бумажная любовь

      Она не допускала мысли, что с ним что-то случилось. Всего лишь дело, как она могла ему не верить? Если это шанс для них зажить счастливо и выбраться на поверхность, то и речи быть не могло.       Она приходила на их место каждый день в ожидании, достала нитки и иголку, шила что-то, смотря иногда на безмятежное и голубое небо. Оно напоминало ей о добрых и нежных, родных глазах, которые она видела перед собой каждый день. — Айви? — услышала она тихое и хриплое из темноты и тут же вскочила, взволнованная, прижимая незаконченную игрушку к груди. Увидев совсем неожиданную здесь фигуру, она испугалась. Леви...       Она видела его мельком несколько раз, лично разговаривала всего однажды. Не то чтобы он произвел у нее впечатление приветливого и дружелюбного человека. Но если Фарлан доверяет ему, то и она должна. — Леви? — переспросила она и тут же сбежала вниз, поравнявшись с ним, не зная, как и повести себя. Они никогда не были близки, чтобы она обняла его, но все равно сдерживала в себе порыв. Он живой и невредимый. Но вот глаза... Такие пустые и безжизненные. — Как я рада, что ты в порядке! Вы же... все хорошо? Где Фарлан? — тут же затараторила она, оглянувшись по сторонам, надеясь увидеть кого-то еще. Точнее, одного-единственного конкретного человека.       Леви шумно и резко выдохнул, нахмурившись и потупив взгляд куда-то в пол. Как же он это ненавидел. Как он ненавидел все это. Быть послом скорбных вестей, нести на себе бремя везунчика, которому просто хватило сноровки. — Мне жаль, — только и смог вымолвить он, увидев, как в чужих глазах блеснули слезы. Она подозревала, где-то в глубине души допускала мысль, но отодвигала ее подальше, а теперь... Боже, как же он ненавидел слезы. Наверное, потому что свои уже давно выплакал и не мог больше. — Нет... — Айви присела на корточки, запуская пальцы в волосы и зажмуриваясь. Цвета вокруг, и без того блеклые, начали выцветать и смешиваться в одну слезную пелену. Больше ничего не было. Не было Леви, не было чертового голубого неба, которым они, как дети малые, грезили. Осталась она и ее невосполнимая скорбь.       До самого конца.