Chill and Skill

Уйди с дороги, стужи голос жгучий, не заводи на пустошь вековую, где в мёртвый прах бесплодно плачут тучи. Не кутай спетом голову живую, сними мой траур, сжалься и не мучай. Я только жизнь: люблю - и существую! Федерико Гарсиа Лорка * * * - Притормози, - сказал я, сообразив, что группа осталась далеко позади. – Что-то мы разогнались. Шут с облегчением опёрся спиной о дерево, видно, раздумывая – топать ли в прежнем ритме и упасть, как лошадь, или остановиться и замёрзнуть. Невелик выбор. Болтовня отвлекала, хотя последнее время мы молчали – берегли дыхание. - По крайней мере, они отдохнут от нас, а мы – от них. От нас – это от меня. С тех пор как мы пошли вдоль дороги Скилла, я был не очень-то удобным спутником. Касательно Шута, он мог быть таковым независимо от дороги. - Кстати, спасибо, что прислушался к королеве и не дразнишь Старлинг. - Я дразню, - он невинно улыбнулся. – Ещё как. Просто теперь она этого не понимает. - Шут, - вздохнул я. - Он самый. И спасибо, друг мой, что любишь меня, несмотря на мой недостаток. Шут отвесил мне церемонный поклон, и как бы я ни изображал сердитость, достоверно не получилось. Лучше пусть будет весёлым. На мгновение в память вдруг вернулась зловещая белая фигура среди метели, и в спину кольнуло. Я поёжился. - Знаешь, тогда я решил, что ты Смерть… Сам не знаю, почему это вспомнилось, но он не удивился. - Серьёзно? - Когда ты нашёл меня в снегу. Я думал, что умираю, и ты пришёл за мной. Ну, строго говоря, так оно и было. Шут смотрел на меня, любопытство в его жёлтых глазах было совсем не шуточным. Потом его взгляд изменился, стал прежним. - Готов спорить, сейчас это кажется ужасно-преужасно глупым. – Помпончики на вязаной шапке смешно подпрыгивали, яркое пятно цвета среди унылого пейзажа. – На самом деле мне больше хочется верить, что я – жизнь. Даже когда умру и после. Надеюсь, это принесёт пользу… а ещё там будет лето, солнце и цветы. И не будет проклятой зимы. Разговоры о его смерти почему-то нервировали меня гораздо больше, чем о моей, и я предпочёл свернуть всё в шутку. - Ты прав. Смерть не носила бы такую шапку даже под страхом себя самой. Тогда бы никто её не боялся. Шут засмеялся, на мгновение всплеснув руками, которые всю дорогу прятал в собственных рукавах на манер муфты. - Это просто беда, когда сам себя не греешь, - пожаловался он, клацнув зубами от холода. И тут я уставился на его руки. Они стали словно кора дерева тар, с мраморными разводами и синими прожилками. - Шут, где твои перчатки?.. - Не знаю, - отмахнулся он легкомысленно. – Может, отыщутся на следующем привале. - До следующего привала у тебя руки отвалятся! Они что, тебе больше не нужны? Его беспечность рассердила меня и немного напугала – по крайней мере, лицо его было нормального цвета. Нового нормального. Хотя бы не синее. Я снял свои перчатки, но быстро понял, что просто отдать их уже недостаточно. Тогда протянул руки, и он покорно дал мне свои. Я едва не застонал. Пальцы почти не гнулись, на ощупь будто сосульки. - Больно? - А если больно, ты прекратишь? – ответил Шут с деланной скорбью в голосе. - Нет, конечно. Придется потерпеть. - Тогда не спрашивай. Несмотря на его попытки отшучиваться, я всё же продолжал растирать его руки бережнее, будто они и впрямь были хрупкими, как лед. Как стекло. По его виду ориентироваться было сложно, а лишней боли я причинять не хотел. - У меня что-то на лице? – спросил он неожиданно. Поймав себя на том, что действительно пялюсь, я смутился. - Глаза. Ещё не привык. - Прежние были лучше? Я покачал головой. Вода без дна? Не думаю. - О, это хорошо, Фитци, - Шут демонстративно выдохнул. – Всё равно бы я не смог их вернуть, даже ради тебя. А ты ведь знаешь, что на свете почти нет вещей, которые я не сделал бы ради тебя. Или хотя бы не попытался. Я мог бы сказать то же самое, но промолчал, предпочитая доказывать делом. Тепло в любом его проявлении – это едва ли не всё, что у нас было, дороже денег, дороже всех ценностей. Мне вспомнился наш последний привал, когда я только научился худо-бедно справляться с особенностями дороги Скилла. Мы изрядно окоченели и расположились настолько близко к огню, как только возможно. Шут так утомился, развлекая меня весь день, что мгновенно заснул. Моя же угрюмая вялость некстати сменилась возбуждением, что теперь происходило постоянно, без малейшей логики. На часах стояла Старлинг, но разговаривать с ней мне не хотелось ещё сильнее, чем спать. От нечего делать я разглядывал спящего Шута, его опаловую кожу, в отблесках пламени казавшуюся позолоченной. Она виделась мне то твёрдой, как яичная скорлупа, то жидкой, будто мёд, и в конце концов желание убедиться невыносимо закололо в кончиках пальцев. Я выбрал безымянный как наиболее гладкий, без мозолей, и осторожно дотронулся до щеки Шута с каким-то детским азартом, даже не думая, что могу его разбудить. Он не проснулся. На ощупь его лицо оказалось ни тем ни другим – кожа была мягкой и очень гладкой. Такими казались атласные ленты на платье Пейшенс, хотя мне и не приходилось касаться их. И палец не оставил на ней следа вопреки моим фантазиям. Что ты делаешь? Я даже не заметил, как вернулся Ночной Волк. Он развалился у огня, встопорщив шерсть. - Ничего, - ответил я вслух. Потом повторил. – Ничего. Как охота? Жалкий кролик. Кажется, Уит вернул меня к реальности, как щипок, и я почувствовал долгожданное прояснение в голове. Надо будет это запомнить. Волк лежал там, пока основательно не обсох, чему я был очень даже благодарен. Но вопреки моим ожиданиям он снова лёг не рядом со мной, а с другой стороны, запирая Шута между нами. Не будь щенком, - ответил он на мой молчаливый упрёк. – Разве тебе холодно? Я вынужден был признать, что нет. Погода стояла тихая, и даже Шут не трясся, как обычно, а только время от времени вздрагивал. Вот видишь. А ему холодно всегда. Мы стая, мы любим его, а он – нас. Почему же не помочь? На самом деле эти припадки ревности имели больше отношения к Скилл-истерии, чем ко мне настоящему, и Волк это понимал. Он знал, что я сдеру с себя шкуру, чтобы укрыть Шута от холода, если понадобится – отдам мою кровь, мою жизнь, всё отдам. Он знал, что то же самое я сделаю и для него, и потому даже не удостаивал вниманием такие мелочи, как перепады настроения. Ночной Волк поёрзал, укладываясь, и тем подтолкнул Шута ближе. Тот мгновенно потянулся ко мне, не просыпаясь, - сунул руку мне под мышку, прижался щекой к груди и тут же перестал дрожать. Совсем. Даже поверить трудно. Твое тепло ему больше по душе. - По мне так нет разницы. Для него есть, - ответил Волк, положив голову на лапы. – Почему ты всегда споришь? Я не знал почему. Тонкие волосы Шута лезли мне в лицо, как паутина бабьего лета. Он необычный. Даже в мыслях волка было тепло, и по телу поползла приятная истома. Он любил нас. Любовь – это тоже тепло. - Да уж. Шут всегда был необычным человеком. Сомневаюсь, что он человек. - То есть?.. Выглядит хлипким, но в нем силы на много жизней. К тому же люди не сияют. - О чем ты? Ночной Волк задумался. Почти физически я ощущал, как ворочаются у него в голове человеческие понятия, он тщетно перебирал их, не находя нужное или хотя бы подходящее. Затем, видно, отчаявшись, послал мне образ – падающую золотую звезду, невыносимо прекрасную. Она обожгла меня холодом, жаром, острой болью и тут же потемнела дочерна. - Что? – спросил Шут сонно. - Всё в порядке, - прошептал я, - спи. Он лишь придвинулся ближе, словно в самом деле вздумал залезть под кожу. Моё сердце всё ещё бешено колотилось, но картинка уже погасла и забылась, а с ней и всплеск эмоций. Будто сон, красивый и страшный. Вошла Старлинг и, увидев нас, тут же поджала губы. Потом не сдержалась и всё-таки фыркнула. Воющая сука недовольна. Не сомневаюсь. Я спрятал лицо в волосах Шута, чтобы не засмеяться. Потом, протянув через него руку, украдкой почесал Волку ухо, чем вызвал его глубочайшее одобрение. * * * …Да, порой я думаю, что мы хотим слишком много. Того, что у нас уже есть, иногда вполне достаточно. Наконец одеревеневшие пальцы Шута чуть оттаяли, обрели гибкость, и я сунул его руки поглубже в карманы своего плаща, не отпуская. Побалансировав секунду, Шут упёрся мне в плечо острым подбородком. - Если не будешь беречься, твои таланты резчика пойдут прахом. - И множество других талантов тоже, - сказал он мне в тон. Потом голос стал почти мечтательным. - Мы чудно выглядим со стороны, не находишь? Вот бы кое-кто нас увидел… - Вот бы кое-кого стукнуть, - проворчал я. Что-то ледяное ткнулось мне в скулу. Не иначе нос. - Жаль, что руки заняты. - В самом деле, жаль.