what if....

под ногами тихо скрипели полусгнившие дощечки, играли отсветы от далекой вечеринки, теряясь в глубинах темных коридоров. он бежал, лениво переставляя непослушные и все еще гудящие после длинной дороги ноги, но в душе ― под ребрами, у нервно дёргающегося сердца, он бежал, гонимый смехом и музыкой. всего лишь минуту назад он был частью их радости, кусок паззла, выбивающийся из яркой картины. хончоль подставлял ему выпивку и он принимал ее с улыбкой, разбрасываясь выдуманными историями, в которых на самом деле главным персонажем был другой человек, не скрывающий внутреннего напряжения. могли ли они расслабиться после того, что пережили? стакан в его ослабшей руке задергался и упал на пол, незамеченный остальными участниками вечеринки, и тогда он побежал, мимо старых картин, изображающих исчезнувшее под завалами настоящего прошлое. мог ли он отпустить страх, расползающийся бензиновой лужей? ночью к юнги приходили воспоминания ― его друг, раздираемый злобной толпой, потому что один неверный шаг приводит к ужасной гибели; его мать, юнги не видел ее со дня z, но каждую ночь она являлась ему, покрытая слизью, с цветком из плоти вместо головы; свои руки в крови, когда он впервые вонзил самодельный топор в зараженного человека, в своего спутника. в своего спасителя. он закрывал глаза и страшные картинки приближались через дымку истощения, он открывал их и ждал, пока пересушенная роговица не начинала печь и горячие слезы текли под воротник толстовки. иногда юнги слышал тихий шепот, ынби всегда разговаривала по-особенному ― медленно, мягко, с теплым придыханием. она не рассказывала что-то о своем прошлом, пустые истории про школу или любимые музыкальные группы, в ее устах даже такое звучало интересно. когда ее собеседником оказывалась йери, они обсуждали парней, юнги забывался в этом, прислушиваясь сквозь треск костра: типажом ынби был кто-то надежный, от внутреннего к внешнему, кто-то, кем никогда не был юнги. и кем стал кениль. в беседах с ним она становилась чуть более откровенна, он узнал о ее бабушке, потому что ынби доверила это знание кенилю. потому что кениль молча тянулся к ее руке в успокаивающем жесте и смеялся над редкими шутками только в компании девушки. в такие дни кошмары уступали место прожорливой зависти, он не спал с одной целью ― их ‘одно на двоих’ теперь принадлежало третьему, юнги. она особенная, наверное. он не может описать это чувство, но нечто заставляет его оборачиваться каждый раз, пока они идут в поисках убежища, искать ее взглядом и топить себя в ненависти к ним. юнги шатает от выпитого алкоголя, он останавливается перед поцарапанной дверью в номер, привалившись к косяку ― в ее комнате уже не горит свет, но сквозь открытое окно проникают лучи полной луны. пальцы вцепились в подушку, не найдя привычный курок пистолета. ынби спала посередине двуспальной кровати, поджимая под себя ноги в грубых армейских штанах, как будто ей тоже было страшно этой ночью. юнги усмехнулся и сделал шаг вперед, оставив дверь скрипнуть. его ладонь легла на ее нервно застывшие пальцы, отцепляя и крепко сжимая так, как делал это Он. ― кёниль...? голос ынби хриплый после сна, но все такой же мягкий; путанные мысли медленно возвращались в туманную от дремоты голову. она доверчиво позволяет себя обнять, оборачиваясь в сторону дыхания, оставленного у кромки ее волос. заткнись заткнись пожалуйста заткнись юнги надеется, что она не откроет глаза; ее ресницы приподнимаются и он дергается вперед, разрушая последние сомнения. пока он может, он сделает это, а потом ― не страшно будет даже умереть, плевать. на какое-то жалкое мгновение юнги перестает быть запуганным одиноким мальчиком. он оттягивает ее нижнюю губу, прикусывая и нежно углубляя поцелуй, юнги гладит по ее бедру, обтянутому черной тканью и выдыхает, проводя головой в сторону, подчиняясь прикосновению. она чудесная, ее кожа горит, когда он поднимает вверх теплую кофту, а ее язык легко давит на его, и губы ноют, потому что ему так сильно этого не хватало. хорошее не может длиться вечно, верно? ынби открывает глаза. она толкает его в реальный мир, где он все еще никому не нужен. липкий жар сменяется холодом, пробирающим до костей, как будто кто-то выкрутил термостат. лучше покончить с этим сейчас, в нейтральном месте, где о нем могут случайно забыть и продолжить путь без одного участника бесконечного путешествия. юнги падает, пока на его плечо не ложится тяжелая рука парня ― того, который сидел в углу и напряженно всматривался в чужие лица, главного персонажа всех рассказов, украденных мином для себя. сердце должно бы загнаться в испуге, но оно затихает; кениль сжимает его достаточно крепко, чтобы он не упал на пыльный пол, но не причиняет боли ― он подхватывает его, толкая обратно на мягкое одеяло, к распахнутым объятьям ынби. ― останься. его уха касается влажное дыхание кениля, их никто не услышит за плотной стеной музыки и шума, но они все равно выбирают шепот. пальцы ынби возвращаются в его волосы, перебирая пряди, и теперь юнги окончательно замирает, опираясь на широкую грудь парня. горло сдавливает от эмоций, желающих выйти через край: ― почему? ― потому что ты часть команды. кениль находит их с ынби сцепленные ладони и накрывает своей в успокаивающем жесте. теперь у них есть это. ‘одно на троих’.