Звон цепей

В руках тёмноволосый неуклюже держит масленную лампу, да та подрагивает, и подрагивается свет за ней. Тёмные уголки злосчастного замка освещают только лишь бурые отблески липких паутин стража сферы. До тех пор, пока яркий жёлтый свет фонаря не коснётся их и не затянет в свою пучину. Алый цвет — какая-то очередная шутка давно сошедшего с рельсов поезда-разума? В конце длинного коридора появляется дверь. Была ли она здесь ранее? Чёрт его знает. Поржавевшая ручка под тусклым мерцанием мелких лучей успела поблестеть несколько раз, перед тем, как Даниэль приметил её своими дрожащими ладонями. Ручка холодная, нет, ледяная. Казалось, в один момент она обожжёт кожу своей мерзлотой. Но этого не произошло. Смутным, затхлым воздухом, пробирающим всё это каменное строение, тяжело дышать. Сложно разобрать текстуру мрачных стен. Очертание расплывалось перед глазами и оставляло исключительно одну эмоцию — страх. Страх быть потерянным здесь, страх умереть, когда оживший кошмар подберётся слишком близко... Страх не вернуть здравый смысл и поникнуть в темноте, ведь лампа, постепенно затухая, потрескивая, выжимает из себя последние лучики света... Времени мало. Даниэль предвкушает ещё одну ужасную комнату. Он открывает дверь. Бездумно. Скрип громкий. Протяжный. Он звенит в ушах до боли жутко и пронзюще. Дверь медленно распахивается, и скоро комната перед ним оживает. Приглядевшись со второго раза, в блевотных красках: обширный стол с окровавленными наборами инструментов, не менее обляпанный той же жидкостью стол; головы и тушки собак, расчленённые тела других зверей... Ещё что-то... И все это... Шокирует. Даниэль завис. Его зрачки сузились в размер с игольное ушко. Однако дрожащие ноги сами решают пойти к двери напротив пира растерзанных тел. То был ещё один кабинет, но меньше. Стопки книг на столе, обширные, переполненные книгами шкафы, уютное кресло... Но всё это не давало покоя. Чуждо. Сверкает рукописный шрифт у носа археолога. Внеземные английские прописные буквы так аккуратно расположены на листке у шкафов, что притянули взгляд зленоглазого на себя. И, наверное, лучше бы он не читал, потому что вся информация невозмутимо колко врезалась в голову, чередуя рваное дыхание и скорую потерю здравого ума: "Страх и боль вызывают стресс, который в свою очередь высвобождает бешеную энергию в животном.", — гласило, — "Собрать эту энергию проблематично, ведь животное погибает в результате опыта." "судя по всему, только человеческие особи могут вырабатывать достаточное количество энергии." "Возможно, это связано с тем, что они осознают всю жестокость эксперимента и их страх многократно усиливается." Это не та история, которой хотелось бы восхищаться. Нет. Это одна из тех мерзких вещей, которые при чтении вызывают сущий кошмар и чувство рвоты. Желание разорвать листы к чёрту и промыть мозг, лишь бы забыть непрошеную историю как можно скорее. Сколько ещё в этом бренном замке загадок? Сколько ещё времени осталось до того, как Даниэль свихнётся? И когда он всё вспомнит? Оставалось гадать. Но парень смотрит наверх. И хватается за кирпичи многострадальными пальцами. Пошатывается рассудок, пошатывается он сам. Он опирается о стену, потому что его действительно сейчас вырвет. Тело валится, подобно мешку с мясом на пол, и там он рвано черпает воздух, алчно глотая его, будто совсем скоро кислород исчезнет насовсем. Так жадно и так живо, как это только возможно. Даниэль выбегает из комнаты чуть ли не на коленях, потому что ноги действительно ломит. — Сколько ещё раз... — впопыхах шепчет он себе сорвавшимся голосом, — Сколько ещё мне раз нужно для того, чтобы понять — это не мой сумасшедший бред!? Даниэль отчаянно бьет кулаком по стене. Она содрагается, и маленькие камушки откуда-то сверху падают наземь. Хаотичный звон цепей откликается непонятно откуда, ведь галлюцинации вскружили голову. Безумство. Тот подобрался к самому ближнему окну в полусогнутом стостоянии. Рама столь хрупкая кое-как держала потрескавшееся стекло. Казалось, один неверный звук и она расколется насовсем... За окном деревья. Прекрасные свободные деревья, покрытые дымком у самых корней. Землю не видно. Она растворилась в серых оттенках ночного тумана. Лес всё ещё был для него своеобразной отдушиной. Спасением, на которое он смотрел и хотел смотреть постоянно. Бренненбург долго сдерживал незваного гостя, а Даниэль знал: рано или поздно душистые ели раздавит под гнётом ожившей ненасытной кровью твари, чьё звание никак не уложится в голове — тень...