Вечный сон.

— Госсен, пожалуйста, остановись, — своего рода дыра в теле давала знать о слабости. Сильной слабости. — Прости меня за все, я знаю, что слишком поздно говорить слова благодарности. Но спасибо тебе за то, что всегда был рядом со мной и принимал меня такой, какая я есть. Её силы были на пределе. Девушка хлынула на землю и держась за свою рану в животе, откашливалась кровью; из-за ранения, кровь из её тела лилась тоннами, просто литрами, она чувствовала приближение смерти. С минуты на минуту. Жизнь иссякает. Все кончено. Слишком поздно. Дева смотрела на шелковистую зелёную траву и ревела от безысходности. «Линг должен скоро придти.» — пронеслось в мыслях. Гвиневра знала, что он не успеет спасти её от гибели. Ей было плохо. Плохо от себя. Тянуло блевать от ненависти к себе. Только сейчас Барокко осознала, какой эгоисткой была на самом деле, ей было так противно. Как бы она хотела все вернуть назад и стать мягче к своим близким людям, ведь, если бы не она, Госсен был бы сейчас прежним; счастливым юношей, от улыбки которого сердце таяло. Минуты отдыха прошли незаметно, приподнимая глаза девушка увидела ноги Паксли. Он присел на корточки и посмотрел на деву как на ничтожество, Госсен считал её больше никем. Он хотел расплаты за всю ту боль, которую она причинила ему. Впиваясь рукой в тонкую шею Гвиневры, Госсен начал сжимать её. Медленно. Постепенно. Так и тянуло причинить боль этой девчонке. Но чем быстрее — тем лучше. — Какая ты жалкая, — вторую руку за спину заводя, мужчина достал один из своих любимых клинков и уже был готов вонзить его в сердце Барокко. — Ты умрешь быстро, к своему счастью. Принцесса уже смирилась с концом. Она правда не думала, что умрёт вот так вот. От рук Паксли, с её стороны это так низко.. Но Гвиневра лишь улыбнулась на все его слова и отпуская руки с его руки на шее, прошептала: — Спасибо. — оно прозвучало так искренне, слов нет. Хотя жалко, что мало людей понимают, как порой одно лишь "спасибо" может много значить, вместо тысячи слов. Секунда. Две. Линг явился не запылился. Три. Не успел. Крик, полный отчаяния и наглая усмешка, означающая победу. Госсен не стал мелочиться и с удовольствием воткнул свой острый клинок глубоко в сердце Гвиневре. Линг словил её при падении. Хотел сказать Паксли немало ласковых, но тот быстро скрылся в пучине веток и листвы деревьев. Слёзы катились с его бархатистых щёк, что может быть хуже, чем потеря родного для тебя человека, который умер на твоих же глазах и сейчас истекает кровью у тебя на руках? Ничего. Больно. Очень больно. Зяблик чувствует, что ломается. Кусок за куском, словно стекло превращается в хрусталь и растворяется. Чувство пустоты. Стертый воздух медленно наполняет легкие, разрезает их, превращая мысли в звездную пыль. Мир застыл. Губы Гвиневры дрожат, она пытается что-то сказать, ее сердце уже не бьется — не хочет биться, слишком устало отсчитывать бессмысленные удары о ребра. Замирает, не давая себя чувствовать, ждет, когда это закончится. — «Прости... Ты слышишь меня? Прости за это. Прости за все..» — мысли медленно стираются в порошок, не срываясь с онемевших губ девушки. Она не хочет умирать, вздымает ресницы, умоляет дать пожить еще. Ей бы ещё шанс, исправить все, что она наделала, исправить Госсена. Всё.. Гвиневра держит свой последний вздох глубоко в себе, туманными мыслями просит его прижаться ближе, но он не слышит. Не слышит её мыслей, а она своих всхлипов, не слышит нависшую тишину. Но чувствует. Чувствует его боль и прикосновения каждой клеточкой своего тела. Дева держит глаза открытыми, не хочет закрывать, боится, что открыть их уже не сможет. Секунды проносятся в голове, растягивая их в вечность ударов сердца. «Не плачь.» «Всё хорошо.» «Ты сильный.» «Не бойся...» Душа её наконец потянулась вверх, пока бедное тело осталось прикованным к гнилой земле, где безжизненную оболочку все еще обхватывали ледяные пальцы Линга.