Все непросто

       - Хочешь подержать его? - этот совсем простой и в общем-то естественный вопрос Адалинды на несколько секунд вводит Ника в ступор. Он не уверен, что готов прикоснуться к ребенку. Да и самому мальчику, кажется, вполне комфортно на руках у его матери, - Он не сломается, - мягко улыбается Адалинда и Ник, почти против своей воли, делает пару шагов навстречу. В его руки ложится сын. Родная кровь. Ник судорожно пытается вспомнить все, что слышал о младенцах от друзей, у которых есть дети. Ему самому было как-то не до того, чтобы читать специализированную литературу для молодых отцов. Кажется, новорожденным нужно поддерживать голову…       Бёркхардт был полностью готов к тому, что грудничок закричит, едва оказавшись у него в руках. Но он спокоен. Зевает беззубым ртом, чихает, жмурится, морщится, шевелит крохотными пальчиками. Словно знакомится с собственным телом, пытается узнать себя. Ник чувствует себя завороженным. Возможно, это еще не любовь к сыну. Но это, определенно, стимул к тому, чтобы жить и бороться дальше. Стимул становиться сильнее, чтобы этот мальчик рос, был крепким и сильным. В какой-то момент, Ник почти забывает, что кроме них двоих в палате есть еще и мать мальчика.        - Я думала, как его назвать, - Адалинда заговорила всего через несколько секунд, но Нику кажется, что ее слова доходят до него словно с большой задержкой. Пожалуй, впервые с тех пор как вошел в палату действительно сосредоточился на ней.        - Может, еще рано? - сейчас он не готов играть в счастливую пару, которая радостно выбирает имя для новорожденного. Это история не про них. Хочет снова посмотреть на сына, но Адалинда уже все решила.        - Келли, - с детства знакомое имя врывается в сознание Ника волной смешанных тепла и боли. Заставляет замереть и смотреть только на мать своего сына, которую еще несколько недель назад он ненавидел больше, чем кого бы то ни было в этом мире. Теперь, когда у него на руках их общий “поровну” сын, ненавидеть ее становится гораздо труднее. Почти невозможно.        - Ладно, - вот и все, что он может сказать. Снова смотрит на ребенка, на Келли, мысленно привыкая к тому, что теперь это не только имя его матери.       Они молчат, потому что не знают пока, что еще можно сказать друг другу. Ник качает на руках ребенка, понимая, что он медленно засыпает.       Еще, он чувствует на себе взгляд Адалинды. Она будто напряженная струна. В ее жизни уже был ребенок, которого она передала на руки отцу и больше с тех пор не видела. Блондинка пристально следит за каждым движением мужчины, пока он не решается вернуть ей сына. Передавать его из рук в руки немного страшно. Такой маленький и хрупкий. В руках Ника уже побывало немало артефактов, за которые многие убивали и отдавали свои жизни. Но никогда прежде его рук не касались настоящие драгоценности. А жизнь этого малыша действительно была невероятно ценной.       От него не укрылся облегченный вздох Адалинды, когда ребенок снова оказался у нее в руках. Склонившись, женщина коснулась младенческого лобика губами.        - Я… я побуду с вами, - Ник сел в стоящее в палате кресло и будто пропал где-то в потустороннем мире собственных мыслей. Но краем сознания следит за происходящим, заметил, что Адалинда и сама начала засыпать, - Хочешь, возьму его? - он единственный раз нарушил тишину в палате. Шейд не ответила, только покачала головой в полудреме, продолжая кончиками пальцев успокаивающе постукивать по спинке малыша.       Ник смотрит на свою новую неожиданно приобретенную семью. У судьбы, определенно, черное как уголь чувство юмора, если она решила так столкнуть злейших врагов. Адалинда права - им нужно прекратить вражду. Келли этого заслуживает. Но умом принять такое решение куда проще, чем сердцем.       Розали постучала в дверь, заглянула, чтобы окликнуть его и жестом попросить выйти. Направляясь к двери палаты, Ник не сводит взгляда со спящего сына. Это крохотное живое существо сейчас - пожалуй - единственное, что позволяет сохранять рассудок. Единственное хорошее, что случилось за последнее время.       Должно быть, стены родильного отделения привыкли к другим разговорам - как себя чувствуют мама и малыш, на кого похож новорожденный… Но их случай особый. Келли Бёркхардт выбрал очень непростое время для появления на свет. И очень непростые обстоятельства. Вместо того, чтобы принимать поздравления от лучших друзей, его отец коротко рассказывает о западне, о смерти агента Чавез. Ник жаждет действия. Адреналин, гнев, растерянность играют в крови бешеным коктейлем.        - Я побуду с Адалиндой и малышом, - пообещала Розали, когда Ник, Монро, Хэнк и Ву уже готовы были направиться к дверям родильного отделения. Лицо Гримма неожиданно смягчилось.        - Келли, - поправляет он подругу, - Она предложила это имя.        - О, - лишь на долю секунды Розали кажется обескураженной, но мгновенно берет себя в руки, - Ник, это хорошее имя.       Гримм едва заметно кивает, коротко отдает приказ своему маленькому “отряду”: “Едем”. Должно быть, в эту судьбоносную ночь, ему просто страшно на самом деле остаться наедине с самим собой. Захлебнуться в вихре воспоминаний и сожалений. Сожалений о том, что матерью Келли стала не та женщина. Сожалений о том, что не может даже просто поговорить с подарившей ему сына женщиной. Хвала небу за проклятие его семьи. Хвала небу, что в эту трудную ночь ему есть о чем думать, чтобы не сойти с ума от изменений в собственной жизни.       Под утро, вернувшись в больницу, он столкнулся с Розали у автомата с кофе.        - Келли унесли в палату для новорожденных, - информирует Рыжехвост, с трудом подавив зевок и размешивая сахар в пластиковом стаканчике с напитком.       Подойдя к комнате, где за стеклом лежат новорожденные, Ник долго просто смотрит на спящего сына. Он рад остаться в одиночестве. Когда нет рядом друзей, которые смотрят так сочувственно, словно он умирает. Нет Адалинды, которая выглядит затравленным зверем и похоже до сих пор не верит, что этого ребенка у нее не отнимут. Заметив молодого отца, дежурная медсестра подходит к кювезу с Келли, вопросительно кивает Нику, словно без слов спрашивает: “Это Ваш?”. Ник ответил утвердительным кивком и медсестра ловко подхватила малыша на руки, чтобы дать отцу полюбоваться. Медик справляется так легко, словно это не живой младенец, а тряпичная кукла. Нику до ее ловкости в обращении с ребенком еще тренироваться и тренироваться. Да и Адалинде, пожалуй, тоже. С Дианой у нее не было времени наловчиться.       Рядом с Ником останавливается еще один молодой мужчина, обнимая за плечи очень худую женщину в возрасте.        - Вот он, твой внук, мама, - парень гордо указывает на малыша через кювез от Келли. Ник чуть склонил голову в их сторону, медсестра согласно кивает и кладет Келли обратно в колыбель.       Ник еще несколько минут стоит, следя за каждым хаотичным движением своего ребенка и, собравшись с силами, направляется в сторону палаты Адалинды. Игнорировать ее теперь точно не получится.        - Как ты? - участливый вопрос слетает с его губ таким тоном, каким он не со всеми подозреваемыми на допросах разговаривает. Но отрегулировать это Ник уже не в силах.        - Нормально, вроде. Келли в другой палате, - Адалинда словно сама не верит, что Ника в ее палату может привести что-то еще, кроме желания еще раз взглянуть на сына.        - Я знаю. Я был там, - Ник сразу перевел взгляд на Розали, а Адалинда недоверчиво нахмурилась. Ей показалось из-за обезболивающего или левый уголок губ Ника только что дернулся, будто мужчина готов… улыбнуться? - Спасибо, что осталась. Езжай домой, Монро тебя ждет, - Ник прощался с подругой, а Шейд думала о том, чтобы поговорить со своим врачом. Если ей мерещатся улыбки Ника после этого препарата безопасно ли кормить Келли?        - Ладно, - жена Потрошителя собирается, а Ник снова обращается к матери своего сына:        - Скоро вернусь, - развернувшись к двери, он даже не заметил изумленно-испуганного выражения лица блондинки. Она ожидала “зарытия топора войны”, но никак не внимания к своей персоне и участливого тона.       Он правда вернулся всего через пару минут, снова сел в кресло.        - Вас выписывают уже завтра? - голос немного сухой, но ничего плохого в нем нет. Адалинда ответила только кивком, - Я отвезу вас с Келли к себе, если ты не против, - и снова ее кивок. Что еще она могла ответить, - Скажи мне, что нужно. Я совершенно ничего не знаю о нуждах младенца. Одежда, игрушки, что ему нужно?        - Подгузники, - спешно ответила Адалинда, вспомнив свой предыдущий, слишком короткий опыт.        - Понятия не имею, как их одевать, - Ник говорит просто чтобы говорить, чтобы не было этих нелепых пауз, которые только нагнетают обстановку.        - Мне сказали, что утром придет медсестра, чтобы все нам показать, - Адалинда нервно теребит край голубого пледа, которым укрыты ее ноги, - Если, конечно, ты останешься.        - Останусь, - коротко заверяет ее Ник.        - Я просто думала, у тебя могут быть какие-то дела, - она отвела взгляд к окну, безуспешно силясь различить улицу сквозь опущенные жалюзи.        - Я останусь, - твердо, но без нажима повторил Ник. Несколько часов назад, он совсем не был уверен, что к месту здесь. Теперь, никаких сомнений нет. Его место здесь - в жизни маленького мальчика и его до смерти напуганной матери, за которых он теперь отвечает перед всем миром и перед самим собой.