Её Виктор Цой.

Она была готова любить его вечность. А вечность подразумевала оставшиеся годы её жизни, долгие-долгие, хотя бы до шестидесяти пяти, а потом — небытие, неизведанный мир, о котором она часто думала в бессонных ночах. Ворочалась в своей небольшой кровати в родительской квартире, с левого бока на правый, с правого на спину, со спины на живот, пока не принимала позу, которая состояла из всего сразу и засыпала. Она представляла себе мир, где они снова будут молодыми, такими красивыми и такими беззаботными. Морщинки на дряблом лице разгладятся, осанка снова вернётся в стадию королевской, а походка будет лёгкой и изящной, как говорят, не идёт, а пишет. Ведь в старости, конечно, годы это всё у неё отнимут, а взамен дадут скачущее давление, седину в кофейного цвета волосах и медленные шажки, которые будут отнимать у неё много времени. И это если возраст к тридцати пяти не одарит её варикозом или астенией. А Виктор всегда будет таким же молодым. Он всегда будет улыбаться так, как улыбался в двадцать лет, всегда его волосы, цвета вороного крыла, будут забавно торчать в разные стороны, всегда его руки будут в меру нежны и в меру сильны, всегда чёрные глаза будут серьёзны, но переполнены теплотой домашнего уюта, которого в своё время не хватало. А может, думала она, неспеша уплетая завтрак, жизнь – это всего лишь плёнка с записанным на неё фильмом. И когда фильм закончится, плёнку отмотают назад и просмотр будет вторичным. Сюжет ей уже знаком как пять пальцев на одной из рук, но она всё равно испытывает те чувства, что испытывала тогда. Здесь она точно знает, что покраснеет как спелый томат, а здесь знает, что слёзы невесомо покатятся по алым щекам, а здесь она крепко обнимет его и нашепчет: «Люблю…» Они познакомились неожиданно, тогда, когда не думали знакомиться вовсе. Она была десятиклассницей, выпускницей, а ему было двадцать. Она прогуливалась по излюбленным сырым улочкам Ленинграда в пятом часу, а он стоял в телефонной будке и рылся в карманах чёрных джинсов. Он сразу привлёк внимание любопытной девушки — он был не таким, как остальные. Весь в чёрном, а вдобавок волосы с глазами такого же цвета, а ещё было в нём что-то…такое. Когда уже после, лет через пять, она спросила сама себя: «А что же «такое»?» — ответа не получила. Это «такое» было скрыто под кожей, куда она никогда не лезла, а он не открывался. Тогда, в тот летний вечер, она крутила на пальце связку старых ключей. Один был точно отцовский, другой видавший виды её самой, был уже ржавым и временами перекошенным. Тогда этот привлекательный молодой человек подбежал к ней и спросил: – Девушка, извините, у вас не найдётся двух копеек? Мне не хватает…я верну, обещаю! Сначала она смотрела ему в глаза, но вдруг спохватилась и запустила руку в карман синих джинсов. Удивительно, но получилось вытащить как раз ровно две копейки. Он душевно поблагодарил и убежал обратно в телефонную будку. А вышел из неё расстроенным, поникшим. Она не была любителем лезть не в свои дела, но так уж этот интересный парень её зацепил, что не сдержалась и спросила: – У тебя что-то случилось? Рассказывать поколебался. Вокруг них слонялись туда-сюда сплошные грымзы, как стервятники норовящие подслушать эдакий интересный разговор, который и не спешил начинаться или же начало его было под жирным вопросом. Он не ответил сразу, протянул свою белую ладонь с тонкими зелёными венами. «Виктор», — сорвалось с его уст, «Варя», — последовал ответ. Она была такой…простой и тривиальной. Казалось бы, темы для разговоров и увлечения были избиты, но только Виктор глядел глубже. Он разглядывал её кости. И в этом скелете не было ничего обычного. Виктор хотел это зарисовать, но к несчастью забыл. Он думал о том, какой формы кости обычного человека, такого, как он, его родители, Лёша Рыбин или Олег Валинский и о том, какой формы кости Вари. Кости его самого были где-то дуговатыми, где-то прямыми, а кости Вари были витиеватыми и складывали из себя нечто иное. Они сплетались между собой и вырисовывали что-то похожее на бабочку или цветок. Он видел её такой, не снимая до того одежды, не оголяя даже её плеча, не спуская зубами лямку бюстгальтера и не расстёгивая перламутровые пуговицы шёлковой рубашки. И тогда он показался себе до отвращения скучным. Такой временами чопорный и молчаливый, со скучной внешностью обычного молодого человека. А она всегда думала, что он идеал, что именно такого принца она должна получить. Предел её мечтаний возник из ниоткуда, но в никуда пропасть она ему не даст. Интересный глагол этот, пропасть, — думала она, – вроде и существительное одновременно. Тогда получится небольшой каламбур — пропасть в пропасти. И эта пропасть, кажется, всё время оставалась под ногами. Варя смотрела вниз, для остальных просто смотря себе под ноги, но на самом деле глаза в сумасшествии бегали и ожидали увидеть свой ночной кошмар — ту самую пропасть, в которую она провалится и упустит того, кого упускать не хотела. Плевать было на подруг, плевать на родителей, лишь бы быть с ним, с ним, с ним… В холодном поту и молчаливой истерике она вскакивала на скрипящей кровати. Она падала куда-то далеко, как Алиса из детской сказки. Она хотела кричать, но губы как будто слиплись. Кудри упали на мокрое от испуга лицо. Варя всё ещё не могла прийти в себя, не до конца она понимала, где находится, а главное, что она в безопасности. Но чья-то рука мягко и плавно опустилась на её бедро. Она обернулась. Рука была мужской и сильной, но бедро сжимала нежно. Как только глаза привыкли к темноте, она разглядела его лицо. Виктор всё ещё спал. Лицо было расслаблено и больше напоминало мордашку взъерошенного котёнка. Он глубоко и неровно дышал, но впрочем вселял неописуемое спокойствие. И Варя улыбнулась с глубоким облегчением, легла обратно. Так захотелось поцеловать его, уже такого родного, но поцеловать — значит разбудить, а сна Вите не хватало. И валерьянка, и фенибут не помогали, а она ведь так беспокоилась о его здоровье… Уже и вспомнить было трудно, как кольцо с красивыми чистым камешком засияло на безымянном пальце. Кого она уже оповестила? Машу, Лизу, Иру, Аню, Диану…кого ещё? Вику? У неё нет её номера. Женю? Тоже самое. – Сестре позвони, – усмехнулся Виктор и чмокнул её в русую макушку. Ему нравилось так неожиданно возникать и сзади и обнимать так своевольно, как свою собственность. Свою жену и мать своих будущих детей. Определённо. Это был такой любимый сюжет, который, слава Богу, заканчиваться не планировал. Варя глядела в потолок с глупою улыбкой, а Виктор лежал рядом с ней, обнимая за талию. Завтра его двадцать восьмой день рождения, во что и поверить было достаточно сложно. Ведь только вчера они зажигали на торте двадцать две свечи, а теперь придётся зажигать на шесть больше… восемь лет! Они знакомы уже восемь лет! Они любят друг друга уже так долго, так долго женаты и кажется так же долго воспитывают пятилетнего сына. Странно, но кошмары рядом с Виктором ей больше никогда не снились.