АРМАГЕДДОН

(День второй после прибытия Алекса и Наташи в Ваканду) Никто так до конца и не понял, что сподвигло Уолтера и Романофф «завести ребёнка». Фьюри пытался образумить Нат, Клинт предложил передать Ксюшу Лоре. Сперва девушка отшучивалась, но когда из-за шума проснулась и заплакала дочь, шпионка взяла девочку на руки и твердо ответила: — Нет. Это мой ребёнок, и он будет рядом со мной. — Агррр! — взвыл Клинт, что было весьма странно, так как взвыл он шёпотом. — Я на языке дырку натер, повторяя одно и то же: здесь скоро такое начнётся… Детей и стариков мы эвакуировали в первый же день, заставили покинуть дома, хозяйство… а тут ты объявляешься с грудным младенцем! Ты в своём уме?! — Мы договорились с магами, когда начнётся атака — они отнесут Ксюшу через портал в безопасное место. Мы всё решили, обдумали и со всеми договорились. — Зачем всё так усложнять? — Ник нервно постукивал пальцем по столу, с тоской глядя на воркующую шпионку, что некогда наводила ужас на самых неробких противников. — Простите, шеф. Просто я эгоистка, и играю по своим правилам. Не хочу откладывать счастливые дни на потом — хочу быть рядом с любимым мужчиной и любимым ребёнком. И буду. Фьюри еле сдержался, чтобы не сплюнуть. Он, конечно, предполагал такой вариант, никому не запретишь влюбляться… Никому из людей, во всяком случае. Когда исчез Брюс, бывший директор бывшего Щ.И.Т.-а почувствовал не только досаду (от потери пусть и проблемного, но сильного бойца), но и удовлетворение (Наташа осталась в рядах Мстителей). «Всё когда-нибудь заканчивается», — так сказала она, но он весело ответил: «Только не войны!». Тогда казалось, что разбитое сердце шпионки никого больше не подпустит — ан нет, проглядел всевидящий одноглазый Фьюри. Но кто же знал, что так скоро после истории с Беннером начнётся другая, с Алексом Уолтером, и приведёт к таким последствиям… Рассерженный агент умудрился хлопнуть тяжёлой самозакрывающейся дверью — Наташа посмотрела вслед шефу с укоризной, гладя ладонью лысую, с перьеобразными волосами-пухом голову малышки. И взглянула на Клинта. — Остался добивать меня собственными аргументами? — Вообще-то друга зашёл повидать. Ну, и поругал маленько, куда ж без этого… Ты сумасшедшая, Наташа. Но, чёрт побери, ты права. Взгляд Наташи потеплел. — Но Фьюри ты, однако, поддакивал. Лицемер. — Не хотел расстраивать старика. Ему хватает Роджерса и… Да все мы как-то сдали и… протухли. Вроде всё есть. Вроде все отлично подготовились. Но чего-то не хватает, будто мы сами себя обманули. — Да, Алекс это ещё вчера заметил. — Как он? — Неплохо… — бодро ответила Нат, но потом, вспомнив, кто такой есть её собеседник, добавила тише и искренне. — Хотя…могло быть и лучше. Ему очень тяжело приходится, он чувствует себя виноватым, слишком виноватым. Недавно говорил с Роджерсом, теперь к Старку отправился. Не ссориться, не качать права по поводу дома. Просто… поговорить. Поддержать. Я не советовала, но… Алекс очень упрям. Иногда. Но это не раздражает, наоборот… заводит. — Я упустил момент, когда ты стала такой… — Какой? — Женственной. Наташа заправила за ухо рыжий локон, крепко держа малышку одной рукой. — Не переживай, буду драться с вами наравне и даже ещё лучше. Так что будь аккуратен в выражениях. — О, я помню. Бьешь ты метко, — и Клинт красноречиво указал взглядом на свои брюки. Друзья рассмеялись, и их морщинки усталости и тревоги на пару мгновений разгладились. — Вообще, я тебе завидую, Нат. В том плане, что тебе есть куда приходить. Да, Мстители — это наша семья, но… Это всё же не вторая половинка и не ребёнок. Иногда хочется привезти сюда жену и детей — но Лора беременна, ей нельзя волноваться. А дети могут убежать, так что в нужный момент их не смогут найти и вовремя спрятать. Старку тоже повезло. И Роджерсу. Наташа положила уснувшую Ксению в кроватку, отделанную резьбой. Вообще, Т’Чалла распорядился приставить к Романофф двух нянек, но малышка оказалась тихой и серьёзной — почти не плакала, ела хорошо и спала довольно крепко. Наташа вчера взяла дочь на тренировку, и сегодня собиралась поступить также. — Мне нечем тебя утешить, Клинт. Разве что заверить в том, что тебе всегда здесь будут рады. Алекс не умеет ревновать. — С тобой невозможно серьезно разговаривать, — буркнул смущенный Бартон. Уж как долго они дружили, но до сих пор шуточки шпионки, её кокетство, ужимки и бархатный голос иногда коробили сурового лучника. К счастью, нашлась спасительная тема. — Кстати, я тут вспомнил кое-что: вчера ночью встретил Локи. Он выходил из вашей с Алексом комнаты, я ещё удивился, чего он так поздно бродит. Наташа нахмурилась. — Только этого не хватало… А я думала, мне показалось, что кто-то был, но я спросонья как-то не разобралась. — Не думаю, что он желает вам зла, — попытался успокоить подругу Соколиный Глаз, но он сам не верил своим словам, чувствуя, как сердце ёкнуло. — Он ведь любит брата, и на ребёнка руку подымать не станет… — Ты видел, как он смотрит на Алекса? А на Ксению? А на меня? Словно хочет разбить наши головы о стену. И как теперь спать? — Можешь попросить магов поставить защиту. Или Ванду. Кстати, она делает успехи… — Не переводи тему, Клинт, — перебила Нат, нервно грызя ноготь. — Но про магов ты хорошо придумал. К Ванде я обращаться не буду — если Локи обнаружит знакомую магию и разозлиться на ученицу, это будет на моей совести. В этот момент девочка заворочилась и жалобно пискнула — и Нат неумело принялась успокаивать её, а Клинт в который раз с тоской подумал о беременной Лоре. *** Ванда изумленно приподняла брови: Локи спал на спортивной площадке, положив под голову руку. Солнце уже поднялось достаточно высоко, но трикстера укрыла тень, и его ничто не тревожило. Народу было пока ещё мало, и резкие звуки также не выдернули спящего в реальность. Максимофф села на корточки и осторожно тронула плечо мага, другой рукой готовясь отразить удар. Почему-то ей казалось, что Локи непременно ударит спросонья. Лофт не отреагировал, девушка толкнула чуть сильнее — её учитель вздрогнул всем телом и повернул голову, не просыпаясь. Сердце Ванды сжалось — лицо спящего было залито слезами, чёрные брови вразлет горестно сломались, рот чуть приоткрылся. Наверняка Локи будет недоволен, если кто-то увидит его таким, но уйти Ванда не могла. И потом — уж лучше её, чем кого-то другого увидит маг сразу после пробуждения. Она, уже совсем не церемонясь, затрясла Локи за плечо. Из горла трикстера вырвался хрип и тихий вскрик: — Не надо! Хватит! Хва… — Локи, проснись, всё хорошо, — громко сказала Ванда, хватая бледное мокрое лицо ладонями. — Я рядом… Это только сон, всего лишь сон… Вот так. Локи попытался сесть, жадно хватая ртом воздух. В какой-то момент лёгкий ветерок дунул ему в лицо, дрожащие руки дернулись к щекам. — Что ты здесь делаешь, ведьма? — глухо и резко спросил трикстер, усиленно отворачиваясь и спешно приводя себя в порядок. «Ведьма» — это слово было как грубым ругательством, так и тёплой похвалой, и Локи очень ловко лавировал между гордостью за ученицу и раздражением, смешанным с презрением. — Собралась повторить вчерашний урок, пока тебя нет. Думала, ты ругаешься с Тором, — Локи крутанулся всем корпусом, гневно хмурясь. Он либо наложил на себя иллюзию, либо магией высушил лицо и глаза — теперь ничто не напоминало о недавней слабости. — Все уже позавтракали, если ты голоден… — Нет. Хватит болтать, у меня из-за тебя голова болит… Суртур бы побрал это солнце! Ванда осторожно коснулась плеча Локи. — Я могу попытаться убрать боль. — Хочешь ко мне в голову залезть? — ядовито уточнил маг, отшатываясь и разрывая прикосновение. — Пользуешься случаем? — Тебе не наскучило со всеми грызться? — устало спросила Ванда. — Сперва отвергаешь любую помощь, а потом ищешь виноватых в твоём одиночестве. — Не зарывайся, девчонка, — процедил Локи. — Иначе отправишься к мидгардскому кудеснику-знахарю. Локи грозился отдать ученицу на растерзание Стрэнжу десять раз на дню, и Ванда давно уже перестала бояться этих угроз. Главным образом потому, что понимала: трикстер — жуткий собственник, и не позволит кому-либо воспользоваться знаниями, заложенными им в Максимофф. Вместо того чтобы испугаться, Ванда протянула руку и вытащила из чёрных волос травинку. И погладила пальцами вороненый шёлк. Локи дёрнулся, схватил тонкое запястье и сжал. Довольно сильно, Ванда поморщилась. — Больно. — Я знаю. — Пусти. Он отбросил чужую руку, привалился плечом к помосту, за которым спал, и низко опустил голову. — Не надо меня жалеть. — Тогда спи на кровати, а не на улице на голой земле. — Тебе-то какое дело, ведьма? — Ты мой учитель. Мы с тобой связаны. Локи тихо рассмеялся, обнимая себя руками. — Какой же я… Знал ведь, что… дурная затея, — потом он вскинул голову и посмотрел на Ванда так, будто впервые увидел. — Ты меня боишься? — Нет. — Лжешь. — Опасаюсь. Но это не страх, а благоразумие. Тонкие губы раздвинулись, обнажая оскал. — О, да… От монстра лучше держаться подальше. — Я не видела тебя монстром. — Так смотри. В бледных руках возник Ларец — только он стал уже и шире, его будто вытянули. Сами руки начали синеть и покрылись будто воспаленным рисунком. Красные глаза с черным зрачком испытующе глянули на изумленную девушку. Изумленную — но не испуганную. — Это не тот монстр, которого следует бояться. Локи склонил голову к плечу, горько улыбаясь. — Ну да, Халк, верно, пострашнее будет. — Локи, происхождение тоже важно, но это не главное. Критерием…оценки являются наши поступки. До того, как стать одним из Мстителей, я…едва не привела к гибели человечество. Так что…я тебя отчасти понимаю. Попытайся и ты понять глупую мидгардскую девчонку: мне очень важно научиться владеть своими силами. Чтобы держать чудовище внутри. Победить его не получится — это борьба на всю жизнь. Ты сам должен решить, кем тебе быть: монстром или кем-то лучше. Не самим собой — если твоё истинное обличие тебя не устраивает. Это не притворство, и не маска — это стремление, работа над собой. Не для удобства окружающих, хотя и это не стоит полностью исключать… Колдунья под конец оживлённой тирады выдохлась и раскраснелась. Локи отводил глаза и явно сомневался, но что-то в его позе изменилось. Исчезла безнадёжность, он прислушался. — В таком случае, я проиграл. Уже давно. И это никак не исправить. — Нет, ведь ты жив! — горячо возразила Ванда. — Пока мы живы, мы можем изменить…что-то. Можем сделать выбор, исправить себя или ситуацию. — И как же? Как вернуть к жизни тысячи мёртвых? Погибших по моей вине? Особенно если учесть, что я не испытываю этой вины. — Если бы не испытывал — то не вспомнил бы сейчас. — Я лишь привёл пример. К чему этот допрос? — Хотела поддержать, — Ванда поднялась, отряхивая колени от земли. — А насчёт погибших по твоей вине… У нас впереди намечается встреча с армией Таноса. Ты многих можешь спасти. Не…в уплату долга, пойми меня правильно. Ради того, чтобы стать лучше. *** Локи в самом деле заходил ночью к Уолтеру и Романофф. Не спалось, и дело было не в храпе Тора. За один день трикстер умудрился обидеть сразу трёх самых близких: сестру, которую он почитал и уважал, как мать; брата, который был, в общем, и правда невиновен, но которому досталось на орехи по традиции; Адоная, который никак не отреагировал на отречение. Ведь Локи, по сути, отрекся — когда отдал кулон в виде львиной головы Тору. Небо не разверзлось, земля не содрогнулась. Просто стало горько и пусто. Локи отвоевал себе кровать, а Одинсон вытянулся на полу, по-военному. Положил под голову свернутый плащ, укрылся пледом, и сразу отключился. Сон не приходил; на сердце было неспокойно и мерзко. Боль должна была как-то исправить характер, открыть глаза, умудрить… Потеря Алекса должна была показать, насколько человек дорог, необходим, и прочее, и прочее, и прочее. Но встреча произошла нерадостная, она положила начало какой-то мучительной болезни, вроде звериного бешенства. Локи всё раздражало, он был как оголенный электрический провод. Иногда ему казалось, что с губ капает что-то кислотное, отравленное; эта иллюзия была такой прочной, такой материальной, что Локи привык судорожно облизываться, как змея или ящерица. Ну, и жара, конечно, не давала покоя. Африканское солнце жарило нестерпимо, пришлось накладывать на одежду, обувь и, главное, на кожу и волосы охлаждающее заклятие. Но свет всё равно бил по глазам, яркоцветие раздражало, хотя Локи как бог Озорства любил вольности и разнообразие. Но после Норвегии, после изящества и скромности Уолтеров трудно было привыкнуть к новшествам. Воспоминания собрались в две солёные крохотные капельки и скатились по вискам. Что-то слишком часто он начал разводить слякоть. Размяк, надо прекращать. Локи поднялся — при немало весе он мог красться практически бесшумно, и эта способность не раз играла на руку; подкрался к Тору, навис над ним, вглядываясь в какое-то детское простодушное лицо. Нет, всё-таки с Алексом они чуточку похожи. Теперь это не вызывает брезгливой усмешки. Локи присел на колени, невесомо коснулся ёжика волос. Почему-то днём показалось, что Тор не испугался йотуна. «Показалось» — ключевое слово, трикстер, верно, обманул сам себе, ослеп призрачной надеждой. Дрожь, прошедшая по телу Одинсона, была очень заметна. И Локи ни на миг не сомневался, что это была дрожь отвращения. А Алекс?.. А Алекс просто умеет держать себя в руках. Мысль показать свою йотунскую сущность пришла тогда, когда издали донеслись тяжёлые шаги Тора. Нехорошая такая мысль, отдающая желчью во рту. Но реакция оказалась слабенькой и неопределённой, что расшатало нервы ещё больше. Расшатало нервы… Локи еле держал себя в руках, хотя порой хотелось разрушить, испепелить всё вокруг себя. Хотелось впиться зубами в запястье, подобно зверю… Безумие снова начало подкрадываться к Локи. Но Алекс на этот раз был не психологом, не спасительным якорем — врагом. Предателем. Пальцы, тихонько перебирающие светлые волосы, дрогнули и отодвинулись. Лофт встал и выскользнул в коридор, накладывая на себя заклятие невидимости и утепляя лёгкую ночную одежду. Трикстер сам не понял, как оказался у незнакомой двери. Он проник в комнату практически беспрепятственно, научившись давно обходить коды и всевозможные замки. Магическая защита была бы проблемой — но к магам Локи не совался. Окно отражало блеклый, какой-то призрачный свет ночника, но Локи и без этого скудного освещения прекрасно видел в темноте. Миновал предметы, ни об один не споткнувшись — и встал у кровати, разглядывая спящих. Алекс чуть откинул голову и немного повернул её к плечу; это самое плечо скрыла копна огненно-рыжих волос. Романофф спала на боку, положив руку на грудь Уолтера — ладонь того съехала, но нетрудно было предположить, что пальцы людей были переплетены. Лицо Локи скривилось, руки сжались в кулаки. Он оглядел помещение, ища разбросанные в порыве страсти вещи — но тут словно споткнулся. Форма была аккуратно уложена на тумбы у изголовья. И никаких подозрительных складок, разорванных тряпок, царапин и других деталей, которые могли бы подтвердить теорию Локи. Тот разочарованно выдохнул: неужели Алекс и здесь не подвёл своей репутации недотроги? Да нет, быть того не может, перед Романофф никто не устоит! А может, они за неделю вдоволь друг другом насытились? Ноздри затрепетали, жадно ловя самую главную и коварную мелочь, о которой многие забывали и на которой многие попадались — запах. Вещи, кожа, сам воздух впитывали возбуждение. Но Локи снова ждало разочарование — запаха не было. Совсем. Ни застарелого, ни свежего. — Святоша… — пробормотал раздражённо трикстер и хотел было уйти — поглумиться не получилось, а вид умиротворенной счастливой русской кикиморы уже вызывал зубную боль. Но взгляд зацепился за детскую кроватку. Медленно, как зачарованный, Локи подошёл к колыбели. Ксения. Так звали девочку, насколько Лофт запомнил, будучи, между прочем, не в самом восприимчивом состоянии. Младенчик спал, причмокивая во сне губами и шевеля время от времени мизинцем. Локи стало откровенно обидно: зачем было приводить в их и без того уже не крепкую семью невоспитанную порочную женщину и этого пусть и милого, но проблемного младенца? Разве одного Локи мало было? Что за замена, чего Алексу не хватало? Неужели не о ком было заботиться? Некого было любить? Дёрнул ведь кто-то за язык вспомнить тогда Марго… Что тогда в голове Алекса щелкнуло — непонятно. Но щелкнуло судьбоносно. — Ты чужая, — прошипел Локи в маленькое круглое личико. — Ты всем чужая, приёмыш, которого взяли из жалости, из милости. Тебя будут обманывать всю жизнь, а потом ты узнаешь… Хотелось бы на это взглянуть. Малышка заворочалась. Локи продолжил свистящим шёпотом. — Ты никому здесь не нужна, твоих родителей все осуждают. Кстати, а ты знаешь, кто твоя мамаша? Убийца, линчивательница, лживая, двуличная тварь. Она однажды убила ребёнка. Безвинную девочку. Дочь Дрейкова — спроси у неё, как это было! И это лишь один из примеров — а представь, сколько желающих отомстить твоей матери. Ты станешь прекрасным средством. А твой отец… — Локи задумался, вспоминая, какую гадость можно сказать про Алекса. — А твой отец — бесхребетный мямля и подкаблучник. Девочка повернула голову на шёпот и открыла глазенки. Непонятно, видела она Локи или нет (скорее всего нет), но, верно, почувствовала чьё-то присутствие и неуверенно мяукнула: — Мя? А когда Лофт тронул персиковую щёку и шепнул: «До встречи, моя ненавистная», то сморщила личико и захныкала. Наташа заворочилась и привстала; ночнушка чуть съехала, оголяя плечо. Кожа была белая, нетронутая, шея — тоже. Никаких следов от поцелуев, никаких царапин. Хотя, может, просто Алекс слишком сдержан. Либо, действительно, любит возвышенно — однако Локи не мог воспринимать слово «возвышенно» без сарказма. — Ну, ты чего? Я здесь, всё хорошо… — пробормотала девушка и зевнула. Локи хищно улыбнулся и легонько ущипнул ребенка за ручку — Ксюша заплакала громче. Алекс тоже сел. — Ты спи, — хрипло ото сна сказал он, осторожно давя Романофф на плечо и возвращая свою пассию на подушки; поднялся, поправляя штаны и шаркая голыми ступнями. Подошёл к кроватке и взял дочку на руки, шепча и напевая что-то бессвязное. Локи смотрел на голую, всю в шрамах, теплую спину (также — без царапин и без помадных следов, что окончательно показало невинность и целомудренность отношений этих двух людей). В груди клокотало рычание: не так давно они были с Алексом родными людьми, а теперь — будто два врага. То есть… Алекс, может, так не считает и любит по-прежнему. Только вот ревностью большого тысячелетнего ребёнка пренебрегает. И очень зря. — Я тебе устрою ад, — пообещал Локи тихим вкрадчивым голосом. Алекс ничего не заметил или сделал вид, а вот Наташа обернулась и вгляделась в темноту. — Ты чего? Таша? — Ничего. Показалось… — выдохнула та. Локи не хотел возвращаться в комнаты. Ему было тесно, неуютно, как в клетке. А когда он столкнулся с Клинтом — так и вовсе свернул в главный коридор, который вёл на улицу. Лофт заснул на голой земле, но мутная и липкая полудрема не принесла ни покоя, ни облегчения: мелькали отвратительные морды читаури, позади них темнел силуэт кого-то огромного и с ободоюдоострым мечом. Фантомная боль ломала тело, а в уши змейками заползал вкрадчивый голос Эбони Мо: «Посмотри на себя… Ты чудовище, занятная, но опасная зверушка, которую лучше держать на цепи. Тебе нигде не будет места. Твой изъян будет всех отталкивать, и в конечном счёте ты останешься один на один со своим монстром». И Локи будто видел себя со стороны, в непонятно откуда взявшемся зеркале: ядовитую синюю кожу, наросты по типу рогов, красные глаза, чёрные ногти… Он закрывал лицо руками и отворачивался, но всё равно видел, словно образ был выжжен на сетчатке глаз. Вечером Ванда и Локи пришли на совет вместе, и, хоть держались несколько отчужденно, но сидели рядом и иногда переглядывались; Старк отсутствовал, но прислал Питера и Пеппер; Дракс зевал, Квилл игрался с кубиком-рубиком. Обстановка, в общем-то, была лучше, чем вчера, но долго засиживаться никому не хотелось — и это чувствовалась. В основном отчитывались Капитан Марвел, Фьюри и маги, которые модернизировали защитный купол. Однако, под конец произошло совершенно нежданное обстоятельство. Один из солдат зашёл в залу и, склонившись к уху Т’Чаллы, что-то взволнованно сообщил. Король кивнул — тогда воин пригласил кого-то войти, и перед собравшимися предстал мужчина, голую грудь которого покрывала жесткая шерстка, к поясу переходившая в самые настоящие меховые штаны. Вместо ног прибывшего были козлиные копыта; в кудрявой голове виднелись рожки, бородка, нос и уши явно не принадлежали человеку. — Равор! — воскликнул Алекс, поднимаясь с дивана. — Друг мой, как я рад тебя видеть… Фавн поклонился сперва Уолтеру, потом Локи, ища глазами Мэри; но той не было, она редко присутствовала на собраниях: либо сидела с Ксенией, либо ждала вместе с Баки Стива Роджерса. — Мои короли, у меня печальные вести. С прискорбием и негодованием я должен сообщить, что… — тут Равор залился краской и еле выдавил (было очевидно, что слова причиняют боль ему самому) — …Армия, собранная для грядущего сражения, сократилась почти вдвое. Гномы, великаны, многие звери отказываются покидать Страну-Второго-Неба и драться за своих королей. Локи вскочил на ноги, Алекс поражённо замер. Братья обменялись растерянными взглядами. — Разве эдрилионцы не хотят отомстить за павших? — спросил трикстер. — Гнев превратился в печаль, но и печаль забылась в Благословенном Краю, — отозвался Равор. Это был тяжёлый удар, и хотя армия эдрилионских правителей была внушительная, потеря целой половины означала изменения в общей стратегии. — Я должен поговорить с ними, — тихо сказал Алекс. — Это… возможно? Равор кивнул. — Мне стыдно за соотечественников перед вами, ваши величества, и перед Адонаем. Но даже имя Великого Льва произноситься теперь без почтения. Увы, наступили страшные времена, — но тут фавн вспомнил что-то и обернулся к Локи. — Ледяные Девы, однако, показали себя с самой лучшей стороны! Они готовы идти за вами хоть на смерть, хоть на пытки, все до единой. Глаза Лофта сверкнули, плечи расправились. — Я бы тоже хотел увидеть столь преданных мне воительниц. — Мы вернёмся этим же вечером, — сказал Алекс, и оба короля вышли в сопровождении Равора. Фьюри спрятал лицо в ладони, а Роудс пробормотал: «Час от часу не легче». *** Алекс и Локи и вправду вернулись почти под ночь. Уолтер выглядел настолько подавленным, что Лофту не хватило духу издеваться над человеком. Исход переговоров был очевиден, и полководцам в лице Т’Чаллы, Роджерса, Фьюри оставалось только разводить руками и пожимать плечами. *** Лев поднял голову и тяжко вздохнул, и вздох этот напоминал стол раненого. Неудивительно — от Адоная отвернулись те, кто был Ему верен.