Уйти по-английски

— Вот здесь, — Милодар остановился перед краем воды и ткнул в воздух пальцем, — стоял ты. Элинн удивленно поморщилась. Милодар — коллега, побратим, муж — давно уже не обращался к ней в мужском роде, кроме как на работе. Однако здесь это, видимо, было уместно. Почему? Из-за общих воспоминаний, крепко засевших в мозгу и подсознании? — Вон там был я, — землянин указал на фонтан, и Элинн замерла в изумлении. Бронзовая чаша фонтана с одной стороны полностью оплавилась, вода не капала, а ручейком стекала в пушистый ковер мха. Темные полосы ржавчины говорили: так уже давно. Может, лет пять, а, Элинн? — И здесь, — комиссар уверенно отмерил двадцать шагов и с торжествующим восклицанием выдернул из мха какую-то тонкую, длинную штуку, — будет наш телепорт! Затем он снова воткнул отметку в мох и осторожно установил на верхушке ее другую, круглую штуковину. Элинн осторожно присела рядом. — Колышек от палатки? — недоверчиво рассмеялась она. — Дариннэн! А это что такое? Она протянула было руку, намереваясь взять то, что казалось простым шариком от подшипника. — Не трогай. — Вот как? Может, ты наконец обьяснишь мне, как это все превратится в нашу кабинку телепорта? Что мы здесь делаем, к тому же, с дочерью? Это просто опасно! — взмахнув руками, Элинн чуть не сбила простенькую конструкцию. — На что это похоже? — сухо спросил Милодар и рванул молнию комбинезона: вместо обычной зимней подстежки Элинн увидела плотный корсет, какие носили разве что после травм позвоночника. Подобных травм у любимого побратима она за последние годы не наблюдала. — Сложи два и два, Эльд. Это ритуал. Элинн закашлялась от неожиданности. Она ожидала чего угодно, хитрых технических приспособ, второго подземного хода, но не такого. — Ты уверен, что это решение правильное? — Другого выхода нет. Слова гулко отражались от стен гигантской пещеры. Мерно падали капли в позеленевших фонтанах. Любой звук здесь становился громким и пустым, как банка. Кап, кап, кап… — Ты уверен, что это сработает? Как? — Я уверен. Потом обьясню, если… когда получится. — Ты не уверен! — Я уверен, что это единственный наш шанс. Я проверял телепорт на себе больше десятка раз, он сработает. — Я слышу это в четвертый раз, и все равно не понимаю! — воскликнула комиссари. — Не могу понять. Ты притащил меня сюда, ничего не обьясняя, не зная даже деталей, о космос, этого самого ритуала… Все у нас как всегда, все не как у людей, на коленке! Дариннэн! Приведи хоть один разумный — разумный! — аргумент, и я соглашусь. — Элинн, — вздохнул он. — Ты здесь, значит, уже согласилась. Пути назад нет, теперь только вперед. Кап. Кап. Кап. И полная, абсолютная тишина. В этой ненормальной тишине между временами комиссары обнялись, и слышно стало тихое дыхание: ничего не подозревающая Вера. Милодар. Элинн. Фиксианка осторожно и бесконечно нежно поцеловала своего побратима в лоб, уткнулась лицом в кудрявые волосы. — Как в оке бури, — пробормотал тот. Вот-вот начнется шторм, а может, уже бушует кругом, но в кольце восьми рук страшно тихо. — Ты стал совсем белый, — отсутствующе заметила она. — Седой. — Белый. Дариннэн, не надо, я боюсь! Что не выйдет, не хватит, что мы оставим Верушку одну… не надо. — Мы уже мертвы, Элинн. — Я не смогу петь, — последний козырь выложен на стол, — я держу Веру, я не могу… — Ты и не будешь, — мягко ответил Милодар и отстранил от себя жену с дочкой. — Вот эта сфера… это подарок Бакштира, единственный и последний. Он принес его из завтрашнего дня. — Так что это? — с замиранием сердца спросила Элинн. Шаг к берегу, еще шаг. Безопасное расстояние, не себя береги, а ребенка… Напротив, у чаши фонтана, медленно разгорался знакомый костер оранжевого света. Тусклый шарик от подшипника блеснул и раскрылся острыми лепестками, прошитыми золотыми прожилками. Раздался тонкий, протяжный вой — захлебывающаяся, душераздирающая нота, струной прошившая помещение до самого потолка. Другие голоса подхватили, завыли, сплетаясь в сложном узоре какофонии. Потом что-то ударило, словно молотом, и где-то под потолком забили барабаны. — Это нас провожают, — ответил Милодар и благоразумно сжал зубы, потому что прошлый раз помнил и орать как резаный, пугая Элинн, не собирался. И вовремя, потому что перед глазами ослепительным цветком расцвело далекое, золотое солнце. Зал осветился насквозь. Элинн с удивлением наблюдала, как начинают искрить каждая веточка, каждый корешок громадной пирамиды. Волны звука сносили ее с ног, спутать было невозможно: пели крокрысцы, но пели древнюю, чужую, мощную песню. Ту, что Элинн слышала на потемневшей записи в секретном архиве и уже не могла забыть. Оказавшиеся по привычке в кармане беруши достались дочери. Картинка перед глазами мигала, и на мгновение Элинн увидела вместо своего мужа чужого, зеленоглазого мальчишку с такой же нечеловеческой преданностью в сердце. С таким же огнем. Крокрысцы пели, весь Зиккурат пел песню барабанов, убивших когда-то лучших из их народа. Песню Балана. Круг времени с грохотом замкнулся. Не чувствуя ног, Элинн шагнула вперед. Мох словно растекался, сползая по камню, но комиссари знала: нужно идти. Щупальца, когда-то так мучившие ее, теперь тянули за собой, указывали дорогу. Элинн знала: баланец, кем бы он ни был, не видит и не слышит ничего, кроме энергии, он и есть сама энергия. Все теперь зависит от нее. Воздух горел. Неверными ногами Элинн проковыляла к сверкающему силуэту и, наугад вцепившись в скалолазную упряжку, поволокла его к отметке. Казавшийся дурацким минуту назад колышек от палатки теперь представлялся рамкой, из которой гигантским мыльным пузырем вылезало искажение пространства. Элинн ткнула рукой в упругую стенку пузыря — та продавилась, прилипла, как жевательная резинка. — Давай же, — крикнула фиксианка не то себе, не то пузырю, и замахнулась второй рукой. Упрямое пространство тянулось, тянулось… и прорвалось. Три силуэта вместе с целой лавиной света провалились сквозь образовавшуюся брешь. Во вселенной стало на двух комиссаров и одну маленькую метиску спокойнее.