Храброе сердце

      Наместник Гондора Дэнетор расположился в кресле, низко склонившись над своим столом, где воцарился подлинный хаос. Повсюду были разбросаны свёрнутые трубкой бумаги, перо, давно забывшее о заточке, смятая карта северных земель. Прямо на ней стоял высокий кубок, наполовину заполненный вином. Сам же хозяин этого беспорядка, казалось, и вовсе его не замечал, погруженный в сумрачные, тяжёлые думы.       Увидев отца, первое о чём подумал Фарамир — как же сильно он постарел, будто бы с их последней встречи прошли годы. В волосах, цвета вороного крыла, ниспадавших на плечи, вдвое прибавилось седины, высокий благородный лоб ещё гуще избороздили морщины, складки у губ стали глубже и сползали к шее. Сгорбленный, одетый во всё чёрное, застывший в центре огромного, светящегося белым мрамором зала, он выглядел как одинокое высохшее дерево посреди цветущей поляны. Воздух в комнате был пропитан удушливой тяжестью, словно хотел задавить каждого, кто осмеливался переступить порог. Фарамир испытал это особенно явно после того как вернулся с дышащих свежестью и источающих аромат трав просторов Итилиэна.       Молодой гондорец остановился в нескольких шагах от неподвижно сидящего отца, поклонился, привлекая к себе внимание: — Государь!       Дэнетор пошевелился, будто нехотя очнулся от затянувшегося небытия, поднял голову, вскинул на сына покрасневшие после бессонных ночей глаза. Капитан почти физически чувствовал, как удручён и сломлен сидящий перед ним человек, но несмотря на всю боль, что он нёс в своей душе, взгляд у правителя Гондора остался прежним — пронзительным, внушающим трепет, всё так же имеющим власть казнить и миловать. — Фарамир, это ты, — сухо приветствовал сына наместник, — Я ждал тебя раньше. — Дела на границе с Роханом задержали меня в пути.       Дэнетор приподнял руку, унизанную перстнями, сделал ему знак приблизиться. Фарамир подметил, как истончились его пальцы, они ещё больше напоминали ветки старого, доживающего свои дни дерева. — Ты непременно расскажешь мне о них, но прежде я хочу знать, почему гарнизон Каир Андрос столь неожиданно покинул крепость, а я узнаю об этом последним? Кто отдал приказ сдать форт? — Этот приказ отдал я, государь, — Фарамир поймал цепкий, загоревшийся негодованием взгляд отца, и выдержал его. — В сложившихся обстоятельствах мне показалось такое решение уместным.       Повелитель сжал пальцами лежавший перед ним лист бумаги, скомкал его и тут же выпустил: — Вот как? — вопреки ожиданию молодого гондорца секунду назад вспыхнувший гнев отца не получил своего выхода, голос его был спокойным и ровным. — Изволь объясниться.       Фарамир посмотрел на стол наместника, заваленный всевозможными предметами. Среди сложенных в кучу свитков он увидел сломанный рог, некогда принадлежащий Боромиру, и тут же ощутил, как сердце в груди будто начало наливаться свинцом: — Вам прекрасно известно, государь, — командир следопытов продолжал изучать взглядом сияющие холодным блеском осколки. — Что любая крепость, как бы хорошо она не была оснащена может держаться лишь до тех пор, пока в ней достает запасов оружия, пороха и продовольствия. Дороги, по которым мы ранее пополняли эти запасы находятся под пристальным вниманием слуг Саурона и сейчас не могут быть использованы. Отдать приказ стоять до последнего означало бы обречь гарнизон на медленное и бессмысленное умирание. Поэтому я посчитал правильным оставить в обороне Каир Андрос малую часть людей, чтобы отвлечь внимание врага, пока вторая часть войска втайне была направлена к стенам Осгилиата. У меня есть сведения, что король Ангмара собирается предпринять новую атаку западного берега, и я распорядился заблаговременно его укрепить. Как только отряд достиг города, я отдал приказ сдать Каир Андрос, чтобы избежать лишних потерь.       В мраморном зале повисла гробовая тишина. Наместник опустил подбородок на сцепленные в замок руки и устремил свой тяжёлый взгляд куда-то вдаль комнаты. Одному Эру известно, какие мысли одолевали его в эти минуты. Капитан Гондора молчал, дожидаясь его ответа. — Что ж, — неторопливо выговорил Дэнетор. — Это было верное решение. Ты поступил разумно, сынок.       Услышав такое обращение Фарамир дёрнулся как от удара. Он был готов к любой реакции, уже мысленно подбирая новые доводы в пользу своего поступка, но это невероятное слово «сынок», вырвавшееся из уст отца, привело молодого гондорца в смятение, ненадолго лишив дара речи. Последний раз Дэнетор называл его так очень давно, кажется, в далёком теперь уже детстве. А после прочной стены непонимания, которую отец возводил между ними долгие годы, и вовсе отчаялся когда-нибудь заслужить это обращение снова. Фарамир кинул на отца подозрительный взгляд — тот по-прежнему неподвижно сидел в своём кресле. Наверное, всё же ему почудилось. Чтобы унять волнение, он подошёл к столу, взял в руки части некогда целого рога Гондора, медленно провёл пальцами по гладкой сияющей поверхности. Ему показалось, что в эту минуту он даже услышал его громкий и пронзительный трубный звук. Наместник внимательно следил за действиями сына из-под полуприкрытых ресниц. — Вы по-прежнему не можете с ним расстаться? — глухим голосом спросил Фарамир. — Не могу, — после недолгого молчания ответил Дэнетор. — Понимаю, что каждый взгляд на этот злосчастный рог добавляет по новой ране в моём сердце, но не в силах ничего с собой поделать. Я постоянно думаю о Боромире. — По правде сказать, я занимаюсь тем же самым, — Фарамир вернул рог на место. — В лесах Итилиэна, в дороге, в кратких битвах на какое-то время удавалось отвлечься от мыслей о брате, но, стоило мне войти в палаты дворца, как воспоминания нахлынули с новой силой. — Представь, каково мне жить с этими воспоминаниями каждый день, — государь подтянул к себе позабытый кубок с вином и сделал один глоток. — Боромир родился в этом дворце, делал первые шаги, рос и мужал на моих глазах. А теперь ничего не осталось, только вот, — Дэнетор кивнул на обломки. — Что может быть страшнее для родителя.       Фарамир отвёл взгляд, чувствуя угнетающую неловкость. Он уже начал жалеть, что затеял этот разговор. Но глаза наместника вдруг заволокла мутная, прозрачная пелена, он заговорил тихо, мягко, обращаясь скорее к самому себе, чем к замершему возле него сыну. Это не был голос властного, величественности правителя Белого города, это был голос отца, по воле рока пережившего своего любимого сына. — Несколько дней назад я в полном одиночестве прогуливался по западной галерее. Теперь она почти заброшена и безлюдна, а когда вы с братом были детьми, то часто там играли. Однажды вы нашли где-то порох и решили его поджечь, как раз в той галерее. Я увидел на стене отметины, оставшиеся после взрыва. Странно, но раньше я никогда их не замечал. Молодой человек чуть усмехнулся: он тоже вспомнил тот день. Из-за их с Боромиром излишней любознательности запросто могло сгореть полдворца. Вот только от отца подобной сентиментальности он едва ли мог ожидать: — Вы не забыли этот случай? Кажется, мне было лет десять… — Одиннадцать, Фарамир, — наместник посмотрел на него долгим пристальным взглядом. — Я помню всё, что связано с моими детьми. — Настоящее чудо, что тогда никто не погиб, — капитан сам не заметил, как вслед за отцом принялся перебирать в памяти события минувшего. — Когда пожар потушили, и выяснилось, кто в этом виноват, вы велели мне и Боромиру самим восстанавливать галерею и запретили слугам нам помогать. Мы провозились несколько дней без отдыха, так что валились с ног от усталости. Вы хотели показать нам, что за любые поступки придётся отвечать сполна, даже если это обычная детская шалость. Что иногда на исправление одной нелепой ошибки могут уйти годы. Пожалуй, я до сих пор благодарен вам за тот урок. — Да, за свои поступки рано или поздно придётся отвечать, — задумчиво повторил вслед за ним Дэнетор. — Я хотел научить этой простой истине своих сыновей, но сам не особенно ей следовал. А тем временем час расплаты всё ближе…       Прекрасно понимая, что имеет ввиду наместник, Фарамир разом скинул нахлынувший поток из событий прошлого: — Отец, мы еще сможем спасти Гондор, — тихо и серьёзно произнёс он. — Я говорю не только о Гондоре, — возразил Дэнетор, вновь умолк, словно сомневаясь в необходимости продолжать. — Я говорю о тебе. Видя, как от его слов сын побледнел, как непроизвольно сжались его кулаки, наместник выставил вперёд руку, призывая его дослушать. — Я был не слишком хорошим тебе отцом, Фарамир, пора бы уж в этом признаться, — медленно заговорил он. — Ты не похож ни на меня, ни на Боромира, потому что нравом пошёл в свою мать. Она была удивительной женщиной, очень мягкой, с большим сердцем, способной сочувствовать и проявлять снисхождение. Я любил эти качества в ней, но полагал, что мужчине они ни к чему и очень злился, если замечал их в тебе. Порой я был груб, унижал и насмехался в минуты, когда тебе, напротив, нужна была моя поддержка. Поступая таким образом, я надеялся, что, однажды, ты разозлишься, найдёшь силы доказать, что ты вовсе не такой, как я о тебе думаю, — Дэнетор поджал губы: каждое его слово будто бы рождалось в муках. — Но я добился лишь того, что ты вовсе от меня отдалился, предпочитая проводить время с братом, друзьями или этим сумасбродным Митрандиром… Будущее видится мне туманным, поэтому я хочу, чтобы ты знал, — голос его стал приглушенным, еле слышным. — Не думай, что я не любил тебя, что не замечал твоих успехов, не сопереживал твоим неудачам. Пусть и непохожий на меня, ты всегда был мне очень дорог.       Волнение захватило Фарамира с такой силой, что он почти перестал дышать, а лоб его покрылся испариной. Он смотрел на сидящего перед ним отца и не мог поверить, что всё это с ним происходит на самом деле. Видел, чего тому стоило признаться, переступить через непомерную гордость, показать себя слабым.       На краткий миг что-то шевельнулось в сердце Фарамира, ему захотелось подойти, быть может даже обнять родителя, чего он не делал уже много лет, но ноги его точно приросли к полу. Запрокинул голову к потолку, чтобы не позволить непрошеной слезе выкатиться из глаз. Слишком долго он ждал этих слов, а, когда, наконец, услышал, оказалось, понятия не имел, что с ними делать. — Я всегда относился к вам с большим уважением, отец, — спустя короткое время Фарамир совладел с собой и смог вновь говорить без колебаний. — И вам это доподлинно известно. К тому же сейчас не время ворошить прошлое, нужно думать о будущем.       Дэнетор ненадолго закрыл лицо руками, а когда отвёл их и посмотрел на сына, тот опять увидел перед собой наместника Гондора — властного, сурового, холодного. Государь указал ему рукой на соседнее кресло: — Ты хотел рассказать мне, что произошло в Итилиэне. Я слушаю. — Несколько дней назад в долине Друадан я встречался с Эомером, князем эорлингов, который прибыл туда по поручению короля. Теоден предлагает восстановить союз Гондора и Рохана и выступать против Саурона единым фронтом, — Фарамир заметил, как сжались губы сидящего перед ним наместника. — Я взял на себя смелость принять это предложение. — За моей спиной? Снова? — вскинул бровь Дэнетор. — Вы же понимаете, что в одиночку мы не отобьём Осгилиат. Князь готов выставить тридцать пять эоредов, у нас нет такой конницы. — Теоден слаб, — резко ответил наместник. — Он давно потерял власть в собственном государстве. Что он может нам предложить? — Король был в самом деле болен, но излечился от своего недуга. Его намерения помогать Гондору искренни. Увидев, как тень сомнения промелькнула по лицу отца, Фарамир, не теряя времени, усилил напор: — У нас с Эомером есть подготовленный план атаки восточного берега. Если мы будем действовать быстро и сообща, есть шанс не только не допустить новое нападение короля Ангмара, но и полностью вернуть Осгилиат. Дэнетор выпрямился в кресле — в глазах его впервые за долгое время загорелся огонёк надежды: — Говори, — нетерпеливо потребовал наместник.       Некогда Осгилиат был первой столицей Гондора, а ныне представлял собой разбившийся на две половины полуразрушенный город, правую часть которого войска Короля — Чернокнижника превратили в свой военный лагерь, а левая до сих пор находилась под управлением остатка армии Белого города, ранее возглавляемой Боромиром. Однако обе стороны прекрасно понимали, что захват левого берега слугами Саурона — вопрос времени. И как только враг преодолеет этот последний рубеж, ему откроется дорога на Минас-Тирит.       Фарамир предлагал опередить планы короля Ангмара, воспользовавшись резервами Эомера, сделать ставку на внезапное появление роханцев. Военный совет двух командиров проходил в укрытых от глаз лазутчиков землях, и никто из них не знал, что бывшие союзники вновь решили действовать сообща.       В ночь перед предполагаемым наступлением Эомера, отряд гондорцев должен был добраться до излучины Андуина и взорвать построенную там ещё во времена правления людей плотину, сдерживающую мощный водный поток от вторжения в Осгилиат. Неминуемое наводнение заставит орков открыть город и высадиться на берег к оставшимся в распоряжении гондорцев укреплениям. Чтобы избежать открытого боя с превышающим по численности неприятелем, достаточно продержать оборону до захода солнца. За это время, ожидающий сигнала в долине Каменных телег Эомер успеет со своей армией добраться до Осгилиата и направить неожиданный удар со стороны Пеленнора.       Фарамир очень долго излагал свой план, рассчитанный практически по минутам, обрисовывая наместнику каждую деталь предполагаемого наступления. За этим занятием они провели несколько часов, пока, наконец, Дэнетор не отодвинул от себя разложенную карту, устало откинувшись в кресле: — Это самое безумное предложение, которое я когда-либо слышал, — вырвалось из его уст. — Если ты надеешься добиться от меня согласия, то, знай, ты его не получишь. Фарамир перевёл взгляд с карты на раздражённо кусающего губы отца: — Что заставляет вас сомневаться, государь? — Всё, — резко бросил наместник. — Начиная с этого князя Эомера. Почему ты ему так доверяешь? Ты делаешь на него слишком крупную ставку, хотя знаешь всего пару дней и никогда не видел на полях сражений. — В годы смуты, постигшей Рохан, Эомер был одним из немногих, кому удавалось сдерживать орды орков. Он спас свою страну от разорения, кроме того, за время нашего пусть и краткого знакомства, я успел убедиться, что Эомер — человек чести. Он сдержит своё слово. — Честь! — с насмешкой воскликнул Дэнетор. — Не суди всех по себе, Фарамир, в нынешние времена честь немного стоит. Когда приходит беда, именно о ней прежде всего забывают люди.       Правитель Гондора впервые за время их разговора встал с места, прошёлся по залу, заложив руки за спину. Обернулся к сыну, тут же поднявшемуся вслед за ним: — В вашем с князем плане риск проиграть превышает все допустимые пределы. Смотри, — наместник чересчур проворно для своего царственного статуса подскочил к столу и ткнул пальцем в карту в нескольких места. — По дороге к Осгилиату здесь, здесь и здесь войска Эомера могут стать жертвой орочьих засад. И это только те участки пути, о которых мы знаем. Даже если его всадники хорошо подготовлены, понадобится время, чтобы отбить атаки, а у твоих солдат этого времени не будет. Вас переубивают как зайцев на охоте, — Дэнетор запнулся, понизив голос. — И тебя в том числе. Ты отправляешься на верную смерть. — В случае даже самой хорошо подготовленной битвы всегда есть вероятность потерпеть поражение, государь. Это не означает, что от неё нужно отказаться, — Фарамир тоже заговорил тише. — Если мне суждено погибнуть, защищая Гондор от падения, так тому и быть. Гораздо тяжелее мне будет смириться с мыслью, что я не воспользовался пусть и небольшим шансом его сохранить. — Нет, — отрезал наместник, крепко стиснув зубы. — Я не позволю тебе так нелепо умереть. Может, ты забыл, но судьба распорядилась таким образом, что отныне ты наследник трона. Ты не имеешь права столь безрассудно рисковать своей жизнью.       Горький смешок сорвался с губ Фарамира — теперь ему всё стало ясно: — Вот, чего вы боитесь, — некстати проснувшаяся и почти детская по своей нелепости обида кольнула его сердце. — Что некому будет занять трон. В этом причина столь неожиданной перемены в вашем отношении ко мне. Вы всегда знали, как мне претит эта роль… только, государь, если Гондор падёт, не будет ни престола, ни неугодного наследника.       Дэнетор в ярости ударил кулаком по столу, заставив Фарамира резко замолчать. Усилием воли подавив острую вспышку гнева, наместник приблизился к сыну, медленно и с осторожностью приподнял руку, как будто хотел дотронуться до его лица, но в последний момент резко её отдёрнул. Он был очень бледен, губы искривились, выдавая глубокие душевные муки: — Да пойми же ты, — Фарамир услышал свистящий шёпот отца. — У меня не получилось уберечь Боромира от смерти, теперь я могу потерять ещё и тебя, а я не хочу этого. И не только потому что ты единственный наследник, или что ты там себе выдумал… Я же сказал, что люблю тебя. Разве этого мало?       Левую сторону груди молодого гондорца во второй раз обожгло как огнём. Он пристально посмотрел Дэнетору в глаза. В них снова читалась тревога отца за своего сына, и она во стократ превосходила самые честолюбивые планы и помыслы великого короля. — Если то, что вы сказали, правда, — Фарамир тем не менее не собирался сдаваться. — Тогда прошу вас, доверьтесь мне хоть раз в жизни. Отдайте приказ о наступлении. — Упрямец! — вновь не сдержал вскрик негодования Дэнетор, поражённый такой несговорчивостью сына. — Ты спорить со мной вздумал? — Упрямство одно из тех немногих качеств, которое я унаследовал от вас, государь.       Наместник резко развернулся, чёрной сгорбленной тенью проследовал к своему столу. Тяжело дыша, упёрся в него обеими ладонями, вонзил свой острый как нож взор в расстеленную карту. Несколько свечей, горящих в зале, внезапно погасли, а воздух стал плотным точно туман, восходящий над Великой рекой. Казалось, само время остановилось в ожидании его решения. — Делай то, что задумал, — наконец, раздался его тихий голос. — Я отдаю приказ.       Фарамир с облегчением прикрыл глаза. Кажется, ни одно сражение не давалось ему с таким трудом. Он поклонился, преисполненный самой глубокой и искренней благодарности: — Я очень ценю ваше доверие, государь, — помедлил, точно собираясь сказать что-то ещё, но передумал. — Не смею больше вас задерживать. — Фарамир! — уже в дверях догнал его надтреснутый голос отца. — Мальчик мой, подойди ко мне!       Не в силах больше сдерживать раздиравшие изнутри чувства, Фарамир резко развернулся, как в тумане преодолел разделявшее их с отцом расстояние, и, поддавшись внезапному порыву, с благоговением опустился перед ним на одно колено. В следующую секунду горячие сухие ладони наместника Гондора легли ему на голову, гладили его волосы в сдержанной, неумелой ласке, дарили давно позабытое, но такое необходимое в этот трудный час тепло.       Дэнетор коснулся губами лба сына, прошептал еле слышно: — Благословляю тебя, пусть удача будет на твоей стороне. — Я вернусь с хорошими вестями, отец, — поднялся на ноги Фарамир. — Даю вам слово. — С хорошими ли, с дурными, — голос наместника дрогнул. — Но я заклинаю тебя — вернись.