(Не)железный человек

      Виктория оседает на пол - ноги совершенно отказываются слушаться, когда собственное тело внезапно становится слишком тяжёлым. Она не успевает немного, уже окончательно падая. Не хочется ничего, особенно думать, но оглушающему потоку мыслей всё равно, что ей хочется, а что нет, он продолжает давить на черепную коробку так, что в глазах брюнетки на секунду гаснет изображение, резко выбивая из лёгких воздух. Как же хочется отдохнуть. Всего день, но в полной тишине. Не хочется ни крови, ни перестрелок, ни совещаний - ничего из этого, зато как же она мечтает хотя бы день провести с Поли, не думая о завтра. Бруно обожает его, серьёзно, и даже не собирается размышлять о том, что было бы, не встреться они тогда, в двадцать шестом году на очередном разборе полётов от Сальери. "Мразь, чудовище, монстр!!! Позор Семьи, что сказали бы преподаватели, увидев тебя сейчас?! Каким солдатом ты была и какой избалованной роскошью сукой стала?!"

***

Они бы не увидели - Вики переехала с матерью в Лост-Хэвэн сразу же, как закончила училище, да и, честно говоря, ей было всё равно, что бы они подумали. Голос галлюцинации не унимался, обвиняя во всём, перекрикивая тихий шёпот разума, так правильно указывающий на её невиновность. Всё прекрасно. У Виктории всегда всё прекрасно, и это сложившееся правило для всех, даже для близких людей.Особенно для близких людей. Конечно, Трапани помнил, почему итальянка не любит пить при других, не позволяет себе приятельский тон в общении с Доном, как бы последний не усмехался дурацкой привычке Бруно соблюдения военной субординации, да; Сара знала, почему контрабандистка ненавидит прибираться в шкафу в тамбуре своей квартиры, каждый раз порываясь выбросить три единственные фотографии, где она с матерью, сестрой и уже на выпускном среди всей параллели радистов; Поли никогда не начинал разговор о работе за ужином первый... Безусловно, мафиози хотя бы справедливости ради не собиралась отмалчиваться в ответ на то, как делятся переживаниями с ней, нечестно бы вышло - ей рассказывают, а она нет. Просто как априори все знали - Бруно выдержит всё, поэтому даже если сейчас плохо, она возьмёт и сделает хорошо... Сильный, несломимый идеал - настоящий железный человек. Когда-то она мечтала о настоящей семье. Аманда, мать брюнетки, никак не могла подойти под это описание - как минимум, шрам от "розочки", протягивающийся с начала плеча и почти до локтя до сих пор иногда жжёт. Несильно, конечно, но кривящиеся в оскале губы и зажмуренные в бесконечных попытках успокоиться глаза так не считают. Мечтает... Ха, она больше ни о чём не мечтает. Когда она вернулась к женщине после учёбы, она недолго страдала. Каждый день в казарме проходил лишь с одними мыслями, сопровождающимися любыми более-менее логичными аргументами - маленькая девочка уговаривала себя любыми правдами и неправдами, что ей не нужна мамина любовь. К однокурсникам приезжали родители, забирая их на Рождество домой, а иногда и на день рождения... Все знали, кто те несколько человек, каждый праздник остающихся в корпусе, просто просыпающих ночь, когда все желания должны исполниться. Устав есть устав, а десятилетняя курсантка в чудо не верит. Соврёт, конечно, если скажет, что не хочет, но это всё равно было бесполезно - ей даже было немного стыдно за скатывающуюся каждый год слезу. Мама не бросит пить, и уж тем более не станет приезжать.       Виктории шестнадцать, и единственное, чего она хочет - чтобы её ценили просто как человеческий ресурс. Не нужно спрашивать, как у неё дела, не надо пытаться поговорить о проблемах... Дон Сальери не упускает шанс, хищно улыбаясь недовольному Коллетти. - В случае опасности она, как девушка, будет думать сердцем, а не головой, Эннио. - Ты видел её? - Бруно всего двадцать три, но твёрдость и уверенность в своих действиях сумели впечатлить его, - там от сердца ничего морального не осталось! Представь, какую себе смену вместе с Сэмом можно из них сделать.

***

Поли любит её так, как не любил ещё никто. - Ты - самое лучшее, что было со мной за всю жизнь, - шатен обожает обнимать такую обманчиво-хрупкую брюнетку, целуя её в мягкие волосы. Бруно не верит. Воспоминание болезненно режет и так отравленное сознание - не может такое чудовище, за плечами которого (в её-то неполные тридцать!) горы трупов. Она не спорит с Ломбардо - сама ему ничего серьёзного не рассказывает, откуда же мужчине знать, что что-то не так? Прокуренные лёгкие судорожно выталкивают кислород, отказываясь принимать новый, а острые, красивые ногти до крови раздирают плечи, оставляя стремительно краснеющие борозды царапин даже через её любимую чёрную рубашку - машине, просто выполняющей приказы, не может быть так плохо. Когда Сэм в прошлое воскресенье, усмехаясь, поднимает глаза на подругу и отмечает то, как её руки дрожали от предвкушения, стоило Эннио "прозрачно" намекнуть, что они оба могли бы... ну, скажем, подняться по мафиозной иерархии вверх, она смущённо смеётся, подливая Трапани ещё виски. Это было не от предвкушения - Виктории страшно. Страшно от того, на какую высоту она неосознанно взбирается, как с каждым шагом дорога сужается, а шатает её всё больше - одно неверное решение, один неосторожный взмах руки, и она упадёт в ту бездну, из которой так отчаянно пыталась выбраться всю жизнь. Снова та яма... Как в ней? Здесь темно и тихо. Нет ничего - ни прошлого, ни настоящего, ни будущего... Она может кричать сколько угодно, но как только смолкнет её вопль, от сорванного голоса обрываясь слишком резко, снова повиснет тишина, угнетающая в несколько сотен раз сильнее, чем недовольный взгляд Фрэнка после неудачной поставки, впрочем, не без сарказма отмечающий, что он не особо удивлён. Кажется, именно это и называется "существование", когда тебе уже всё равно, какой сейчас день недели, как нужно одеться, потому что за окном снова жуткая гроза (в какой раз за эти две недели?). Виктория в каком-то аду, из которого только один выход, висящий в отброшенной ею чёрной кобуре. Сара всегда была не против поболтать с Поли, когда ему было плохо, а Бруно улетала в очередную командировку, просто чтобы успокоиться; Вики всегда чистила и перебирала любимую Беретту, оттирая до идеального блеска, когда нужно было отвлечься, но с каждым разом она всё дольше не выпускала уже собранный пистолет из рук, окидывая его пустым взглядом с непонятной тревогой внутри. Сейчас она поняла, в чём дело. - Вик, нельзя жить одной ненавистью, - Трапани подсаживается к ней ближе и прижимая к себе, - выгоришь, ослабеешь и в следующий раз не успеешь среагировать на удар. Ты знаешь, что мы стараемся, но ни я, ни Поли не сможем всегда быть рядом, понимаешь? Хватит корить себя за то, чего ты не делала... Хватит ненавидеть себя за то, что свойственно всем людям, просить помощи - это нормально. Она устала. Не хочется спорить с другом, поэтому она просто закрывает глаза, отвечая на объятия. Что значит "нормально"? Она что, слабее других, чтобы нуждаться в чьей-то помощи?! Сама что-ли не справится?! Как же она ненавидит всё, что живёт там, внутри подсознания. Бруно невероятный прагматик, она понимает, что это неправильно, но ничего не может с собой сделать, когда впервые идеалы рушатся и горят синим пламенем, оставляя после себя лишь пепел и почерневшую землю. Всё то, что делает Мафия с неугодными людьми - ломает их без возможности спастись, медленно и мучительно давя то на сломанные пальцы, то на отбитую печень, то на любимую супругу, связанную и с кляпом во рту, небрежно брошенную в угол напротив тебя - она делала и со своими солдатами, но в большинстве случаев было достаточно морального подавления. Не знаю, итальянке, по крайней мере, хватило точно. Впервые за последние месяцы кровь на её руках не чужая... Ей даже спокойнее от этого, как бы не срывал с неё сейчас в ужасе рубашку Ломбардо, попутно открывая упаковку с бинтами и матеря всё, что попадалось на глаза. - Вик... Вик, посмотри на меня, - большие и тёплые ладони мужчины бережно ложатся на тонкие бледные запястья контрабандистки. Она нехотя поднимает глаза - боже, как ей стыдно за свою несдержанность. Она немного пониже шатена, поэтому Поли приходится чуть привстать перед ней на колени, заодно проверяя, не разодрала ли она себе ещё что-то в истерике. - Пожалуйста. Прошу, давай возьмём день отгула? - девушка растягивает губы в подобии улыбки, опять пытаясь что-то кому-то доказать. Что? Если бы она знала, её жизнь была бы куда легче - себе ли, что всё не так плохо; Поли, что она всё та же его сильная и любящая девушка, готовая ради него на всё; или окружающим, что эта "минутная слабость по пустяковым причинам" никак не отменяет её статуса отмороженного мафиози, в случае чего готового порвать за интересы Семьи? Никто не знает. - Да хоть неделю, и пусть этот сукин сын Фрэнк только попробует отказать, - Ломбардо приподнимается, облокачиваясь на тумбу у их кровати, на которую он перенёс брюнетку сразу же, и с нежной болью заглядывая в её потемневшие от тусклой лампы зелёные глаза, из которых не останавливаясь текли слёзы. Так больно из-за волнения за кого-то ему давно не было, когда в груди что-то неприятно тянет, заставляя чувствовать в горле тяжёлый ком. Нельзя, нет, точно не сейчас! Сейчас его Вики нужна поддержка, его сила, и он не подведёт её. Всего секунда, и Бруно отчаянно целует его, притягивая к себе за тёмно-каштановые волосы. Поли всё сделает правильно. - Прости за этот кошмар... Так жалко и мерзко... - Девочка моя, - Ломбардо уверено прижимает брюнетку к себе и едва касается губами её скулы, - это не жалко, это честно, так как должно быть. Ты не машина, а человек. Не железный, имеющий право на чувства. Вечером я позвоню Коллетти и обещаю, следующая неделя станет лучшей за прошедшие полгода. Веришь?        Поли обожает Викторию и готов сделать всё, чтобы уголки губ его девушки поднимались в искренней, а не в вежливой улыбке. Виктория верит Поли и так непривычно вжимается в него, стирая слёзы. Странно, обычно она для него как тот маяк для корабля в тумане, а что сейчас?.. А впрочем, какая уже разница, если никакой страх от самокопаний не сравнится с приятным теплом во всём теле, когда Ломбардо так нежно и уверенно улыбается. Мужчина крепче сжимает её ладонь, поглаживая по плечам, обещая, что всё наладится, что он сделает всё, чтобы его любимая больше никогда не молчала, истерически зажимая себе рот по субботам в ванной, пока он не проснулся. Ломбардо не даст снова зажечься яркому огню агрессии девушки, выжигающий всё, что встаёт у него на пути - разрушающее пламя самоненависти больше не посмеет заставить её закрыться и в очередной раз думать, что всё нормально. На самом деле выгорая в одиночку, захлёбываясь в слезах без шанса вздохнуть. Когда плохо Поли, Ломбардо не особо переживает - он знает, что всегда можно прийти к Бруно, которая будучи в любом состоянии и настроении от него не отвернётся. Когда плохо Виктории, ему по-настоящему страшно, потому что каждый такой срыв был целой катастрофой для обоих, и то, больше для боевика - девушка уже давно не обращала внимания на собственное состояние, пока всё не доходило до той самой точки невозврата... Шатен находит в себе силы ещё раз глянуть на любимую, смахивая её последние слёзы. - Верю, - только тебе, но я знаю, что ты не бросишь.