Dona Maria, como vai voce?

Любовь ребёнком изображают, Глаза повязкою покрыты, Вот почему всегда влюблённый Живёт в потёмках и в слепоте. Испанская народная песня (перевод К. Бальмонта) Средних лет мужчина вальяжно восседал в широком, плетёном местными умельцами кресле. С веранды он имел возможность обозревать все свои владения — главный дом стоял на небольшом пригорке, откуда открывался прекрасный вид на тростниковые плантации. Хозяин фазенды пригладил густые тёмно-русые, почти угольные пряди, растрепавшиеся тёплым южным ветром. Наверное, его принесло с леса, Бохлэйл* что-то говорил о надвигавшихся муссонах. Надо бы собрать тростник как можно скорее, грешно терять такой урожай. Год выдался хороший, плодородный, и, к счастью, без происшествий — по крайней мере, на территории поместья леопард больше не появлялся — прошлое лето мужчина провёл с ружьем, чтобы прострелить голову этой твари, пожирающей кур. Фазендейро Хуан — строгий, но справедливый. Рабы его любят, и молят своих африканских богов о крепком здоровье господина. Сеньор выписывает удары плетью по делу, и никогда не наслаждается властью и односторонним насилием. Он его терпеть не может, а при показной порке всегда уводит глаза куда-то в угол. Сборщиков тростника аристократ кормит до отвала, моет и лечит, а детишек даже отправляет в приходскую школу в соседнюю деревню к отцу Энрике. Какое смешное совпадение. Его тоже зовут Энрике*. Как бы капитан — а именно так величают его слуги, зная о том, что некогда господин был серьёзным чиновником-жандармом — не старался скрыться от своего не особо светлого прошлого, оно все равно настигало его, как огромный ягуар в смертельном прыжке обрушивалось на фазендейро. Он менял внешность: избавлялся от придворной привычки белить лицо, подолгу загорал на солнце, начал отращивать длинные, как в юности, волосы. Менял имена, биографии, тасовал факты. Но ничего не получалось. Ничего. Прошлое диким голодным волком мчалось по пятам, намереваясь сожрать и без того истерзанную душу мужчины. — Джинга! Армада*! — огромная нога управляющего тяжёлым молотом пронеслась над чернявой головой мальчишки. Аристократ слегка приподнялся из кресла и бросил взгляд на аккуратно очерченный на песке круг. Убедившись, что сын не получил очередную оплеуху в жоге* из-за своей нерасторопности, мужчина вновь упал в любимую качалку и потянулся за стаканом с кашасой*. Не бургундское вино конечно, но всё же пить можно. Правильно, пусть наследник освоит хоть какое-то боевое искусство, ещё несколько лет, и уже можно будет заниматься с ним фехтованием. Хотя, ну какой же из него военный? Как из его отца адмирал. Огромный старый негр пытался направить неукротимую энергию мальчишки в созидающее русло, и принялся учить его капоэйре*. Но, казалось, что даже этим невозможно утомить этого маленького бесёнка — сын фазендейро дурачился и показывал учителю язык вместо того, чтобы старательно учить секвенцию уходов. Бохлэйл, а именно так звали дорогого сердцу семьи де Арсеньегра раба, лишь весело причитал и валил на землю зазевавшегося ученика ловкой подсечкой, подцепляя изящную ножку будущего хозяина своей. Господчик с грохотом падал, наматывал сопли на кулак и как маленький львёнок бросался победить старого капоэйриста — и кувыркался, катался, чихая от попавшего в рот и нос речного песка. — Ишь зазевался опять, как ворона рот раскрыл! В Баие* тебе бы уже давно тумаков отвесили, не спросили, как звать и кем господин служит! — журит мальчишку Бохлэйл, не скрывая широкой белоснежной улыбки. Хозяйский сынок, худенький и невысокий, но резвый и проворный, умилял всех, и слуги с удовольствием развлекали его, когда отец был занят переговорами по коммерции в доме. Негритянки и вовсе души не чаяли в маленьком господчуке — водили смотреть на труды рабов, угощали вкуснейшими лепёшками, разрешали играть со своими детьми, буквально сдували с него пылинки. Но ведь как можно ненавидеть Диего де Арсеньегра Ордуньо, такого беззащитного и прелестного мальчишку? Определенно он пошёл в отца — такой же тонкий, изящный дипломат. Поистине аристократ по крови, а не по назначению. Назвать сына Диего было первой же мыслью, которая пронзила разум аристократа, когда он услышал крики новорожденного наследника в комнате через стенку. Уставший и разнервничавшийся хозяин тогда долго успокаивал свои нервы бутылкой коньяка, сидя рядом с кроватью жены. Тогда они распили её на двоих — увы, младенцам пить абсолютно противопоказано. Потом же, когда дорогая супруга уснула, Хуан пил с доктором, управляющим, пил с кучером и огромной нянькой-негритянкой. Празднования в честь рождения наследника действительно были бурными, настолько, что голова аристократа болела целую неделю, и он стыдливо прикладывал компрессы ко лбу под звонкий смех жены. Диего… Постепенно образ адмирала стирался из памяти бывшего чиновника — слишком много боли и страха он нёс с собой, проникая в сновидения мужчины. Хуан надеялся, что назвав сына в честь друга, сможет задобрить душу старого товарища и извиниться перед ним. Поздно, но извиниться. По крайней мере, так говорила одна старая негритянка, когда господин пожаловался ей на постоянные кошмары. Рабы шептались, что она жрица кандомбле*, и невероятное любопытство, как и десять лет назад, выиграло в схватке с крепкой католической верой. Фазендейро поманил мальчика пальцем. Диего послушно поднялся с песка, отряхнул костюмчик и поспешил к веранде. — Ну что, друг мой, вы опять не хотите слушать своего учителя? — спрашивает Хуан, потрепав сына по буйным кудрявым волосам. — Вам стоит внимательнее слушать сеньора Бохлэйла, будущему аристократу необходимо уметь защищать себя и свою семью. — мальчик уселся в ногах мужчины, как маленький котёнок, которого он подкармливал. Фазендейро поднял сына и усадил к себе на колени. Благодарный Диего уткнулся в накрахмаленную отцовскую рубашку и затих. Сеньор Хуан долгие годы не курил, постоянно журя своего друга-офицера по молодости. Но теперь он понимает прелесть хорошей сигары, и с удовольствием затягивается ароматным дымом, пуская в калёный воздух колечки. Уже вечер, и вдали слышны песни сборщиков тростника. Палящее солнце постепенно уходит за огромные пальмы, а в его последних лучах сверкают воинственным серебром стальные мачете. Маленький негритёнок со всех ног бежит к веранде, размахивая охапкой каких-то цветов. Фазендейро прищуривается и видит букет роскошнейших диких орхидей, которые так любит его жена. Мальчишка наспех кланяется господину и протягивает находку. — Благодарю, кавалер Зэмба. — негритёнок от гордости выпячивает грудь колесом и забавно надувает щёки. Хуан достаёт из кармана небольшую монетку в двадцать реалов и вкладывает в руку мальчишки. Тот, раскрасневшись, вновь комично кланяется и пятится, разглядывая сеньорский подарок. За такое можно и каждое утро вставать раньше рассвета и приносить к кровати господина свежие цветы. Хуан легко встаёт и ставит сына обратно на землю. Наследник недовольно сопит и пытается брыкаться, но тонкая, но в то же время твёрдая рука отца крепко держит его за плечо. Диего сразу же побежал куда-то за веранду, к хижине Бохлэйла. Ладно, пусть играется и веселится, пока папка не выпишет ему учителей из столицы. Тогда начнётся скучная и долгая пора учения. Потом Саламанка*, назначения, головокружительная карьера, семья. А сейчас пусть резвится. Мужчина рукой откинул назад свои растрёпанные волосы и с букетом в руках аккуратно зашёл в дом. Сеньор тактично постучался в покои жены, и услышав просьбу войти, распахнул дверь. — Ангел мой… — Хуан бережно поцеловал руку женщины. Перед ней возник роскошный букет бордовых орхидей, и она радостно захлопала в ладоши, одаряя мужа счастливой улыбкой. — Мой дон, какая прелесть… Спасибо, дорогой. — губернаторская дочка коротко коснулась губами щеки фазендейро и взяла из его рук цветы. Теперь охапка свежесрезанных орхидей заняла своё место на прикроватном столике и источала чудеснейший аромат. Она потупила взгляд и несмело подняла глаза на мужа. — Мне сегодня опять снился… он… — Аделаида… — мужчина аккуратно присел на край кровати. Сердце предательски защемило. — Хорошо там, где нас нет. — мягко улыбнулся Хуан, прижав её руку к своей как всегда гладко выбритой щеке. Носить в Бразилии бороду или щетину сродни смерти — лицо моментально покрывается тонкой вуалью пота, привлекая всякую мошкару. Но со своими тонкими завитыми усами мужчина проститься так и не смог, слишком дорога его сердцу эта память о молодых годах. Когда он блистал в столице. И навлёк на себя проклятие на всю жизнь. — Всего лишь сон, дурной сон… Просто помолись за его душу, и тебе будет легче. Ну-ну, улыбнись, я не позволю, чтобы моя жена была в расстроенных чувствах. — фазендейро аккуратно заключил её в тёплые, нежные объятия. Аделаида благодарно что-то прошептала и уткнулась носом в его распахнутую рубашку. Женщину накрыла волна нежности. Рядом с Хуаном было всегда… так тихо. Галантный, деликатный аристократ ещё тогда поражал её этим. Он излучал ледяное спокойствие и поистине мужскую, небравурную уверенность. Может поэтому им так хорошо жилось вдвоём. За все эти годы муж поднял на неё голос лишь один раз — и то поделом. Хуан всегда с удовольствием принимал помощь Аделаиды, и частенько поражал гостей на переговорах тем, что свободно обсуждал дела со своей женой, не заставляя отсиживаться в другой комнате и слать ему записки. С ним она чувствовала себя нужной и любимой, а больше ничего и не надо. Ни богатств, ни страстей. — Прости меня, я уже превратил свой кабинет в будуар, правда, за столом спать неудобно, спина болит. Сеньор Амадо не даёт мне покоя… — весело продолжил Хуан, поглаживая губернаторскую дочку по спине. — Я надеюсь, что наконец-то буду видеть моего дорогого супруга чаще. — недовольно буркнула Аделаида, шутливо пихнув мужа в бок. — Безусловно, моя донья. — Аделаида вовлекла уставшего мужчину в поцелуй. Но Арсеньегра не имел ничего против, и под испуганные крики навалился на жену, прижимая её к кровати. Ночь обещала быть томной и длинной. *** Воскресный завтрак был в фазенде Арсеньегра настоящим ритуалом, к которому необходимо готовиться и прихорашиваться. В столовой распахивались окна, а небольшой, но изысканный стол из красного дерева с хрустящей белоснежной скатертью накрывали на трёх человек — хозяина, хозяйку и маленького господчука. Слуги в этот день получали от господина возможность утащить всё, что готовилось на кухне, поэтому эту семейную традицию можно было назвать поистине хорошим дипломатическим ходом бывшего чиновника. Держи своих людей в тепле и здравии — и не придётся лишний раз беспокоиться за свою шкуру. Урок, выученный назубок ещё во время бурной молодости в обнимку с де Очоа. — Как ты думаешь, Диего будет рад младшему брату? Или сестре? — глаза Хуана расширились, и он начал кашлять, подавившись кофе. Чашка предательски выскользнула из рук и повалилась набок, горячий напиток разлился прямо на свежую накрахмаленную рубашку. Мальчик испуганно посмотрел на отца, но мужчина глубоко вздохнул и натянуто улыбнулся, показывая, что всё в порядке. — Это действительно… радостная весть… — напряжённо протянул фазендейро, сжимая руку жены под столом. Надо было быть в ту ночь аккуратнее… Он же весьма опытный любовник, как, как произошло это недоразумение? — Если будет мальчик — назовём Энрике. — женщина отвернулась, пряча заблестевшие в глазах жемчужины слёз. Опять воспоминания. Когда же они оставят их в покое? Она отмахнулась от вставшего перед ней образа падре, словно от миража, и положила голову на острое плечо Хуана. — А если дочь? — Тогда Мария. По имени моей матушки, упокой, Господь, её душу. *Бохлэйл - африканское мужское имя, перевод - "мудрый" *Энрике здесь - имя капеллана *Джинга, армада - движения капоэйры *Жога (с порт. игра) - поединок в капоэйре *Кашаса (она же бразильский ром) - крепкий алкогольный напиток *Капоэйра - бразильское национальное боевое искусство, сочетающее в себе элементы танца, акробатики, игры и сопровождающееся национальной бразильской музыкой. *Баия - регион Бразилии *Кандомбле - африканский религиозный культ *Саламанка - известнейшее испанское высшее учебное заведение