Примирение непримиримых

      Лучи утреннего солнца прорвались в опочивальню наследника российского престола, когда он уже проснувшись, сидел и гладил свою собаку, пока ему не вручили записку.       «Доброго утра, Пётр Фёдорович,— внимательно прочёл он, развернув послание, — с той минуты, когда я Вас увидела впервые, то поняла, что даже шрамы от оспы не позволят моему сердцу никогда Вас разлюбить.       Более того, есть ещё кое-что, о чём я должна Вам рассказать, это касается Вашей супруги. Приходите в покои Екатерины Алексеевны в одиннадцать часов. В это время, она будет гулять в саду.       Вся Ваша, Лиза Воронцова».       На лице Петра появилась улыбка. Он отложил письмо и взглянул на часы. Было ещё рано. Ему оставалось лишь терпеливо ждать встречи со своей фавориткой.       Что касается, его супруги, то она пила душистый зелёный чай, чей аромат заполнил помещение. Она вовсе не собиралась ни на какую прогулку. Матрёна вручила какое-то послание Екатерине, и та тоже поспешила его прочитать.       «Я вернулся. Знаю, Ваше Высочество, что не достоин Вашего прощения, ибо покинул Вас и своего сына. Но на то были причины. Екатерина Алексеевна, не откажите мне в милости, вновь увидеть Вас, хоть единым взглядом. Ждите меня, я приду к Вам в покои за час до того, как наступит полдень.       Тоскующий по Вам, Сергей Салтыков».       — Вести добрые? — спросила Матрёна, заметив, как блеснули глаза Екатерины.       — Приготовь одно из моих любимых платьев, у меня важный гость, — она так и не объяснила, кого именно желает видеть у себя, но желает ли?       Сергей бросил её в тот день, когда родился Павел Петрович. Было понятно, что это было дело рук императрицы. Однако, Салтыков мог написать возлюбленной письмо или записку, хотя Екатерина понимала, что эта бумага бы до неё не дошла. Елизавета Петровна боялась заговоров, поэтому следила за ней, как и за Петром, и другими обитателями дворца. А теперь он написал, не побоялся и хочет её увидеть. Что же скажет Сергей? Женщина обдумывала каждое своё слово, пока камеристки облачали её в платье из апельсинового атласа, рукава которого были обшиты кружевами. Затем ей уложили волосы, закрепив прическу лёгкой диадемой. После чего, она попросила их удалиться и достав деревянную шкатулку с украшениями, взяла янтарные серёжки и присев на стульчик возле зеркала, надела их.       Наконец, отворились двери, послышались приближающиеся шаги.       — Проходи, Сер... Серафима. — Её Высочество увидела своего мужа в отражении зеркала. Выражение её лица изменилось, она вздрогнула и прежде чем договорить, осеклась.       — Пётр Фёдорович? — Екатерина обернулась.       — Куда Вы так нарядились, мадам? — задал вопрос великий князь.       — Нарядилась? — удивлено хлопнула ресницами женщина. — Неужели мы с Вами почти не видимся, что Вы совсем забыли, как и когда я наряжаюсь, а в каких случаях нет.       — Не увиливайте! — прикрикнул Пётр, поморщив лоб и поставив руки в бока. — Немедленно позовите Вашу фрейлину Воронцову, она расскажет, что Вы задумали.       Екатерина поднялась со стула и в эту самую минуту, двери покоев захлопнулась и по ту сторону, супруги услышали звон ключей. Великая княгиня быстро подбежала к ним и принялась колотить по ним ладонями:       — Матрёна, помоги! Катя Дашкова! Открой! Катя, Матрёна! Прошу Вас, откройте двери! Выпустите меня! — в ответ было полное молчание. Как бы сильно она не кричала, никто её не слышал, а двери не поддавались слабым женским рукам.       — Это всё из-за Вас! — обратилась женщина к мужу. Она находилась в расстроенных чувствах, в особенности из того, что Салтыков вот-вот должен прийти к ней, но эта встреча сорвана... — Что Вы здесь забыли?       — Я имею право знать, чем занимается моя жена!       — Ваша жена, кажется Воронцова, Вы к ней пришли, я это уже поняла!       — Да, к ней, ибо она знает, что Вы что-то скрываете от меня!       — Дурак! — выпалило Её Высочество.       — Чокнутая стерва! — крикнул в ответ великий князь.       Супруги даже и не думали, что их прекрасно видят и слышат, поэтому и не выбирали выражений. В журнале слежения в эту же минуту и появилось:       «Е. + П. = ссора       Е. — дурак!       П. — чокнутая стерва!»       — Не смейте разговаривать со мной подобным тоном! — в этот момент, Екатерину осенила догадка, что возможно, Салтыков и не должен был к ней приезжать, а Воронцова вовсе не ждала Петра Фёдоровича в её покоях.       — Что ей опять нужно от нас? — у Петра была та же догадка, касаемая государыни. — Мы уже подарили ей внука, он похож на меня, и теперь я верю, что Павел мой сын!       — Да-а-а? — язвительно протянула великая княгиня. — А раньше Вы обвиняли меня в том, что я родила от камергера.       — Ну полно, Екатерина Алексеевна. Мы оба знаем, что измена была и не одна.       — За Вами тоже водится такой грех... Впрочем, я не хочу обсуждать это. Я сама не знаю, что хочет от меня Елизавета Петровна.       — Я кажется, знаю! Ещё одного наследника... Отойдите. — проговорил Пётр Фёдорович и оттолкнув жену, присел и стал разглядывать замок, дабы найти способ освобождения.       Лишь вдох вылетел из груди Екатерины, она подошла к своему книжному шкафу и взяла в руки оттуда одну из книг, после чего уселась за стол.       — Что читаете? — поинтересовался Пётр, обернувшись от дверей, которые были крепко заперты. План его тетушки удался. Верить в то, что государыня проявит свою милость не было смысла.       — Вольтера, — ответила великая княгиня.       — Нудятина! — резко ответил Пётр. Его супруга, с полнейшим спокойствием отложила книгу, не закрывая и спросила:       — Чего же Вы изволите читать?       Наследник проигнорировал вопрос жены и произнёс:       — Я знаю, чем занять себя. Давайте достанем ящик, госпожа Подмога?       На Екатерину нахлынули воспоминания, как её супругу тайно от императрицы доставляли игрушки и днём Пётр прятал их под кроватью, а ночью играл, пока ему не хотелось спать. Девушке тоже приходилось принимать участие в этом развлечении и она часто смеялась.       Однажды, вспомнилось Екатерине, как одна из стас-дам государыни, постучалась к ним, но супруги не сразу открыли дверь, потому что Пётр с женой спешили спрятать все игрушки, накрыв их одеялом.       Но это было давно, ещё до рождения Павла, а после него Пётр сильнее охладел к жене. Погружённая в задумчивость, Екатерина наблюдала за мужем, который расставлял на карте солдатиков.       — Вам нравятся мои драгуны? — задал вопрос наследник, тем самым, заставив её выйти из размышлений.       — Они прекрасны, — слегка улыбнувшись, ответила женщина.       — Вы давно подарили их мне, перед нашей свадьбой. Помните?       — Помню.       — Вы неправильно расставили моих гусар! Кто же так ставит? — вдруг, неожиданно воскликнул Пётр, и уже позабыв о драгунах, кинулся к другим своим солдатикам. Екатерина грустно вздохнула и приподнялась с ковра и забрав книгу, положила её обратно в шкаф, после чего вернулась к мужу.       — Мушкеты как настоящие, а лица! У каждого своё... — приговаривал он.       Великая княгиня огляделась и заметив среди других игрушек, фигурку принцессы, такого же размера, что и солдатики, выполненную из меди, взяла в руки и поставила прямо перед мушкетёром, которого держал Пётр. Наследник поднял голову и взглянул на Екатерину, которая смотрела на него:       — За военные заслуги перед Отечеством полагается награда.       — Мой солдат просто счастлив, для него это честь.       — А для Вас?       В эту минуту Пётр убрал мушкетёра от принцессы. Казалось, Екатерина обиделась, ибо по-детски надула свои губки. Она набрала в горсть нескольких солдатиков и положила их обратно в ящик. Великий князь нахмурился.       — Мне надоело, эти игрушки меня утомили, — объяснила свои действия женщина.       — Жаль, что здесь не театр, можно было бы поставить пьесу, но государыня лишила нас этого удовольствия. Знаете, мне скучно. Пожалуйста, сыграйте на скрипке, — попросила Екатерина того, чего никак не ожидал наследник.       — Прежде, не видел у Вас тягу к музыке, — ответил Пётр Фёдорович, взглянув ей в глаза.       Неужели, Екатерине правда захотелось послушать, как он играет?       — Мы мало проводили время вместе, Вы этого просто не замечали.       — Боюсь, здесь нет настоящей скрипки, — проговорил он, взяв в руки деревянную игрушку и положил в сундук.       — Есть, — Екатерина отодвинула штору, и вытащила спрятанный за шкафом музыкальный инструмент.       — Она, правда, пыльная, — произнесла женщина и отдала ему скрипку, вместе со смычком.       В ответ Пётр Фёдорович начал дуть, пыль разлетелась по помещению, от чего великая княгиня чихнула. А Пётр взял смычок и принялся за игру, мелодия военного марша, сочинённого Его Высочеством, наполнила покои.