Фейерверки

Айзек чувствовал, что у него кончается вера. В Альфу-Дерека; в Скотта, который вот-вот станет Альфой; в то, что Эрика и Бойд живы; в то, что ему удастся выкарабкаться из этого сверхъестественного дерьма. И опять ночи было мало, чтобы передумать всю ту гору мыслей, которую он оставлял на потом из-за стаи и всего прочего. Рассвет снова вступал в свои силы, и солнце уже чуть-чуть выглянуло из-за горизонта, но фейерверки продолжали взрываться под едва слышный хохот людей. Обычному человеку было бы трудно различить все эти яркие вспышки в уже розоватом предрассветном небе, но он же оборотень. - Хоть в чем-то польза, - слабо улыбнувшись, проговорил сам себе Лейхи. Он опять лежал на ее крыше, в тайне надеясь, что когда-нибудь она обнаружит его. А что будет потом, терялось в тумане, в точности, как и его надежды/мечты. Но Айзек всегда уходил, когда чуткий слух улавливал, как тихонько скрипит кровать. Иногда она просыпалась с криками, но тут же зажимала себе рот, чтобы родители не подумали, что она сумасшедшая. А иногда она просто плакала полночи, а потом пила сразу полпачки снотворного то ли в непонятной попытке суицида, то ли чтобы просто заснуть. Ему всегда хотелось обхватить ее за талию, сминая легкую ткань пеньюара, и прижать к себе, чтобы она не плакала и не боялась. Они бы лежали на кровати до рассвета, а потом бы он встал и ушел. К Дереку или Скотту, разницы никакой. Но он продолжал лежать на крыше около ее окна, тщательно рассматривая ее розовенькие занавески и вслушиваясь в ночные крики. Фейерверки продолжали рассыпаться огнями в небе, и смех тех людей смешивался с ее всхлипами. Она встала и начала ходить кругами по комнате, считая до десяти... До сотни... До тысячи. Ей не хватало цифр, чтобы успокоится. Айзек слышал, как ковер поглощает звук ее шагов и что она буквально плюхнулась на этот самый ковер, раскачиваясь из стороны в сторону. Если бы его спросили, что он чувствует в такие моменты, он бы ответил, что это больно. Больно и неприятно. Но он все равно не уйдет. Ни за что. Снова звук открываемой бутылки минералки и стук таблеток снотворного, которые она высыпала на свою маленькую ладошку. Девушка быстро сует их в рот и залпом выпивает полбутылки. Он может увидеть все это, она никогда не задергивает плотно свои розовые занавески, но ему даже от звуков становится нестерпимо больно. Так, что когти начинают царапать черепицу, издавая на редкость противный звук, но люди, если и услышат его, то подумают, что это птица. А она уж точно не услышит. Полкоробки снотворного сделали свое дело, она уже лежит в постели, выставив свои гладкие белые ноги на показ. Айзек каждый раз боится, что она переборщит с дозой и умрет. Поэтому до рассвета сидит на крыше и вслушивается в ее сердцебиение. Фейерверки уже потихоньку сходили на нет под недовольный гул людей. Десять минут с фейерверками и ее очередным приступом показались как минимум вечностью. Он снова ничего не сделал. Он опять просидел на крыше всю ночь. Сходя с ума, она забирала его с собой, сама того не осознавая.