Небольшое обещание

Инку нравятся ее глаза. Они не похожи ни на что, и посему неповторимы. Инку нравятся уникальные вещи. — Перестань думать о моих глазах, пожалуйста. Это смущает. Забыл. Он снова забыл, что Марусин читает любой мир как открытую книгу. Слышит любое слово еще до того, как оно сорвется с чужих губ, знает, с какой ноги ты встанешь утром в четверг. Знать всё наверно тяжело. Инку не понять, он забывает собственное имя через раз. — Извини, я не хотел. — Я знаю. Темные провалы глазниц на ее лице скрываются под веками — потерявшими какой-либо цвет. — Ты все еще думаешь. — Не могу этому помочь. Инку смешно. Он запрокидывает голову назад, сбрасывает со лба запутанные волосы и искренне старается переключить мысли на что-нибудь другое. Это забавно, кто-то вроде этого бесцеремонного художника с абсолютно нулевым понятием тактичности вдруг пытается быть понимающим. Он, который, довольно насвистывая себе под нос, лениво бродил по Омеге и приставал с беспардонными вопросами к выжившим на геноциде жителям из чистого любопытства… — Тебе не стыдно? — Ты уже знаешь, что нет. — И мне это не нравится. Инк кладет руки под голову, ложась на спину. Над головой распускающийся персиковый рассвет — такого ни увидишь не в Омеге, ни в Дудл Сфере. Марусин, такая маленькая даже на его фоне, сидит рядом, неподвижно. Ей и не нужно двигаться, даже механически — какие рефлексы могут быть у обрывка кода? Просто временное тело, собранное из нулей и единиц, через которое несуществующая девочка может наладить беседу. Было бы очень эгоистично прятать знания вселенной у себя. А Фриск не эгоистичная. — Можешь не звать меня так, пожалуйста? Точно. Фриск в мультивселенной много. А Марусин только одна. И это одна из немногих ее просьб, которые он может выполнить. — То есть ты открыто признаешь, что будешь игнорировать все мои просьбы вести себя ответственно? — А как ты думаешь? Инк ведет себя как засранец. И это не зависит от того, выпьет ли он цветной жидкости из своего пузырька на поясе или нет. Он всегда такой. Разница лишь в том, что сейчас он ощущает легкость в груди — мягкий укор в словах несуществующей девочки был больше усмехающиеся-теплым, чем назидательным. Приятно. И где-то совсем рядом с этим чувством скребется неприятная мысль. Когда действие красок закончится, в груди не будет ничего. Будет пусто — настоящий Инк вернется. Тот, кто не ощущает эмоций, не различает ни друзей, ни врагов. Инка боготворят, зовут защитником, спасителем, а он может легко проломить любому неосторожному череп, если количество позитивных воспоминаний с этим кем-то будет недостаточно велико. Не самый лучший кандидат на такую важную роль, не особо интересующийся тем, как проходит жизнь тех, кого он спас. И тем не менее этому обрывку кода не все равно. — Твое текущее состояние — не твоя вина. У Марусин всегда размеренный и спокойный голос. Тихий. Под такие приятно засыпать. Инку бы хотелось под него однажды уснуть. Но не сейчас. Он поднимается в сидячее положение, позволяя отдельным травинкам запутаться в его лохматых волосах. — Можно я попрошу тебя кое о чем? — Конечно. — Нет, я имею ввиду… вслух. — Ответ все еще «конечно». — Если… Когда я снова перестану быть… нормальным, то ты придешь? Просто чтобы убедится что я снова выпью нужный цвет? — Нет. На голову приземлятся венок из крошечных цветков клевера. — Мне не нужно будет приходить. Я не уйду. — Спасибо… Я тоже… Инк не знает, что может пообещать в ответ. Но обещает.