Heartbeat

      Гермиона никогда не думала об отношениях, как о чем-то, дарующем крылья. Все мальчики, с которыми она была, не видели в ней интересную девушку, опуская руки все ниже поясницы девушки при их поцелуях. Она чувствовала себя мерзко облапанной после такого. Что Крам, что Маклаген блуждали по ее телу руками, а она лишь задыхалась от них. Это было так неправильно. И поэтому вера гриффиндорки в существование истинной любви, о которой кричат большинство маггловских романов, постепенно угасала. Она видела отношения Гарри и Джинни — абсолютная забота и нежные поцелуи, в которых не было ни намека на пошлость. С ней явно все было не так. Она была в тех «отношениях» только для того, чтобы не казаться другой — бесчувственной заучкой, сердце которой не способно на любовь, а душа навсегда привязана к книгам (Трелони, задери тебя Моргана, не лезь в голову).       В этих мыслях Гермиона не заметила, как замерла над одной строчкой минут пять назад, а в уголках глаз скопилась непрошеная влага. И как к ней приблизился рыжеволосый юноша.       — Чего грустим, Грейнджер? , — его дыхание обожгло ухо девушки, он был слишком близко. Девушка вздрогнула. А потом ее как накрыло всеми теми мыслями, которые как лавина, опускались на неё с непозволительной скоростью.       — Ох, Фред, — и ее голос сорвался. Гермиона прижалась к близнецу и позволила себе расплакаться.       Не то что бы Гермиона Грейнджер была слабой или слишком эмоциональной, нет, но только при этом Уизли она могла позволить себе быть собой. Плакать, смеяться, сонно потирать глаза. Она была искренней с ним. Да, гриффиндорка была искренней еще и с лучшими друзьями — Гарри и Роном, но при них у девушки не трепетало так сердце как при старшем брате последнего. Она не рассказывала Фреду о своих чувствах, ведь думала, что для него это — не больше чем шутка. Мерлин, как она заблуждалась. Фред Уизли был как мальчишка влюблен в подругу своего младшего брата. С ее третьего курса, но боялся, что эта всезнайка не ответит взаимностью только потому, что видит в нем лишь шута.

Что ж, всем свойственно ошибаться. А эти двое вообще, похоже, головы потеряли.

      Фред Уизли всегда прекрасно осознавал то, что он очень привлекательный. Для всех девушек, кроме нее. Эта строгая, одаренная и исключительная староста, казалось, совсем не обращает на него внимания как на парня. Да она скорее с его младшим братом будет, чем с ним. Эта заноза всегда его и брата отчитывала так, будто она декан факультета или их мама. А он даже в такие моменты любовался ею, переводя пристыженный взгляд с собственных ног на ее (обалденно карие) глаза. И чувствовал себя как нашкодивший ребенок, ей богу. Уизли не замечал боли, мелькавшей в глазах девушки, когда он зажимал очередную однокурсницу в коридорах. Да, он перецеловался с доброй половиной своих однокурсниц, но те сами к нему лезли. Но это все было не тем. Он был готов упасть замертво, если кто-то узнает, что в большинстве случаев на месте не тех губ он представлял губы той, у которой непослушные каштановые кудряшки, глаза цвета шоколада и строгий характер за которым скрывается маленькая, беззащитная, но такая заноза-Грейнджер. Все те поцелуи были такими неправильными.       Они сгорали и сжигали себя ревностью, чувствами, играми в «посмотри на меня, я король этой жизни и без тебя!», но никак не могли рассказать обо всем друг другу. Она- о своих слезах, после его поцелуев не с ней, о снах, где его руки сжимают ее хрупкую талию. Он — о том, что чувствует себя последней тварью, когда видит ее слезы и точно знает их причину, о снах, где его руки, так правильно, лежат на ее талии.       Фред с братом бросили Хогвартс и начали свою жизнь. Гриффиндорка себя изводила. А потом было то сражение в министерстве. Гермиона, конечно же, фестрал тебя задери, понеслась с Гарри спасать Сириуса и прочую ораву школьников от Пожирателей. «Девочка, чем ты думала? Да, Сириус и мне не последний человек, ровно как и сестра, и Рон, и остальные, но идти против этих взрослых, безжалостных ублюдков — верх безрассудства. Я мог тебя потерять, ты это понимаешь?». Голос Фреда был похож на ледяной крик, разносящийся по квартире и уничтожающий вообще все живое. Видимо, кто-то там, наверху, его услышал, потому что, оказавшись через пару недель в Норе, он увидел ее целой и (почти) невредимой. Гермиона много плакала, а Фред был готов с того света Блэка достать, лишь бы успокоить ее. Опустившись рядом с ней на диван, он раскрыл свои руки, в знак того, что готов обнять и выслушать ее. Уткнувшись носом в плечо юноши, девушка всхлипнула и разревелась еще сильнее. Ему ничего не оставалось, кроме как сидеть, прижимать ее к себе, поглаживая спину и уткнувшись носом в макушку, и шепотом говорить, что все наладится и что он переживал. Успокоившись, она подняла на него заплаканные глаза и лишь прошептала «Спасибо, что ты рядом», вернувшись в прежнее положение. Фред так и сидел, обняв ее, пока не услышал тихое сопение девушки. «Фредерик Гидеон Уизли, надеюсь теперь ты понимаешь, что мог остаться один, со всеми своими невысказанными чувствами к этой, чертовски хрупкой, занозе? Ты завтра же ей все расскажешь» — голос в голове напоминал не то Джорджа, не то Сириуса. Но именно тогда Фред решил, что вот он — тот самый момент, потому что никто не знает, случится ли следующий. Трансгрессировав Гермиону в спальню, которую она делила с Джинни, и предупредив последнюю не будить спящую, он отправился в их с близнецом спальню, чтобы обдумать, как сказать все ей и, наконец-то, поспать.       «Ну и денек»