочек, тут же повеселела. – Ой, как вкусно! Радик, а ты вон ту стерлядку бери. Твой судовой повар – умница! Я, пока ехала, думала: если моего мужчину плохо кормят – самолично кухарю горло перегрызу. Но, похоже, сегодня обойдёмся без кровопролития. Пока что, - и она улыбнулась самым невинным образом.       С берега кто-то из солдат затянул песню:

Ой, прощай, девки, ой, прощай, бабы, Уезжаю я й от вас! Вспоминать я буду вас Во недельку один раз!

- Несладко тебе тут без меня? – вкрадчиво спросила Адда, кокетливо наклонив голову. - В твоём вопросе уже есть ответ, – отозвался Радовид, отведав очередной кусок замечательной стерляди. - Каждый день народ на сходнях. То-то я всем нужен, куда не посмотри: где ворожбой из-под полы занимаются, где солдаты алебарды пропили и требуют новых, а где шпионов выловили – и всё по самой чистой совести, не возразишь! А ведь ещё война, а ещё про экономику не забыть бы, а там пятое, а ещё десятое! Словом, один в один Третогор, но с огромной разницей, - он прошёлся любовным взглядом по женственным изгибам Аддиного стана. – Без тебя, хорошая моя, и без твоей поддержки тяжело. - Часто хоть вспоминал? – она проницательно взглянула на Радовида, и её глаза игриво заблестели. - Конечно, «во недельку один раз», - ответил с хитрой улыбкой тот. - Я тебе покажу «один раз»! Победишь нильфов – и чтоб больше не смел оставлять свою любимую жену одну! - и Адда шутливо погрозила пальцем. - Ну а ты-то как? Я знаю, тебе очень тяжело даются мои отъезды. - Хуже не бывает! Из-за этой распроклятой войны я стала чуть ли не солдатской жёнкой! Скучаю одна во дворце, гадаю: как там мой? Что с ним делается? Экое бездолье на твою голову, Радя… Я поэтому и приехала из столицы, чтобы поддержать тебя. Да ещё эти пугающие слухи со всех углов, пересуды о…- она поспешно осеклась. - Что, злословят меня? – губы Радовида скривились, а благодушное настроение мгновенно пропало с его лица.       Адда мысленно выбранила себя за такую оплошность, ведь меньше всего она хотела расстраивать мужа нелестными отзывами подданных. Некоторые дворянки, урывками нахватавшись сплетен, жаловались на немыслимую жестокость монарха, на возмутительную аннексию Каэдвена и раздел Лиги, на кровавую охоту на чародеев, и, конечно, на то, что Радовид ценит своих подданных ровно до тех пор, пока считает их полезными. Они искренне жалели «бедняжку Адду», чей супруг, очевидно, помешался.       «Бедняжка Адда», в свою очередь, до дрожи ненавидела такого рода разговоры и гадкие слухи. Неужели дворянки ждут, что она возьмётся злословить собственного мужа!? Но здесь, на борту «Оксенфурта-Третогора», королева самолично подняла эту скользкую тему! Впрочем, она верила, что Радовид развеет все кривотолки. - Да, есть некоторые личности, - Адда старалась придать силы голосу. - Им, к примеру, не понятно, как ты мог не прийти на помощь каэдвенцам, когда на них напало войско Эмгыра. - Ну, конечно, - Радовид зло усмехнулся, - милосерднее было отправить наших солдат сгинуть в каэдвенских лесах. Я очень чётко рассчитал, что такая подмога будет стоить мне немалых потерь, причём абсолютно бессмысленных. Не перейди наша армия Пустульские горы, нильфы уже были бы у стен Третогора, - он сделал большой глоток из кубка с вином и продолжил: - Мой, как считают, возмутительный тактический манёвр принёс нашей армии немало новых ресурсов и, главное, спас жизни многим солдатам. Раздел Лиги был совершён с такой же целью – для аккумуляции новых сил. Если не вложиться как следует в оружие и технику, не скопить денег и припасов, никакая стратегия не спасёт. Ни у кого язык не повернётся сказать, что реданская армия – кучка оборванцев с дыркой в кармане и гнилой картошкой на тарелке. - Видимо, от тебя ждали самоотверженной братской помощи. - Звучит сколь красиво, столь и глупо. Меня в первую очередь интересует Редания. Не захвати я Каэдвен, мы бы уже весной по итогам Веленской битвы проиграли войну.       Адда кивнула. - Когда всё закончится, ты вернёшь старые границы? – спросила она после недолгой паузы, хотя в душе и так знала, что скажет муж. - Я думаю, что по поводу границ все всё понимают, - ответил монарх с холодной улыбкой.       Радовид был убеждён, что дружный Север с собратьями-королями, готовыми прийти на выручку по первому зову, – это пережиток прошлого, потому как нет уж тех королей и сплочённых королевств нордлингов тоже нет. Идёт война: замешкаешься, смалодушничаешь – и Север достанется Эмгыру. А значит настало время собрать разобщённые земли под знаменем Серебряного Орла! Владыка не мог упустить такой шанс, тем более сейчас, когда Редания осталась последним королевством, способным дать отпор Нильфгаарду.       Вдоль пристани прошла колонна людей: мужчины, женщины, ребятишки – все с тюками, узелками, в потрёпанной одежде, отчаянные и обездоленные. Шагали молча, понурив головы. - Радовид, это… - Беженцы, - угрюмо сказал король, - из Темерии. На севере Велена была страшная битва: много солдат полегло, пришлось отступить за Понтар. А по ту сторону реки, на темерской земле, теперь безжизненная, выжженная дотла пустыня, поэтому толпы народу хлынули в Реданию, в первую очередь - через Западные ворота Оксенфурта. - Им, должно быть, непросто пройти через наши посты? - Да, нужна подорожная грамота с моей печатью. Достать такую нелегко, поэтому фальшивок развелось немеряно! На одной такой грамотке пишут от моего имени, дескать, я разрешаю свободный проход через Понтар, а коли кто препоны чинить удумает, то, подлец, пусть подумает хорошенько, хочет ли с монархом связываться. Ещё пишут, что печати я королевской не налагаю, ибо не до того мне - занятой сильно. - И что, фокус срабатывает? - Ещё как! То ли головотяпство сплошное на посту, то ли темерцев жалеют. Но в первое мне верится намного больше.       С минуту они ели молча. В воздухе нарастала тревога. Наконец Адда отодвинула блюдо и сказала: - Если бы отец был жив, он бы никогда не позволил нильфам захватить Темерию! Не дал бы разорять наш дворец, грабить сокровищницу, жечь деревни, изгонять людей из своих домов! – её глаза сверкнули ненавистью, а лицо исказилось глубокой скорбью. – Как представлю Эмгыра, восседающего на отцовском троне, так меня страшенная злость берёт!       Радовид нахмурился: да, в Веленской битве он сумел сдержать и обескровить противника, но вражеской мощи он до конца не уничтожил и не взял над ней решительный верх. Королевство его всё ещё в смертельной опасности, да и Темерия, на которую он, как ни крути, имеет законные права, отнюдь не в его власти. Теперь король помышлял лишь об одном – как бы поскорее занять вольный город Новиград, пока император Эмгыр не добрался до него. - Недолго осталось нильфгаардцам сидеть в Темерии. Когда я войду со своим войском в Новиград, у Империи не останется шанса на победу, - твёрдо сказал монарх. - Богатства и ресурсы этого города – ключ к нашему триумфу.       Радовид был проворнее владыки Юга. Прекрасно понимая, какой вес в Редании и особенно в Новиграде имеет Церковь Вечного Огня, король пошёл на всевозможные компромиссы и уступки с иерархом Хеммельфартом, дабы склонить его на свою сторону. Уже сейчас Радовид заимел немалую поддержку от священства, что давало ему неоспоримое преимущество в войне. Правда, взамен иерарх кое-что потребовал от Реданского владыки, например, не вмешиваться в деятельность культа.       Король осознавал, чем это обернётся: новиградцы встретят его среди костров и насилия… Да, он не отдавал приказов на сожжения нелюдей, деревенских знахарок или допплеров (ещё и посреди города!), потому как не в них он видел угрозу своей власти. Королю вообще никогда не был свойственен религиозный фанатизм. Но священники очень охотно прикрывались его именем, а потому творящееся в Новиграде беззаконие в той или иной степени ассоциировалось с монархом. Это был серьёзный удар по репутации, и никто не понимал этого лучше Радовида. - Милый, неужели Новиград уже почти в твоих руках? – Адда удивлённо всплеснула руками. - Когда-то ты говорил мне, что Редания безнадёжно упустила время для покорения этой приморской вольницы. - При всех минусах и печальных…последствиях такого шага, я думаю, что в нынешних условиях эта партия состоится в мою пользу.       На это королева восторженно заявила: - Любимый, все знают, что ты гениальный стратег и тактик! Не сомневаюсь, что у тебя всё получится и ты сумеешь выгнать нильфов с Севера! Побегут они со всех ног от могучего короля Радовида!       Радовида восхитила безыскусственная пылкость Адды, и в его душе зародилось очень приятное тёплое чувство. Но, впрочем, монарха не удивило (да и какой владыка на его месте удивился бы?), что его политические манёвры производят столь сильное впечатление. - Вот это я понимаю доверие королю! - Радовид вальяжно откинулся на спинку кресла. – Меня особенно радует, что в Новиграде я договорился не только со священниками. Удалось навести шороху и в криминальных слоях города. Словом, пешек у меня много, и у каждой своя особая роль в этой игре. - «Пешек»? – Адда с неприязнью поглядела на стоящую неподалёку шахматную доску.       Слова Радовида пробудили в королеве неприятные подозрения. Не из-за этой ли игры муж в последнее время всё чаще определяет людей в «пешки» и жертвует ими, словно менее ценными фигурами? Но всё-таки королева отбросила эту мысль. Человеческая душа куда сложнее и таинственнее, и за жестокой расчётливостью Радовида стоит вовсе не его безобидное увлечение. - Звучит, конечно, неуважительно, но довольно точно. Чтобы вершить судьбы людей и управлять событиями, владыке нужно как бы «вознестись» над подданными, получить в свои руки реальную власть. Шахматы далеки от нашей жизни, но есть у них кое-что общее с ней: и там и тут приходится кем-то или чем-то жертвовать ради общего блага. Ну-ну, ты же сама знаешь, что это так, - король заметил недовольство на лице супруги, оттого и поспешил ей возразить. – Не принимай так близко к сердцу эти образные сравнения, которые, уверяю тебя, не чужды любому правителю. Все короли в той или иной мере циничны. - Понимаю. От добросердечного монарха очень быстро ничего не останется, - заметила Адда. - Но ведь, как ты сам порой говоришь, собственные пешки могут запереть короля в западне. - Ещё как могут, а вдобавок пойдут на сговор с его злейшими врагами, - владыка иронично улыбнулся. - Так что надо выдавить из таких фигур всю правду и дождаться последнего предсмертного крика, который раздастся из глубины дерева, - и Радовид закончил свою пламенную речь прямо-таки театральным стуком кулака по столу. - Говоришь прям как профессор какой! Радя, почему ты ещё не возглавил кафедру философии в Оксенфуртской Академии? – и Адда тихонько засмеялась. - Ну вот, а мне показалось, что мои образные сравнения наконец-то пришлись тебе по душе, - в голосе короля зазвучали нотки обиды. - Милый, конечно, они мне по душе! Диву даюсь, насколько ты в своих речах поэтичен! Но сам знаешь, как это бывает: для тебя какое-нибудь «шу-шу» - это лишь символ того, как шумит жизнь в шахматной фигурке, если сравнить её с человеком, а для кого-то твоё «шу-шу» – нелепица, над которой он и думать не станет!       Адда ценила широту ума супруга, но при всяком удобном случае исподтишка намекала, что порой его философские рассуждения совершенно непонятны. Радовид, в свою очередь, находил странным то, что люди не разумеют его образной речи без дополнительных объяснений. - Хорошо, впредь буду изъясняться сугубо на казённом языке, раз уж моя, как ты выразилась, поэтичность, не всем по нраву. «В настоящее время реданскими подданными проведена плодотворная работа по налаживанию контактов с властными структурами Новиграда». Так лучше? - Нет, пусть будет, как прежде, - примирительно ответила Адда, ласково гладя руку мужа. - А знаешь, давай-ка прогуляемся по городу! Тебе непременно надо развеяться. Ты тут весь в делах, небось и отдохнуть некогда! Пошли-пошли! – она воодушевлённо выскочила из-за стола и оказалась за пределами навеса, так что её сапфировое ожерелье заблестело в лучах полуденного солнца.       Радовид не разделил восторженного настроя супруги. Он медленно встал с кресла и твёрдо объявил: - И речи быть не может. Мы не покинем корабль. Глаза Адды расширились от недоумения. -Э-это что за новости?! – возмущённо протянула королева, решительно подбоченившись. - Идёт война. Небезопасно без дела слоняться по городу, я уже молчу про то, что ты сильно рисковала, покинув столицу. - Я же совсем скоро уеду обратно! Неужели ты хочешь, чтобы мы до утра играли в шахматы и бродили по палубе?! Какая тоска! - Зато на корабле тебе ничего не угрожает, - сказал Радовид, сводя своё поведение к одной лишь заботе о супруге. И правда, за себя он сейчас переживал куда меньше. - До чего же пустые опасения! - негодующе воскликнула Адда – Что же ты теперь, и в Третогоре запрёшься в четырёх стенах, а по улице будешь разгуливать в кольчуге?       Королева голосила столь громко, что привлекла внимание не только экипажа галеры, но даже горожан, гуляющих вдоль пристани. Адде было очень неприятно осознавать, что супруг уже не совсем такой, каким был прежде (впрочем, это было не последнее, что ей ещё предстояло узнать о нём). Но она была уверена, что мужчина под благодатным женским влиянием может изменить свои взгляды, как бы прочно они в нём ни укоренились.       Радовида уязвил намёк жены на то, что он не в меру осторожничает. Однако сдаваться монарх не собирался. Владыка почти вплотную подошёл к Адде и, строго смотря ей в глаза, сказал едва ли не сквозь зубы: - Здесь тебе не Третогор. Там народ к нашим с тобой променадам привыкший. А тут? Да на нас соберётся поглядеть весь Оксенфурт! Прикажешь страже в разгар дня разогнать людей с улиц? - Мы можем погулять ночью, - ответила Адда куда менее грубым тоном, но всё так же решительно. – На улицах из горожан почти никого и не будет, а вот патрулей – предостаточно. Не то что бы в темноте меньше риск нарваться на какого-нибудь негодяя… - и тут её голос стал мягким и нежным, - но нельзя жить в постоянном страхе. Чему не суждено быть, того никогда не случится.       Радовид тяжело вздохнул. По правде говоря, королям всегда угрожает опасность, неважно, идёт война или наступил мир. Но отчего-то раньше Реданский владыка был уверен, что с ним ничего не случится: то ли он так считал по наивности, то ли что-то или кто-то внушали ему спокойствие на душе. Подумать только, с какой беззаботностью ещё недавно они с Аддой устраивали себе невинную забаву: наряжались попроще, чтобы их почти не узнавали в городе, и в таком виде отправлялись гулять по столице! А сейчас король лишний раз не ступит на берег, не окружив себя толпой солдат и охотников за колдуньями. -Твоя воля, Аддочка, - сказал Радовид, беря жену за руку. – Ты и так ради меня провела несколько дней в карете, поэтому не пустить тебя в город – слишком жестоко. Да и мне самому не всё же время на корабле прозябать. - Ну конечно! – обрадовалась Адда. – Ты мне ещё «спасибо» скажешь!       Воистину, всего лишь три человека были способны побудить короля Радовида покинуть корабль: Филиппа Эйльхарт, император Эмгыр и, конечно же, королева Адда.