В чешуе форели

      Возможно, ему не стоит быть таким взбудораженным, столько времени в дороге, но он едва мог усидеть на месте, зная, что скоро увидит цель путешествия. До восстания он не покидал замка, разве что совсем короткие поездки, а когда Роберт сел на трон он дважды побывал в Королевской Гавани, а теперь погостит несколько месяцев в Риверране.       — Да, все-таки надо было срезать путь, — привлек его внимание Эд, задумчиво осматривающий окрестности.       — Зачем? — растерялся Ренли.       — Простите, юный лорд, но если бы вы попробовали срезать путь, миледи была бы очень недовольна, — вмешался один из охранников.       — Сир Бедвин, Лиза уже давно леди Баратеон, пора перестать ее бояться! — азартно возразил Эдмар. Видимо, тому просто нужно было развлечение.       — Нет, юный лорд, как раз потому что миледи теперь леди Баратеон, ее стоит еще больше опасаться, — довольно откровенно возразил рыцарь.       — Почему это? — возмутился Ренли, потому как ему определенно послышался недобрый намек в сторону брата. Станнис, конечно, страшный зануда и ворчун, но он его брат, и нечего каким-то речным рыцарям его ругать!       — Потому что в Риверране миледи могла сразу до нас добраться, а теперь ей потребуется время, которое она сможет потратить на продумывание наказания, — искренне признался сир Бедвин.       Какое-то время Ренли переваривал откровения, пока Эдмар чуть ли не сползал с лошади, смеясь в голос. Как-то не верилось, что леди Лизу можно так бояться. А потом Эдмар стал вспоминать, как именно и за что наказывала слуг Лиза. Как отправила конюхов в помощь к прачкам на неделю каждого по очереди, когда те недоследили за тем, куда телегу с навозом тащат и испортили только постиранное белье. Как рыцари — рыцари! — за нападение на служанку извинялись перед той, а после их отправили работать на кухне. Лиза сама стояла у тех за спиной и следила за работой. Конечно, это была личная служанка миледи, но все же!       — Личная служанка? Рен, это была Вирра! — тут уже Баратеон охнул, осознав, насколько близкого к леди человека осмелились обидеть провинившиеся. — Я вообще был уверен, что она прикажет их живьем закопать.       — Это было бы неуместно, — осторожно заметил один из рыцарей. — Высокородные и так не очень понимают миледи, а уж подобная защита служанки и вовсе вопиюща.       — Можно подумать, Лизу это хоть когда-нибудь останавливало, — фыркнул Эдмар. — За своих она будет стоять до конца и после него, но я не рекомендую проверять это на практике.       Рыцари переглянулись и промолчали. Ренли заметил, что рыцари дома Баратеон нередко становятся очень задумчивыми после разговоров с рыцарями Талли, и сгорал от желания узнать, что именно они узнали. Приехавших с леди Лизой слуг расспросили еще в замке, но те уклонялись от слишком бесцеремонных расспросов, Ренли специально подслушивал. Та же Вирра нахально заявила, что спрашивать не о чем, скоро сами все увидят. Она только не учла, что ждущая наследника леди была несколько не такой, как обычно, и Вирра торжественно клялась никогда в жизни не заводить детей, если они так влияют на рассудок.       Ренли и сам засомневался в разуме леди Лизы, когда застукал ее ночью по пути с кухни. О том, что леди не пристало ходить за едой лично, он не стал говорить, только пожелал сестрице приятного перекуса, хотя выбор продуктов прогнал его аппетит до обеда следующего дня. Но в то же время это все еще была леди Лиза, которая читала вслух по вечерам или играла с ним в кайвассу, пусть он и не смог ее ни разу одолеть. Она переписывалась с леди из других домов Штормовых Земель, узнавая о них и их семьях из писем гораздо больше, чем знал тот же мейстер Крессен, а ведь когда-то казалось, что старик знает все на свете! Лиза даже вела переписку с братом, который вообще-то ненавидел писать письма не по делу, но жене отвечал, а вместе с ней и Ренли.       Она позаботилась о бастардах Роберта и пусть Ренли не слишком интересовали дети, но он тоже не хотел бы, чтобы дети с кровью Баратеонов жили в нищете. Она же приказала установить в его комнате железно-деревянную конструкцию с веревочной лестницей, канатом и стойками для упражнений. Он любил тренироваться, но в ненастную погоду вне стен было слишком неуютно, а книги он так и не смог полюбить, поэтому делать было решительно нечего. Вернее, ничего такого, что бы одобрил Станнис, а его лекции были хорошей причиной не нарываться без лишней, жизненно важной необходимости.       Как-то раз леди Лиза поймала его на рассматривании старых костюмов отца — дед Харберт сохранил все в целостности, но никто больше не смел прикасаться к ним — но не стала отчитывать. Отец был скромным человеком, но в отличие от Станниса понимал свое положение верховного лорда и одевался, как и другие, в богатые, яркие ткани с золотой или серебряной нитью. Леди Лиза тогда поправила его, что парадная одежда и повседневная сильно отличаются, и ему пришлось показать, что у Станниса различия минимальны. Ренли мог поклясться, что у леди глаза сверкнули, когда она пообещала этим заняться, как только станет чуть посвободнее. Сам он пока не мог выбирать свой гардероб, а потому одевался как старший брат, но собирался все-все изменить, как только получит шпоры.       Он знал, что Роберт и Станнис уже долгое время обсуждали, к кому на воспитание он мог бы отправиться. Один старший брат хотел отправить его на Север к другу Эддарду Старку, в то время как второй предлагал кого-нибудь из родичей Эстермонтов. Про то, что их кузен Ломас один из немногих приятелей Станниса — вряд ли у него были друзья — тот не упоминал, но Ренли прекрасно знал это и сам, Ломас был не таким уж занудным, но серьезным и сдержанным, почти как Станнис. Наверное, поэтому они и нашли общий язык. Но Ломас стал кастеляном Драконьего Камня, и он слышал о двух попытках отравления и одном открытом нападении, а потому к нему Ренли бы точно не отправили. Кузен даже свою семью оставил в Зеленой Скале, потому что в драконьем владении было беспокойно и небезопасно.       В какой момент в семейный спор влез лорд Аррен, было непонятно никому из Баратеонов, но Роберт приветствовал советы старого наставника, несмотря на глухое и молчаливое несогласие остальных. Ренли был почти зол, потому что лорд Орлиного Гнезда был никем, что бы ни говорил Роб, и решать, где будет взрослеть младший из сыновей Стеффона Баратеона, не имел никакого права. Он бы потерпел еще Крессена, старый мейстер всегда заботился о них, но Джон Аррен был им чужим. И его предложение отправить его в сквайры Джейме Ланнистеру вообще ему не понравилось. Вот нисколько!       Ренли даже себе не хотел признавать, что сама мысль об обучении у одного из известнейших и сильнейших бойцов Семи Королевств заставляла его сердце биться быстрее. Сир Джейме был рыцарем Королевской Гвардии, цареубийцей и героем-спасителем столицы, самым молодым рыцарем столетия, тому было всего пятнадцать, когда он получил шпоры! Но в то же время он был наследником Утеса Кастерли и пусть Ренли подружился с Тирионом, лорд Тайвин его пугал. Лорд смотрел на всех сверху вниз, грозно и властно отдавал приказы всем вокруг, даже с Робертом ведя себя так высокомерно, что Ренли готов был поддержать скрежет зубов Станниса собственным.       Хорошо, что Тирион был другим. Нет, он тоже бывал надменным, и разговор их начался с насмешливого вопроса, всегда ли лорды Штормового Предела одеваются скромнее собственных слуг. Не будь Тирион так мал, Ренли бы определенно полез в драку, но поднять руку на карлика было совершенно недостойно. Да и Эдмар влез, отметив, что львы хорошо сэкономят на ткани для его одежды. У карлика тогда дернулся глаз, но он тут же ответил, что он может обновлять гардероб ежедневно, но Ланнистеры все равно останутся богатейшими лордами Вестероса.       — Даже леди не позволяют себе столько нарядов, — якобы осуждающе покачал головой Эд.       — Ваша сестра — возможно, — задрав голову, отвечал карлик.       — Хотите сказать, будущая королева — транжира? — тут же перевел стрелки Талли, сделав вид, что не заметил выпада в сторону леди Лизы. — Нам стоит бояться за казну?       — Представьте, что будет, если будущий кронпринц унаследует эту черту характера, — принял белый флаг Ланнистер.       — Его надо сдать на воспитание Станнису, — неожиданно даже для самого себя заявил Ренли. О да, никто другой не сможет проесть плешь лекциями об экономии так, как его брат.       Про то, что наследника как бы ни просто нет — даже в планах он пока только образно — они успели позабыть, заспорив, в каком доме его бы воспитали лучше всего, даже Уиллас не стерпел. В какой момент «надменный карликовый лев» стал просто Тирионом, Ренли и сам не заметил, но после порадовался. Карлик умел веселиться, мог превзойти Уилласа по начитанности, а Эдмара — обыграть в кайвассе. Про то, что маленького сына верховного лорда Утеса обычно не замечали, когда тот не хотел привлекать внимание, и вовсе нечего говорить — Тирион мог прокрасться туда, куда никому из них не удавалось, он даже подслушал заседание Малого Совета, просидев его под столом. Сказал, что в жизни не слышал ничего скучнее и что никогда и ни за какие деньги не войдет в Совет, даже если его будут о том умолять. Эдмар тогда расхохотался и сообщил, что Тирион обязательно войдет в историю, как первый член Малого Совета, которого приходилось отлавливать и тащить в зал совещаний в кандалах. Ренли тогда добавил, что если там правда так скучно, то Роберт станет первым королем, которого в зал надо будет вносить связанным. Он невольно засмеялся, привлекая к себе внимание, пришлось пояснять.       — Правильно действуешь, хорошее настроение нам определенно понадобится, — неожиданно серьезно кивнул Эдмар, но не стал пояснять, лишь добавил, что в Риверране он поймет.       Эдмар снова оказался прав — но мысль эта еле-еле достучалась до юного Баратеона только после недели пребывания в Риверране, до того момента он, казалось, засыпал на пути к кровати. Дядя Эда, сир Бринден Талли, опытный воин, стратег и кастелян замка был строг к себе, другим и к воспитанию будущего лорда Риверрана подошел со всей серьезностью. Ренли уже не удивлялся, что поездки в Красный замок или Штормовой Предел воспринимались речником как божья благодать: так, как гонял Черная рыба, не гонял никто! Не успел отсидеть на занятиях с мейстером — извольте на тренировку, устали — за доску кайвассы вместо отдыха, после в библиотеку, после на новую тренировку, потом вечерние занятия, потому что звезды изучаются только по ночам.       Времени на что-то другое им просто не оставляли, вернее, времени не оставляли Эдмару, Ренли мог и не присоединяться к ужасному режиму друга, который, как пояснял Эд, был наказанием за попытку продлить отдых побегом в Штормовой Предел. Но и бросить Эдмара в одиночку он не мог, учитывая, что именно он упросил речника поехать к ним погостить, потому что в замке было довольно скучно без компании. Старший товарищ всерьез задумался, оценивая последствия, и теперь Ренли мог его понять намного лучше, чем тогда. Станнису до сира Бриндена далеко, в чем он, конечно, никогда не признается, но оценить успел: старший брат был намного милосерднее. Безумный режим должен был сохраняться месяц!       Эдмар еще на въезде велел запомнить его счастливым и улыбающимся, на случай если наказание он не переживет. Теперь это уже не казалось частью недоброго юмора дома Талли, а вполне реальной возможностью. Бросить друга в беде было неблагородно, хотя очень хотелось, себе-то можно признаться. С одной стороны Ренли тренировался с другими нагрузками, потому что был младше и слабее, но в тоже время ругань Черной рыбы била куда больнее непривычного к подобному отношению Ренли, чем Эдмара, который пару раз даже огрызнулся. Сир Бринден не стеснялся в выражениях, называя то девчонками, то слабаками, то криворукими остолопами — а они вообще-то сыновья верховных лордов, а не латники-простолюдины! Стражников сир Талли тоже крыл разными словами, когда гонял защитников Риверрана до седьмого пота.       — Он так-то тоже сын верховного лорда, а еще рыцарь, старше и по званию, и по возрасту, — как-то фыркнул на его причитания Эд, когда они решали счетные задачи под присмотром мейстера Вимана. Ренли не мог поверить, что действительно считает скучные уроки отдыхом и не пытается сбежать — потому что если поймают, то тренировками до заката они не отделаются. — И не надо так реагировать на слова. Они, конечно, могут быть очень могущественными, Лиза словами добивается такого, что у отца волосы дыбом встают, но личные оскорбления — это ветер. Сколько бы ветер не дул, скала перед ним не склонится.       — Я просто еще привыкаю! — инстинктивно начал защищаться Ренли, на что друг поднял руки, показывая открытые ладони. — Я в порядке.       — Как скажешь, — не стал спорить Эд. — Не грусти, месяц это не так долго, вот если бы дядя велел жить в таком режиме все те месяцы с момента, как мы покинули Королевскую Гавань и до приезда в Риверран — вот тогда дело было бы плохо.       Баратеон содрогнулся от одной мысли о месяцах мучений, когда пары недель хватило, чтобы мечтать об дополнительных уроках у мейстера, все что угодно, лишь бы не тренировки с сиром Бринденом. А ведь скоро должен был приехать Тирион! Эдмар был непоколебимо уверен, что львенка отпустят, а вот «цветочек» Уиллас не сможет вырваться из Хайгардена. У наследника Тиреллов забавно дергался глаз, когда его дразнили цветочком, а Ренли до сих пор не мог решить, как относится к «сохатику», как его называла леди Лиза. Как-то несерьезно, но родного брата она часто в шутливых перепалках называла мальком: «ты на кого волну гонишь, малек?» И тот не возмущался, только говорил, что переспорить Лизу не получается и у лорда Талли. Тирион быстро стал «котенком», потому что до льва не дотягивал пока, а его возмущенное пыхтение игнорировалось с той же легкостью, с какой леди игнорировала скрежет зубов Станниса. Возможно именно из-за «недотягивания», карлика и отпустили в Риверран, в отличие от Тирелла.       — Понимаешь, если бы решала леди Оленна, она могла бы позволить, они с тетей Селией неплохо друг друга знали, но лорд Тирелл может решить иначе просто из чувства противоречия, чтобы напомнить, кто возглавляет дом, — объяснял свою уверенность Эдмар. — А Тириона отпустят легко, потому что он не наследник и лорд Тайвин считает налаживание связей с правящей семьей важным делом даже сейчас, когда его дочь уже королева.       Им обоим не нравилась Серсея. Красивая, да, величественная, как и должна быть королева, но такая злая! Она говорила гадости Тириону, несмотря на то, что он ее младший брат. Она ругала служанок буквально ни за что, а он уже выучил, что о человеке многое говорит то, как он обращается с людьми ниже его по положению. А еще он узнал от слуг, слышавших ее разговоры с другими леди с Запада, что она смеялась над Лизой и Станнисом, величая их парой чудаков, потому что Станнис посвятил в рыцари контрабандиста Давоса, а леди Лиза создала лечебницу для простолюдинов.       Максимум, что могли сделать слуги, это ругать за глаза, но ему было легче от знания, что люди из Красного замка на стороне Баратеонов и категорически не переваривают Ланнистеров. Но он все равно пошел к Станнису, просто чтобы рассказать, что узнал и заметил. Брат неожиданно спокойно и терпеливо выслушал его гневные высказывания, ни разу не окоротив язык, хотя обычно за срывающиеся с языка выражения его ждала бы многочасовая лекция о манерах. А после спросил, почему его задели слова чужого по сути человека.       — Но это же неправда!       — Что именно? Разве я не посвятил в рыцари контрабандиста, провезшего еду в Штормовой Предел? — не дал ему продолжить Станнис, изучающе глядя в глаза. — Или леди Лиза не открывала специальное заведение для лечения обычных людей?       — Да, но… — но Серсея говорила об этом, как о чем-то глупом и ненужном.       — Оценочные суждения оставь тем, кто их высказал. Факты — вот то, с чем ты должен уметь работать, — отрезал брат. — А факты говорят, что леди Серсея не соврала ни словом. Как и то, что она не годится на роль королевы, совсем как Роберт не подходит на роль короля.       — Стан! — ахнул и тут же оборвал себя Ренли и огляделся. Никому нельзя говорить таких слов, тем более Станнису! Пока у Роберта не родится сын, Станнис наследник, и такие слова…       — Успокойся, я говорю это Роберту по три раза в неделю, и он всегда соглашается, — тут брат нахмурился сильнее, — и добавляет мне работы какими-нибудь сумасбродными идеями.       — Может тогда ты не будешь ничего говорить и Роберт будет работать сам?       — Невозможно, — буркнул Станнис, но слегка расслабился. — В любом случае, Ренли, если меня называют чудаком потому, что я вознаградил простого человека по заслугам, это не я чудак, это с миром что-то не так. И предстоит много работы, чтобы это исправить.       — Я могу тебе помочь? — Ренли никогда и никому не признается, что у него почти остановилось сердце, пока он ждал ответа. Но того, что день стал ярче, когда Станнис медленно кивнул в ответ, он не стыдился.       Но в первую очередь ему нужно решить, каким он видит свое будущее: помогать братьям можно с любой позиции, хоть лордом, хоть обычным рыцарем дома Баратеон. Хотя, конечно, будучи лордом от него было бы больше пользы, но посмотрев на лордов в окружении — Талли, Аррен, да и сам Станнис, он тихо признался Роберту, что не хочет быть таким же. Старший брат на удивление серьезно воспринял его признание и заверил, что если Ренли захочет быть обычным рыцарем, он возражать не станет и придержит ворчания Станниса. И поймет, даже если Ренли рванет в Пентос и станет наемником:       — Но только чтоб отряд себе собрал самый лучший! И повоевать, и выпить — чтоб все было!       Наемником он становиться не собирался, но был признателен старшему брату за свободу выбора. У многих, очень многих его не было. У Эдмара, например. Он был единственным сыном своего отца, наследником и обязан был соответствовать: учиться, тренироваться и помогать с управлением замка — хотя бы следить за тем, как это делает его дядя, и набираться опыта. Талли взрослели рано, как сказал сам Эд. Его сестрам не было и десяти лет, как умерла их мать, и им пришлось брать на себя функции хозяйки замка. Даже разделенная на двоих ноша была бы непосильна для девочек, не будь рядом их тети и дяди, а теперь последний занимается наследником и клянется, что иначе, чем лучшей версией себя, Эдмар не вырастет. Или вообще не вырастет, как мрачно шутил вымотавшийся Эд.       — Ничего, еще чуть-чуть осталось, — тихо повторял Ренли, как молитву.       Тирион приехал на следующий день, как закончилось их наказание, а потому радость от встречи была усилена невозможным счастьем от окончания пыточного режима. Ланнистер с недоверием слушал их жалобы на тренировки сира Бриндена и лишь посмеивался над особо драматичными моментами, пока Эдмар не заставил онеметь их обоих:       — Ничего, я послушаю, как ты завтра запоешь, когда он и тебя начнет гонять.       — Вот теперь я верю, что вам пришлось сложно, — чуть помедлив, все же ответил Тирион с кривой ухмылкой. — Эд, ты головой повредился. Забыл, что я карлик?       — Ты серьезно думаешь, что это тебя спасет? — Эдмар даже не повернул голову в их сторону. Талли вкладывал в голос столько убежденности, что даже Ланнистер не стал продолжать спор, пожав плечами.       Конечно, прав оказался Талли. Сопровождающий Тириона сир Тигетт, младший брат лорда Утеса Кастерли, был возмущен, но, разумеется, сиру Бриндену до его возмущения не было никакого дела. Мальчишкам было позволено последить за спором, когда лев примчался в поисках племянника на утреннюю тренировку и вызверился, с чего-то решив, что Черная рыба нанес какой-то метафорический удар по гордости Ланнистеров. Слова сира Бриндена Ренли запомнил на всю жизнь, словно они оставили клеймо где-то у него в голове.       — Карлик не станет рыцарем, турнирным бойцом и воином. Но это не значит, что он не имеет права защищать свою жизнь — это право было рождено вместе с ним и оно у него останется до самой смерти.       Тирион, что странно, воспринял тренировки куда лучше, чем ожидал Ренли, не жаловался, не ворчал, только стискивал кулаки, когда сир Бринден проходился по нему словесно в привычной грубой манере. Карлик тренировался вместе с ними, но с другими требованиями и с мечом он все же не мог совладать, поэтому ему вручили кинжалы. Он не мог тренироваться с луком, но взять в руки арбалет отказывался до того момента, как его вручили им всем. Вера не одобряла арбалеты как таковые, рыцари считали, что это оружие для безруких идиотов, но Бриндена Талли такие мелочи не интересовали.       С ездой на лошади возникли проблемы из-за седла, но Тирион, к которому в кои-то веки относились как к обычному мальчишке, а не бесполезному карлику, зубами вцепился в возможность и прилип к шорникам с целью создать себе седло. Когда же Эдмара забирали тренироваться с копьем, он и Тирион сидели за доской кайвассы, где карлик учил его хитростям, что успел узнать сам. Они часто спорили за доской о том, как будет выглядеть их общий племянник или племянница — весть об ожидании наследника прибыла одновременно с Ланнистерами — пока Эдмар не притащил им книгу о родословной домов Вестероса, сказав, что все дети от союза оленей и львов были черноволосыми и синеглазыми. Кровь Штормовых королей была сильнее крови Ланна Умного. На этом спор был закончен.       Их стали таскать в лес, где они слушали егеря, учились замечать следы, разводить вручную костер и ставить простые ловушки и силки — крестьянский метод охоты. Как из простой землянки сделать укрытие от дождя и ветра, как скрыть его от диких зверей, как научиться защищаться от них же, когда у тебя ничего нет — Черная рыба сказал, что они научатся выживать в сколь угодно невозможных условиях и учил. Ренли не видел во всем этом необходимости — когда это сыновья лордов оказывались в лесу в одиночестве и без оружия — но это было весело и интересно, и Баратеон молчал. Тириона интересовало все, Эдмар не спорил с дядей ради сохранения рассудка, а сир Тигетт уже смирился с безумием форелей.       Уроки у мейстера Вимана были скучными, особенно когда тот начал курс по оказанию помощи при ранениях и болезнях: не слишком нужное — это работа мейстера! — но как сказал Эд, во время войны вопрос жизни и смерти может решаться за минуты и Ренли предпочтет знать, что делать. Часто к их воинским тренировкам присоединялся сир Тигетт, как второй наставник и соперник сира Бриндена на мечах, казалось, весь мир замирал, когда два известных бойца скрещивали клинки, пусть и в тренировочном поединке. Кто из них побеждал, было неясно, они заканчивали поединки без открытой победы, просто в какой-то момент молчаливо соглашались, что бой окончен. Эдмар ворчал, что им до такого мастерства лет десять тренироваться, Тирион насмешливо замечал, что он вообще не ознакомится с этой стороной жизни, а Ренли просто хотел, чтобы однажды он сам мог так же стоять против одного из них и не позориться потерянным мечом, спотыканием о собственные ноги или еще какой-нибудь глупостью.       — Слушай, Эдмар, я спросить хотел, у вас, правда, на службе калеки? — по вечерам они привыкли собираться в небольшом зале недалеко от гостевых покоев, просто поболтать, без книг и кайвассы, от которой стал уставать даже Тирион. И именно карлик замечал многое из того, что упускал Ренли, а по вечерам выспрашивал заинтересовавшее.       — Ну да, есть такие, у одного вместо ноги протез, деревяшка, обитая железом, у двоих руки потеряны в схватках. А что? — лениво отозвался Эдмар.       — А зачем они вам? — тут и Ренли заинтересовался.       — В смысле зачем? — вытаращился Эд. — Рен, ты же знаешь, кто такие присягнувшие воины?       — Но ведь они уже не могут сражаться?       — С чего ты взял? — Эдмар так изумился, что рухнул с дивана. — Почему не могут?       — Ну ты же сам сказал, протез, рук нет, — растерянно пробормотал Ренли и взглянул на Тириона в поисках поддержки. Карлик же задумчиво смотрел на Талли, словно видел необычную расстановку фигур в кайвассе и не мог решить, как ему действовать.       — И что? — Талли на него смотрел с недоумением. — Ну да, руки нет, но вторая есть, и можно вместо отсутствующей сделать деревянную замену, обить железом, форму придать полезную или вообще крюком сделать. А можно вообще всю из железа, правда, она тяжелая будет. У Ричарда в руку лезвия вставлены, он там рычаг нажмет — они выскакивают, как когти у кошки, дядя замучился ему манеру боя переправлять, чтобы он сам себя не порезал.       — Но все же помог? — каким-то не своим голосом спросил Тирион. — Не уволил.       — Нет. Мы, конечно, никого не держим против воли, после Восстания многие ушли с травмами, им хорошее жалование напоследок выдали, но если воин желает продолжить службу и готов жилы рвать ради этого, то зачем ему мешать? Сам понимаешь, потеряв руку, особенно ведущую, очень сложно не раскиснуть, считая себя негодным калекой, а начать тренироваться в новых условиях. Лиза сказала, что сила духа проявляется в испытаниях, а потому страшнее таких бойцов нет, и дядя с этим согласился, — Эдмар пожал плечами. — А Таурон, у которого ноги нет, вообще начал тренироваться, будучи калекой.       — То есть как? — Ренли и сам не заметил, как они с Тирионом придвинулись к другу вплотную.       — Ну, он сын одного из стражников, в детстве ногу повредил, там заражение было и прочее, пришлось ногу отрезать. Ему говорили, чтобы он искал себе дело какое-нибудь, которое не связано со сражениями, хотя он мечтал быть как отец, — Эдмар смотрел на огонь в камине, вспоминая. — Ему тогда Лиза помогла и мама, попросили дать ему шанс, сир Десмонд тогда еще не был мастером над оружием, но согласился попробовать. Дядя говорил, что они зря парню голову мечтами забивают, что калекам не место в страже, но после смерти матери тетя Селия уговорила его помочь. Он тогда и начал ругаться так, все время кричал, что Таурон не только одноногий, но и криворукий, и на голову ушибленный, что ему даже охрану свинарника нельзя будет доверить… ну много чего, Таурон что запомнил, рассказал.       — А сейчас что? Он что, правда может сражаться?       — Может, у дяди иных результатов не бывает, — фыркнул Эд. — Но на войну, конечно, не пойдет, его место в страже, Таурон знает каждую трещину в замке и каждую ямку во дворе, а то с его ногой можно вляпаться куда-нибудь и совсем потерять подвижность.       — Вы, Талли, любите заниматься безнадежными случаями! — невесело хохотнул Тирион. Ренли никак не мог поймать его взгляд, карлик упрямо смотрел на свои руки.       — Неверно, — резко ответил Эдмар, привлекая все внимание к себе. — Мы любим доказывать, что безнадежные случаи — удел слабых разумом и духом. Таурон, Ричард и Ливен доказывают, что мы правы, а сотни отступивших — что слабаков много больше, чем сильных.       Ренли знал, что Тирион под безнадежным случаем имел в виду и себя. Понимал, что Эдмар говорил не только о взрослых калеках, но и о Тирионе — что если он не сдастся, то научится сражаться хотя бы за свою жизнь. И догадывался, что никто и никогда не говорил Тириону, что он сильный, хотя он и был таким, несломленный презрением и ненавистью, что на карлика выливала ежедневно собственная семья.       На следующий день из Красного замка прибыл черный ворон с черными вестями: королева потеряла ребенка.