Союз

Хинате хотелось бы быть одной сейчас. Ступать по улицам, старательно обходя лужи, которые высыхали до конца только жарким летом, проверяя землю или бетон под ногами, боясь поскользнуться. Самостоятельно кутаться в плащ. Не прятаться от взглядов смелых и не замечать, как не смелые разбегаются при виде её неадекватного… сожителя. Нет, серьёзно, Хьюга была бы счастлива дойти до врача сама, а не в компании Мадары, который ворчал на дождь – и это в селении Дождя! – и людей, допытывался, что не так, и определённо был раздражён «прогулкой». Но ведь его и не тащил никто: сам не отпустил девушку одну и вызвался проводить. А теперь только ворчит и ругается, как старый дед, пугая своим видом мирных жителей. Сама Хината не пугалась – привыкла и умела отличить ярость от «вы все бесите просто так», но не понимала подобный акт насилия над собой. Последнее время Учиха всегда был таким. Сидел дома и ворчал, что она его никуда не отпускает, хотя это совсем не так; ругался на неё за уборку, отказываясь всё сделать самостоятельно и будто бы не понимая нежелание Хьюга жить в свинарнике; то мрачно выкуривал столько сигарет, что за входной дверью начинал кашлять даже Зецу, то обращался с Хинатой, как с хрустальной вазой. Несчастного Зецу, к слову говоря, Мадара в целом не подпускал слишком близко и частенько грозился «разложить обратно на молекулы», чтобы это ни значило, но вместо выполнения угроз посылал шпионить в ближайшие города. Девушка уже начинала сочувствовать этому странному шиноби. В общем, любимый Учиха вёл себя не совсем адекватно, и Хьюга бы беспокоилась, но подвергающийся гормональным перестройкам организм бодро вырабатывал эндорфин, поэтому её хороший настрой почти никуда не уходил. И конфликтовать с Мадарой не хотелось – и страшно, и неприятно. Хината хоть и стала уверенней, но не настолько; она решила подождать, когда буря утихнет. Быть может, успокоившись, Учиха объяснит, в чём дело. Но в больницу она его твёрдо решила не пускать. - Подожди меня, пожалуйста, здесь, - спокойно попросила она, обернувшись к Мадаре. Мужчина был мрачен. - Ты так и не сказала, что стряслось? – раздражённо. Может, ему хочется снова заняться ринненганом? Или он хочет вернуться к своей прежней жизни и не быть привязанным к ней? Хьюга вздохнула. Её всё чаще посещали такие мысли, но если задумается над своим положением балласта Мадары всерьёз – плохо станет. И больно. И как же ему всё-таки объяснить, что ничего не стряслось, и пришла она, чтобы унять собственную безосновательную панику? - Мне кажется, что у меня слишком большой для срока живот, - сказала всё же Хината, боясь, что её слова покажутся мужчине глупостью. – Я хочу на всякий случай обследоваться. Учиха закатил глаза и отвернулся. - Всё хорошо? – не выдержала всё же Хьюга. - Иди уже. Мадара бесился на самого себя. Какой-то гадкий голосок глубоко внутри пищал о том, как он мог скатиться до такой жизни, и невольно его приходилось слушать. А спустя секунду Учиха приходил в себя. Какой – такой? С Хинатой? Хьюга молча терпела все его выходки и идеи, её он сам позвал к себе – и она пришла, а ещё Хината вынашивала нового человека для этого мира, возмещая хотя бы одну потерю из множества людей, павших от его руки. За это мужчина обязан был носить её на руках, а вместо этого ведёт себя… И не объяснишь ей толком, не привык он разговаривать. Его никто не держал в четырёх стенах, однако он оставался, боясь, что случится беда с хрупкой сейчас Хинатой; но тот же самый голос науськивал и доводил до бешенства. Хотел помочь, но готов был расколошматить почти любой предмет в своих руках об стену. Курил не табак, а дерьмовые сигареты, хоть и замечал, что девушку сейчас подташнивает от запаха, и иногда, приходя в себя, предпринимал жалкие попытки искупить вину. Идиот? Несомненно. А что бы сказал Изуна? Дал бы в лоб на спаринге, отругал и подвёл итог, что он ведёт себя, как полный мудак. Что мало какая женщина согласилась бы находиться рядом с ним в принципе, что Хината любит его – но он заставляет её сомневаться во взаимности. Что если и дальше так пойдёт, то Хьюга уйдёт от него назад в Коноху, и вернуть её не удастся – добровольно не согласится, за нападение не простит. Да и он же сам хотел спокойной жизни! Хотел её, живя в войне; другое дело, что в Конохе не нашёл. Ну и что, что привык не к такому? Пару недель назад всё нормально было. А теперь ведёт себя, как последняя сволочь, так, что Хината улыбается только ребёнку, касаясь своего живота и прикрывая глаза. Мудак? Мудак. И сегодня – мог ли он отпустить её одну по скользкой улице? Вдруг упадёт, ударится, поранится… Но сам наговорил глупостей и в целом не самых приятных вещей. Неудивительно, что Хината не хочет говорить реальную причину своего беспокойства. Хьюга вышла из здания спустя минут сорок. За это время Мадара выбросил сигареты, успокоился и решил объяснить, что не в ней дело. Но девушка держала ладонь на верхней части живота, а её глаза подёрнула странная дымка задумчивости – окружающий мир ей не был в данную минуту интересен. - У нас двойня, - шелестяще спокойно произнесла Хината. О как. «У нас». И… двое. Вдруг она подалась вперёд и повисла у него на шее. - Я тебя люблю! Учиха успел удивиться, растеряться, как подросток, и прижать её к себе, показывая, что он не против таких жестов. От абсолютно счастливого вида и слов Хинаты, как будто нет лучшей судьбы, чем носить его детей, мужчина успокоился. Отнести её что ли домой на руках?.. Гадкий голосок глубоко в душе Мадары замолк раз и навсегда.