Разучились любить

      У неё скверное настроение. Снова. По пальцам одной руки можно посчитать, сколько раз за последние сто лет она была в духе. Афродита возмущённо поджимает идеально очерченные, словно из мрамора вылепленные губы и закатывает глаза. Картина, разворачивающая неподалёку, напоминает ей самый настоящий дешёвый спектакль. Мужчина дарит своей спутнице букет цветов, целует её в щёку и помогает усесться за маленький столик.       Отвратительно просто, фальшью несёт за несколько миль. Удивительно, как остальные этого не замечают.       Афродита знает, что этот мужчина ничего не чувствует к девушке, с которой проводит время. А та ему улыбается, глупая. Едва в рот не смотрит и улыбается так широко, что глаза слепит. В его взгляде нет ни грамма искренности и заинтересованности, он просто хочет снять девочку на вечер и приятно провести время. Банальное удовлетворение физических желаний. Высокой псевдо-духовностью здесь и не пахнет.       Но это нормально. В реалиях современного мира иначе не бывает. Сидя здесь, в небольшой кафешке на окраине Лиссабона, Афродита как никогда чётко понимает простую истину, которую долгое время отгоняла от себя.       Люди попросту разучились любить.       Богиня сокрушённо качает головой, из-за чего прядь светлых волос выпадает из идеальной причёски. Они жидким золотом переливаются под тёплыми лучами солнца, вызывая зависть у проходящих мимо женщин. Ещё одна черта, которая её раздражает в людях. Как говорил классик — это чувство дрянной категории. Но по-другому смертные не умеют. Они не в силах устоять перед красотой Афродиты, имя которой служит синонимом великолепия. Не зря боги когда-то давно признали её прекраснейшей. Заплесневелое яблоко раздора до сих пор лежит где-то дома вместе с остальным хламом из прошлого.       Но Афродита чувствует, как красота её медленно увядает. Уходит вместе с силами, которые она на протяжении тысячелетий подпитывала людскими сердцами. А теперь её время прошло. Люди больше не любят. Люди нашли себе кучу других увлечений и проблем, чтобы не уделять внимание подобной сентиментальности.       Любовь нынче не популярна. Любовь — это что-то обыденное и давно забытое. Любовь — это разменная монета и кратковременная услуга. Её сейчас модно брать в кредит. Стоять у алтаря, произносить клятвы верности и вечности, чтобы нарушить их уже через год. Любовь воспринимается людьми как сама болезнь, а не лекарство от любых недугов. А болеть никто не хочет. Это ведь так ужасно — быть зависимым от другого человека, вложить ему в руки своё сердце и довериться. Людям не хватает храбрости, они утратили её давно. Теперь доверие для них — слишком большая роскошь. А любовь… так, валяется где-то на запылённой полке.       Афродита делает глоток кофе и отставляет чашку в сторону. Её глаза цвета чистых вод Эгейского моря скользят по окружающим, поочерёдно останавливаясь на каждом из них. Работа, деньги, работа, просто секс, деньги, путешествия, скандалы в семье, работа. Скучно и однообразно. Они все заперты в стенках своего ограниченного мозга, не отрываясь смотрят в экраны гаджетов, а затем идут в эти огромные каменные коробки и сидят там до самой ночи. Но самое плачевное, что несмотря на все их потуги в стремлении стать лучше и узнать больше, Афродита их даже умными назвать не может. Это отупевшая цивилизация двадцать первого века. В голове мелькает мстительная мысль, что Афине приходится ещё хуже, чем ей. Каждый день смотреть на эти деградирующие лица — так и собственную мудрость растерять можно на раз-два.       Рядом с кафешкой останавливается спортивный автомобиль. Насыщенного алого цвета, как сок спелого граната. Или как кровь. Каждый видит в этом что-то своё.       Высокая мужская фигура появляется в поле зрения, и Афродита, не скрываясь, облизывает взглядом широкие плечи, обтянутые тканью чёрного пиджака. Рубашка в тон расстёгнута на пару пуговиц и обнажает загорелую гладкую кожу. Дита смотрит на крепкую шею, переводит взгляд выше к волевому подбородку и замечает губы, изогнутые в улыбке, предназначенной ей одной.       Только ей он улыбается. Только ей позволяет увидеть другую свою сторону, не искажённую яростью и гневом.       Арес усаживается прямо напротив, одним своим появлением меняя царящую кругом атмосферу. Люди разом напрягаются, чувствуют себя некомфортно, становятся раздражительными. Афродита с удовольствием смотрит, как девушка, которая ещё совсем недавно улыбалась своему кавалеру, теперь обвиняюще тычет в него пальцем и громко возмущается.       Поразительно просто. Люди с бараньим упрямством игнорируют богиню любви, но не раздумывая приносят жертву кровавому богу войны. Они готовы ругаться до посинения, спорить и доказывать свою правоту, поглядывая на столовые приборы, которыми, в случае необходимости, легко можно убить. Но не хотят даже на секунду приоткрыть свои сердца для более лёгкого и воздушного чувства.       — Не стоит на них обижаться, Дита. Давно доказано — люди не созданы для любви, но идеально подходят для войны.       Его голос насмешливый, но твёрдый. Афродита всегда умела различать эти стальные нотки среди показного равнодушия. Пожав плечами, она широко улыбается и переводит взгляд на Ареса. Взгляд у него острый и режущий, как лезвие клинка. Арес, несомненно, красив, но красота эта порочная и дикая как у хищника, которого не приручить. Как бы ни пытался, как бы ни старался, всё равно он скалит клыки и норовит укусить. У Ареса тонкий шрам над бровью и ещё один пониже, на скуле. Но они его совсем не портят, наоборот придают каплю того самого загадочного шарма, на который веками ведутся представительницы слабого пола. На смену доспехам пришли дорогие костюмы из последней дизайнерской коллекции, а вместо колесницы — автомобиль кричащего красного цвета.       — Где ты был? Я заждалась, — Киприда дует пухлые губы, хотя прекрасно знает, что на бога подобные приёмы не работают.       — То тут, то там. Слишком много дел в последнее время, смертным неймётся, — он произносит это с таким превосходством в голосе, что на мгновение становится страшно. Кровавый бог, как правило, доволен только после того, как сопроводил сотни людей на тот свет. Работы Харону прибавится, спасибо он не скажет.       — У тебя тут осталось немного, — она тянется к нему и пальцем касается маленькой красной капельки на крепкой шее. Стирает её и, обратно откинувшись на плетёную спинку стула, задумчиво рассматривает кровь на подушечке пальца. — Всегда считала это несправедливым. Почему и у войны, и у любви цвет красный?       — Хочешь пофилософствовать? — Арес смеётся, но, заметив её расстроенный взгляд, замолкает. Лицо у Диты очаровательное, даже когда окрашено грустью. Длинные ресницы бросают тени на бледный бархат кожи, а в голубых глазах застыла вселенская печаль. Его собственный триумф заглушается, притупляется, отходит на второй план как нечто незначительное. Он накрывает ладонью её руку, лежащую на столе, и не сильно сжимает.       — Они разучились любить, — тихо говорит Афродита, озвучивая вслух мысль, которая гложет её и жрёт изнутри. Маленькая слезинка стекает по щеке, и богиня торопливо смахивает её рукой. Она всегда была очень чувствительной и ранимой. Наверное, потому и потерпела сокрушительное поражение. Пока остальные продолжают цвести, идя в ногу со временем, она затухает, как пламя в горнилах Гефеста.       — Это их проблема, не твоя. Настанет время, когда они вспомнят о подобных простых истинах, но будет поздно. Ярость сжигает их изнутри, они хотят не мира, а жаждут войны. И я её им дам. Лишь утопая в собственных слезах и захлёбываюсь кровью, они вспомнят о тебе.       — Но будет слишком поздно, — богиня печально улыбается. Его слова как острые кинжалы разрезают её пополам, оставляют незаживающие кровоточащие рубцы.       Арес встаёт и подходит к ней, протягивает руку, помогая подняться. Пальцами заправляет светлую прядь шелковистых волос ей за ухо и, наклонившись, целует приоткрытые губы. На вкус как самая сладкая амброзия, и с веками это не меняется.       Со стороны, наверное, они выглядят как самая стандартная парочка, сошедшая с кадров голливудского фильма. Он весь в чёрном, она в красном платье, идеально облепляющем стройное тело. Людям не дано увидеть кровь, которой они оба залиты с ног до головы. Только у Ареса это кровь поверженных врагов, а у Афродиты её собственная, сочащаяся из рваных ран, оставленных людским равнодушием и холодом.       Гермес однажды назвал их самым клишированным и банальным дуэтом в истории. Плохой мальчик и хорошая девочка, такой избитый до дыр сюжет, воспетый в мифах и по сей день являющийся центровой идеей многих произведений. Этакая вера в лучший исход, что хорошая девочка обязательно исправит плохого мальчика. Только это всё неправда, это лишь фальшивка, в которую людям нравится верить. Они ведь не бракованные какие-то, не поломанные. Им не нужно исправлять друг друга, перекраивать под свои идеалы. Им достаточно просто посмотреть в глаза напротив, чтобы в очередной раз убедиться в правильности своего выбора, который не меняется на протяжении тысячелетий.       — Пойдём, Дита, — он тянет её за собой, а Киприда послушно идёт. Потому что иначе не умеет, потому что всегда шла за ним.       Потому что Арес один из немногих, кто до сих пор умеет её любить.       Потому что красный — это их общий. Цвет незатухающей веками в сердце войны.