Тьма

– Ламаник, остановись! Она просила его, почти умоляла. Много раз. Она видела, что это не доводит до добра, что он истязает себя, теряется в этой черноте, буквально растворяется в ней. Ламаник всё больше превращался в опасного телепата, в котором почти не осталось ничего человеческого. Уилл Сайфер знал, как подчинять своей магии. Но Пасифика продолжала надеяться, что он слышит её. – Пожалуйста, пока не поздно: остановись. Раз за разом, снова и снова она повторяла ему эти слова. Голос дрожал, надежды было всё меньше, но пока он хоть как-то реагировал – она продолжала. – Я прошу тебя, Ламаник, остановись! Он не останавливался. Магия Уилла плотно пустила в нём корни. И он тянул Пасифику за собой. – Прекрати ходить сюда, Пасифика! – огрызался он, когда она снова появлялась в Шатре Телепатии. Её появления выбивали его из колеи. Он не мог сосредоточиться и допускал ошибки. Он путал слова. Он не мог сотворить простейшее заклинание. Он пугал зрителей злобным видом. Он боялся её прихода и вздрагивал каждый раз, когда сталкивался с пронизывающим взглядом голубых глаз. Она смотрела прямиком ему в душу, добиралась до самых глубин – отчаянно, упрямо и совершенно безнадёжно. Она лишь причиняла боль и ему, и себе. Но именно эта боль удерживала его на плаву и не давала потонуть окончательно. Именно за её пронизывающий взгляд он цеплялся, чтобы не уйти на дно и ещё немного побыть на поверхности. И именно это – его отчаянные попытки удержаться – тянуло за собой Пасифику. Нельзя рассчитывать на спасение, когда влюбляешься в саму черноту – она должна была понимать это! – Ты светлее всего этого, Ламаник. Она верила в то, что говорила. Она видела в его душе свет – где-то глубоко-глубоко, под огромным слоем черноты, которая покрыла всё его существо. Одна Пасифика – больше не видел никто, даже он сам. Ламаник видел лишь тьму, пустую и пугающую, но слишком сильную и цепкую, чтобы оставить её. Давно уже не было того Ламаника, которого Пасифика так упрямо старалась спасти. – Ты сам выбираешь свой путь, Ламаник. Да, он выбрал сам. И её на этом пути не должно было быть! Он должен был идти один, без помех, без боязни на что-то наткнуться и что-то разбить. Без боязни ранить Пасифику. Тьма должна была укрывать, а не отпугивать. Тьма должна была давать власть, а не отбирать покой. Но он боялся. Покоя не было. Он снова и снова натыкался на Пасифику, которая твердила одно и то же: «Остановись! Одумайся! Ещё не поздно отказаться!». Тёмная магия против светловолосой девушки. – Прекрати ходить за мной! – требовал он от её образа, который являлся ему во снах. Или он требовал этого от Уилла? – Перестань меня преследовать! – повторял Ламаник снова и снова её силуэту, который мерещился ему всюду. Или он пытался возражать синему треугольнику в шляпе? – Замолчи! – приказывал он её голосу, который непрестанно звучал в его голове. Или он пытался выгнать из своей головы злобный смех Уилла? Он не мог существовать без тьмы и не мог существовать без Пасифики. Но тянуть девушку за собой значило бы погубить её. Он кричал, ругался, грубил, требовал – делал всё, чтобы отпугнуть, отбросить подальше. Она упрямо шла за ним на верную гибель, не боясь захлебнуться. Она отказывалась возвращаться на берег без него и медленно тонула вместе с ним. – Ламаник, прошу, остановись! Пасифика видела, что Ламаник всё больше теряет спокойствие. Не было хладнокровия и невозмутимости. Он сердился на неё, выходил из себя, он стал нервным и дёрганым, все его движения были резкими, а слова – ядовитыми. С каждой их встречей это усиливалось. Она понимала, что он борется. Борется с чернотой, борется с самим собой, борется с властью Уилла. И с ней. С ней он тоже боролся. И она понятия не имела, кто лидирует в этой схватке. Но не сдавалась. Пока борьба шла – был шанс. – Пожалуйста, Ламаник, оставь это. Он отворачивался, сжимал ладони в кулаки, стискивал зубы, но она видела, как трясутся его руки и как напряжены его скулы. – Уйди, Пасифика! Она не могла уйти. Она должна была бороться вместе с ним. Она не могла его бросить один на один с тьмой. В конце концов случилось неизбежное – он ранил её. Она снова пришла в Шатёр перед шоу, снова спутала ему все карты, лишила его покоя. Снова её мягкий голос умолял его отказаться от губительной магии. Её голос сильно дрожал – и заставлял дрожать всё внутри него. Глаза светлой девушки смотрели в его тёмную душу, освещая её – и тьма злилась. Тьма требовала прекратить это. Тьме было неприятно, а Ламанику – мучительно больно, просто невыносимо это терпеть. И страшно. – Уходи! Он повернулся к ней спиной, пряча взгляд. Он закрыл глаза и старался дышать глубже, чтобы успокоиться. Он должен был прийти в себя, но всё равно видел перед собой Пасифику: взволнованную, напуганную, искреннюю и светлую. – Ламаник, остановись! Я знаю, что ты можешь с этим справиться. А я могу тебе помочь. – Нет! Он не помнил, как это сделал. Не осознавал. Он лишь видел, как голубой луч сорвался с его руки и врезался в Пасифику. Он видел, как она упала, скорчившись от боли. Всё было как в замедленной съёмке. Борьба шла целую вечность: он рвался помочь ей, пока не поздно, но тьма заставляла стоять на месте и смотреть на плод своего труда. Каждая клеточка его тела стремилась к ней, но каждая тёмная часть его души восставала против. Было физически больно сопротивляться. Сделать шаг стоило нечеловеческих усилий. Голос Пасифики просил о помощи, голос Уилла приказывал стоять на месте. Пасифика всё больше бледнела, задыхаясь. Светлые волосы беспорядочно разметались по тёмному полу Шатра. Светлая девушка упрямо ворвалась в его тёмную жизнь, говоря, что он справится, что сможет остановиться и преодолеть в себе тьму. Светлая девушка верила в него. Ламаник не хотел губить её. Он успел пробормотать контрзаклинание прежде, чем голову пронзила невыносимая боль. Он не сразу понял, что крик, который он слышит – его собственный. В лёгкие Пасифики кислород поступил резко. Она жадно глотала воздух и никак не могла отдышаться. В ушах шумело. Она не сразу поняла, что это не шум. Это был крик. – Ламаник! Она кинулась к нему, не раздумывая, наплевав на собственное полуобморочное состояние. Пасифика видела, что он на грани. Вот-вот всё решится: свет или тьма, она или телепатия, жизнь или смерть. Парень стоял на коленях, схватившись за голову, кричал и трясся всем телом. Она не могла ему помочь. Он должен был выбрать сам. Но она всё равно пыталась. Пасифика обхватила его руками так крепко, как только могла. Ламаник продолжал трястись – кажется, ещё сильнее, чем раньше. – Ты справишься, – бормотала она. – Ты должен справиться. Ты сильнее тьмы, ты только что доказал это. Ламаник едва её слышал и совсем не понимал смысла её слов. Он понимал только одно: безрассудная девчонка снова рядом, даже несмотря на то, что он чуть не убил её! Неужели она не понимает, что пойдёт ко дну вместе ним?! Парень попытался оттолкнуть её, но не смог: она слишком крепко обнимала его, а он слишком много сил тратил на то, чтобы не потерять себя. Боль пронизывала всё тело, каждый нерв, каждый орган, каждую клетку. Тьма жестоко мстила за то, что он изменил ей. Тьма была собственницей и желала владеть им полновластно. Ламаник больше не хотел таких мучений. Нужно было освободиться – или сдаться. – Ты сможешь, – продолжала бормотать Пасифика ему на ухо. – Ты сможешь, Ламаник. Он слышал её голос: часть жаждала раствориться в нём, часть – заставить его замолчать. Темнота знала, кто самый опасный её враг на этой арене. – Пасифика… Уйди… Ламаник с трудом выдавил из себя эти слова. Он чувствовал, как закипает злость: ещё немного – и он снова швырнёт в неё заклятьем. Чернота изо всех сил сопротивлялась её свету и стремилась уничтожить её. Ламаник не хотел это делать. Она должна была уйти! – Я не уйду, – тихо, но твёрдо произнесла Пасифика. – Я никуда не уйду, Ламаник. Я буду рядом. Она немного отстранилась и посмотрела ему в глаза. Его зрачки расширились, глаза казались почти чёрными. Снова. Снова этот пронизывающий взгляд её голубых глаз. Самый страшный и самый мягкий в мире взгляд. Пасифике казалось, что Ламаник её не видит, но он видел. Видел слишком отчётливо: голубые радужки глаз, побледневшие искусанные губы и светлые пряди длинных волос. – Ты должна уйти. Он продолжал трястись. Она покачала головой. Пасифика знала, что это глупо, но не видела другого способа. Нужно было пробудить всё то человеческое и доброе в Ламанике, что ещё было живо в нём. Она поцеловала его. Быстро, порывисто и безрассудно. Её губы обожгли. Внутри всё взрывалось и рушилось. Ламаник не мог понять, что рушится: чернота или он сам. Уилл был в бешенстве. Ламаник чувствовал его злость, которая почти стала его собственной. Прикончи эту девчонку!!! Убирайся из моего сознания, Уилл! Ламаник не знал, откуда у него силы. Решение созрело неожиданно: Уилла способна сбить только его собственная магия. Парень положил ладонь себе на голову и пробормотал заклинание. Не заклинание Уилла, своё собственное. Он успел услышать злобный вопль треугольника. Всё было слишком быстро – Пасифика не поняла, что произошло. Она вскрикнула, когда парень упал, потеряв сознание: его тело отяжелело, она не могла его удерживать. Она боялась худшего. Но Ламаник дышал. Его тело перестало трястись. Холодный пот стекал по его лбу. Парень был бледен и, очевидно, измождён страшной борьбой. Какой бы ни был итог – борьба закончилась. Пасифика ждала. Она с испугом смотрела на его белое лицо: какого цвета будут его глаза, когда он откроет их? Пугающе чёрные? Или естественно карие? Ламаник пришёл в себя неожиданно быстро – и минуты не прошло. Пасифика вздрогнула, когда столкнулась с взглядом его глаз. Они были карие. – Ты справился, – прошептала она, пытаясь осознать, что всё закончилось. Она не зря верила. Ламаник вырвался из лап тьмы. – Ты смог прогнать Уилла, Ламаник, – она нервно улыбнулась, стараясь не расплакаться от облегчения. – У тебя руки дрожат, – это было первое, что сказал ей Ламаник, приняв сидячее положение. Её ладони и правда тряслись. – Ещё бы. Силы Пасифики кончились. Теперь, когда опасность миновала, она ощутила всю тяжесть груза, который тащила на себе. Груз упал, стало почти физически легче, и она не могла сдержать слёз, которые всё же полились из её глаз. Они долго сидели, прижавшись друг к другу. Искали друг в друге опору после всего пережитого. Ламаник знал, что больше не причинит ей вреда. Пасифика знала, что не потеряет его. Никто больше не тонул. Тьма отступила, и они выбрались на берег.