Граница пустоты: посмертная маска

      — Акитака, какого черта я тут делаю? Домой хочу.       Невозмутимое лицо моего слуги, видимо, решившего на этот раз попробовать себя в качестве моей сиделки, выплыло из полумрака готичной мастерской Токо и зависло надо мной. Даже среди безжизненных кукольных масок его лицо не выглядело более живым.       — Доктор рекомендовал вам покой, одзё-сама. Пожалуйста, не пытайтесь встать.       — Какой, к черту, покой? Ты предлагаешь мне свернуться калачиком и поспать прямо на этом столе?       Голова раскалывалась, меня мутило от наркоза и от самой себя, но я все равно попыталась сесть, опираясь только на правую руку, потому что левой у меня по-прежнему не было.       — Почему она ее до сих пор не прикрутила? — сквозь зубы прошипела я, исподлобья глядя на нахмуренного телохранителя. Ему не нравилось смотреть, как я корячусь под тонкой простынкой с трубками капельницы в оставшейся руке и причиняю себе лишнюю боль из-за гордости. Если не сказать глупости. Но мне нравилось видеть на его невозмутимом лице беспокойство. Это было верхом неблагодарности, учитывая, что Акитака пошел против правил, не сообщив об этом инциденте в Главный Дом, но я могла себе это позволить.       — Одзё-сама, будьте благоразумны, — не выдержал он, наконец, — вам нужен отдых и покой. В поместье обеспечат все надлежащие условия и уход.       — Нет, Акитака, это не их дело, — я улеглась обратно, морщась от боли. Перед глазами плясали пятна, под диафрагмой что-то сдавило, затрудняя дыхание. Так тебе и надо, Рёги Шики. Так глупо попасться на удочку этого бесхребетного маньяка-дилетанта, и ты себя называешь охотницей на монстров? — После того, как я поговорю с Токо и она прикрутит мне мою чертову руку, отвезешь меня домой. В мою квартиру. Что с Микией?       — Кокуто-сан спит.       — Хорошо.       Я отвернулась от Акитаки, который замер, скрестив руки на груди, ожидая от меня дальнейших распоряжений. Это меня и устраивало, и раздражало в нем: вышколенный пёс, образцовый слуга наследницы клана.       — Скажи, Акитака, — я поглядела на трубки, уходящие из моей руки к капельнице. — Если я умру, ты совершишь сеппуку?       — Если вы этого пожелаете, одзё-сама, — голос Акитаки звучал ровно и спокойно, — после того, как я отомщу за вас.       — А если этому воспротивится мой отец?       — Вы — моя госпожа, одзё-сама.       — А ты не думаешь, что кодекс Бусидо несколько устарел в наше время?       — Нет, одзё-сама. Я думаю, понятие чести и преданности не могут устареть. Я надеюсь, что вы тоже помните об этом, и впредь будете осторожнее.       Я издала смешок.       — Иногда я не могу отвечать даже за себя, Акитака, а вы требуете от меня управлять целым кланом. Разве не смешно?       — Простите, я позволил себе лишнее, — Акитака поклонился и вдруг улыбнулся. — О лучшем наследнике мы не можем и мечтать, Шики-сама.       — Что ты знаешь о тех людях, что интересовались мной? — я предпочла сменить тему. — Среди них была женщина?       — Нет. Это был мужчина, иностранец. Он назвался Робертом Браунингом, но, вероятно, имя вымышленное. Волосы примерно до плеч, шатен, одет старомодно. Он исчез сразу после встречи с вашим отцом. Другие партнеры, присутствовавшие на встрече, ничего о нем не знают, кроме того что он богат и занимается благотворительностью. Ненавязчивые поиски ни к чем не привели.       — Англичанин?       — Вероятно. Переговоры велись по-японски. Он говорил с акцентом, но каким — я затрудняюсь сказать.       — Наверное, англичанин, — заключила я. Токо все уши протрубила про Лондон, откуда ему еще быть?       Раздался щелчок, и приятный полумрак сменился взрывом ослепляющего света. Каблуки Токо деловито процокали к столу.       — Я вижу, вы время зря не теряете, — она уставилась на меня поверх своих очков, потом скосилась на Акитаку.       — Акитака, опиши этого Браунинга Токо, — велела я, жмуря глаза от света и отворачиваясь. Акитака повиновался, но Токо не признала в нем никого из своих знакомых.       — Полагаешь, это наш любитель театра?       — Возможно.       — Как, говоришь, его зовут?       — Роберт Браунинг.       Она присвистнула и отдернула простынь, склоняясь надо мной.       — Если это один и тот же человек, то он еще и любитель поэзии, — она пощупала мое плечо, затем пошла к своим стеллажам. — Так звали одного известного британского поэта.       «Самоубийцы-ивы, без листвы, Отчаялись замаливать грехи, Их корни безнадежны и сухи — Распороты здесь мирозданья швы», — продекламировала Токо, поворачиваясь ко мне.       — Интересно, почему Браунинг?       — Меня больше интересует, что ему от меня нужно.       — Думаю, мы в скором времени об этом узнаем, — она выразительно посмотрела на Акитаку, и после моего кивка он почтительно поклонился и вышел. — Его привела сюда глупышка Бецалелль, значит он связан с Ассоциацией. Но есть несколько «но». Во-первых, этот «Браунинг» не очередная «ищейка», а кто-то рангом повыше и поумнее. Во-вторых, его действия, или точнее бездействие, говорят о том, что действует он не от лица организации. И, наконец, в-третьих, ты его интересуешь больше, чем я.       Токо вернулась к столу и положила искусственную руку рядом с обрубком моего плеча.       — Лелль рассчитывала на его помощь, но у него оказались свои планы на этот счет. Ей пришлось выйти против меня самой. Но ей это не помогло.       — Ты убила ее? — спросила я, поворачиваясь на бок и встречаясь глазами с Токо.       — Нет, но вряд ли она еще раз полезет на рожон.       — Ты ее уже недооценила, и нам это многого стоило, — жестко возразила я. — Мастер — дело ее рук? Големы? Подражатель?       — Да, — неохотно признала Токо, прилаживая искусственную руку к моему плечу. — Ты права, она преподнесла немало сюрпризов, но с ней покончено. Я сама с ней разберусь. Забудь о ней.       — Забыть? Она привела Микию к этому зданию, она сделала из Накамуры мясника и Ноппера-бо, и она завлекла меня в эту ловушку. «Кикути-сан» — невинная овечка, которую примчался спасать Микия. Я его чуть не убила из-за нее, и ты предлагаешь мне это забыть? — той же рукой, которую Токо мне едва прикрутила, я схватила ее за плечо и приподнялась на правом локте. — Эта дрянь меня подставила и разозлила, думаешь, я смогу после всего отпустить ее с миром?       — Успокойся, — заявила Токо, впечатав меня в стол спиной, и сжала мое чертово плечо так, что у меня посыпались из глаз искры. — Я понимаю, тебе нужен козел отпущения, но подумай, чего ты добьешься? Думаешь, Микия простит тебе убийство Кикути-сан, будь она хоть трижды Бецалелль? Ты обезвредила маньяка, я напомнила Лелль, где ее место, война закончена.       Я сжала зубы от боли и злости, но Токо была права.       — На этот раз ты чересчур наследила, Шики, — магичка склонилась надо мной. Ее глаза поверх очков были устремлены на меня, и в них не было и тени иронии. — Поэтому тебе следует затаиться. Ты — мишень этого Браунинга, а не я. Он, кажется, вообще не берет меня в расчет, и меня это чертовски удручает. А еще меня удручает то, что он знает о нас всё или почти всё, тогда как нам неизвестно о нем ничего. Поэтому будь добра, веди себя тише воды, ниже травы, теперь тебе есть что терять, не так ли?       Оттолкнув ее руку, я бессильно ударила кулаком о стол и отвернулась. Трубки капельницы натянулись, грозя выскользнуть из моей вены, и я вырвала их из руки сама.       Микия, снова Микия, снова этот чертов Микия! Он словно связывал меня по рукам и ногам — своей верой, любовью, прощением. И своей уязвимостью.       — Я его потеряю в любом случае. Рано или поздно.       — О, — в голосе Токо, которая снова занялась моей рукой, прозвучали нотки интереса — фальшивые донельзя, — значит, ты решила отказаться от него? Да, возможно, так будет лучше и для него, и для тебя. Он был такой умилительно преданный, пока ты лежала в коме, и куда более исполнительный, чем сейчас. И что самое главное, мне не приходилось задумываться о поиске кандидатуры на его место по причине его преждевременной смерти. Да и ты перестанешь привередничать, получая заказы, так ведь? Наконец, вдоволь насладишься убийством, без оглядки и вины. Все в выигрыше.       Не знаю почему, но слова Аозаки меня взбесили.       — Ничего я не решила! — вспылила я, но, заметив довольную ухмылку на лисьей физиономии Токо, замолчала.       — Это решать ему, — наконец, сдалась я.       — Такие, как он, не уходят, Шики. К добру это или нет.       Магичка вышла из круга яркого света и скрылась в тени. Зашелестели какие-то пакеты и бумага. Через минуту она вернулась, и на стол шлепнулся какой-то пакет.       — Это для тебя. Лучше ничего не нашлось, одевайся.       Я села на столе, свесив ноги вниз, размяла свою новую руку и распаковала рубашку, которую мне бросила Токо. Она была слишком короткая, но лучше, чем ничего.       — Как тебе показался наш друг Накамура? — спросила Токо, вертя в руках незажженную сигарету и глядя, как я одеваюсь.       — Под его масками была черная переливающаяся фигня, типа паутины или там… Трещин на зеркале, если ты об этом, — рассмотрев свежие уродливые стежки под грудью, я застегнула рубашку. — И в сердцевине какой-то символ. Не руны, но похоже.       — Иврит, — пояснила Токо, и я кивнула. Ей лучше знать.       — У него в мозгу словно был маленький переключатель: щелк — и он добрых дел мастер, щелк — и он чертов маньяк, превращающий лицо своей жены в кашу. А потом все предохранители слетели, раскурочив к чертям собачьим всю его личность.       — Личность говоришь? — задумчиво произнесла Токо, вертя в руках сигарету. Похоже, ей не терпелось закурить, но в мастерской она этого делать не хотела. — У Накамуры начались проблемы с самоопределением, или точнее с восприятием лиц других людей после автокатастрофы, так? Шики, — она посмотрела на меня, — личность, вопреки распространенному заблуждению, это не то, что скрывается глубоко внутри, и скрыто от окружающих, наоборот, это то, что созидается в общении с другими людьми, в соприкосновении с их личностями. Самоопределение и самоидентичность неразрывно связаны с тем, что видят и думают о нас другие люди. Латинское слово «Persona», личность, изначально обозначало маску, которую актеры одевали во время театральных представлений. Она позволяла им перевоплотиться, стать другим человеком, другой личностью. Persona, личина, ὑπόστᾰσις, маска — все эти слова ранее понимались, как отражение, чего-то внутреннего. Маска не скрывает, а показывает, она несет в себе печать души человека, ее истока. Роли, которые мы играем в повседневности, маски, которые носим, могут казаться нам чуждыми, но они всегда являются отражением того, чем мы являемся на самом деле. И Накамура снимал «посмертные маски» со своих жертв не потому, что они лгали. По крайней мере не только поэтому. Он, как древние египтяне, греки или алеуты, хранящие слепки лиц своих умерших, пытался сохранить их личность и тем самым обрести свою.       Аозаки прошлась по мастерской, увлеченная своей догадкой.       — Ты понимаешь, что это значит? Лелль — дура, но жестокость и расчетливость ей чужды, кроме тех случаев, когда дело касается непосредственно меня. Именно это и смущало меня во всей этой истории. Не удивлюсь, если она пыталась помочь этому бедняге, вложив в него каббалистический аналог слова «Persona», который должен был сохранить его личность от распада. Но она не учла, что проблема Накамуры как раз и заключалась в потере связи между лицом и сутью. То, что призвано было соединять, разрушило его до основания. Он окончательно утратил связь со своей сущностью и распался на тысячи масок.       — Тем хуже для него, — пробормотала я, сползая со стола на пол. Ноги подкашивались, но стоять я могла. Токо, окинув меня оценивающим взглядом, кивнула.       — Тем не менее, он оказался на редкость сообразительным. Кто бы мог подумать, что обычный маньяк и призрак сможет так отделать непобедимую Шики. Микия и правда…       — Токо, — я подняла на нее глаза. Она невинно улыбнулась и решила не заканчивать начатую фразу.       — Тише воды, ниже травы, Шики, — повторила Токо и, развернувшись, покинула свою мастерскую. Едва за ней захлопнулась дверь, появился мой квадратный телохранитель.       — Домой, Акитака, — наплевав на гордость, я протянула к нему руки и, когда он поднял меня, обхватила его шею. — Не забудь про Микию.

***

      — Хм… — я покрутила ручку двери и повернулась к Акитаке, поддерживавшему одной рукой Кокуто, который никак не хотел просыпаться из-за какого-то чудо-снадобья, что дала ему Аозаки, — кажется, я потеряла ключ.       Учитывая, что я стояла босая в одной рубашке Токо, которая едва доставала мне до середины бедра, мне и поискать ключи было негде. Зачем вообще закрывать дверь в полупустую квартиру?       В ответ на мои мысли в квартире раздался какой-то слабый писк и пошкрябывание. Я прижала ухо к двери, прислушиваясь, а, когда повернулась к Акитаке, он уже протягивал мне ключ Микии. Наверное, шмонать бесчувственных людей он научился раньше, чем ходить.       Распахнув дверь, я только и успела заметить, как нечто маленькое и черное метнулось на всех парах от двери под кровать и зыркало оттуда недобрыми глазищами.       — Откуда это здесь? — глянув на Акитаку, потом на висевшего кулем у него подмышкой спящего Микию, я вздохнула и, пропустив их внутрь, захлопнула дверь.       Едва я присела на кровать рядом с уложенным туда же Микией, из-под нее донеслось требовательное и обвиняющее мяуканье.       — Поищи, чем его накормить, прежде чем уйдешь, — попросила я забираясь под одеяло и поворачиваясь лицом к стене, — если Микия притащил его сюда, то наверняка позаботился и о корме.       Я прижала руку предплечьем к ноющей ране и закрыла глаза. Микия сопел рядом. На сегодняшний день война действительно окончена.       Проснулась я от чего-то щекотного, влажно-холодного, прижавшегося к моей щеке. Не открывая глаз, я отогнала помеху, раздался глухой удар с возмущенным мяуканьем. Я перевернулась на спину. Но помеха оказалась настырной, и через несколько секунд по мне уже ходили все четыре лапы, а хвост бил прямо по лицу. Рассердившись, я схватила малявку за шкирку и уставилась в ее наглую морду.       — Ты! — оскорбления не шли на ум, поэтому я просто на нее зашипела и снова спустила с кровати.       Перевернувшись на бок, я зорко следила за поведением Помехи, делающей вид, что ей нет до меня никакого дела. Микия заворочался, перевернулся и притянул меня к себе, как любимого плюшевого медведя, поэтому, вздохнув, я закрыла глаза и уже засыпая почувствовала, как ко мне прижался теплый комочек и тихонько замурчал.       Когда я проснулась во второй раз, Микия все еще спал, а Помеха выразительно смотрела мне в глаза, видимо, намекая на то, что пора бы и позавтракать. Из окна лился равномерно-серый цвет, по которому было невозможно определить время суток, и я, запрокинув голову назад, уставилась в серое, налившееся дождем небо.       Помеха пару раз настойчиво мяукнула, отвлекая меня от созерцания, и я неохотно вылезла из-под одеяла и направилась к холодильнику в поисках чего-нибудь съестного — для нее и для меня.       Через несколько минут мы обе сидели на полу, друг напротив друга, и, созерцая ливень за окном, жевали каждая свой завтрак.       Я зябко повела плечами от бури, разыгравшейся за окном. Думать в такую погоду ни о чем не хотелось, поэтому мой план на сегодня был предельно прост: сидеть и пялиться в окно.       — Шики…       Голос Микии был сиплый, я едва услышала его в шуме дождя.       Я повернулась вполоборота и посмотрела на него. Его вид был под стать голосу — похоже выглядел мастер, когда мы пришли к нему в первый раз. И это Аозаки называет отдыхом? Такими зельями только врагов травить.       — Как ты? — прохрипел он снова, потирая бинты на шее.       — Словно меня переехал поезд, — ответила я, — но, похоже, лучше чем ты. Что с твоей шеей?       Котенок запрыгнул на кровать, явно напрашиваясь на то, чтобы ее погладили. Подлиза.       — Когда бежал наверх, оступился и налетел на недостроенные перила, — Микия отвел взгляд и снова потер шею. Вид у него был виноватый, и я вдруг вспомнила, как сама набросилась на него и едва не свернула ему шею, приняв его за Накамуру. О, Ками-сама, убей меня! И я еще спрашиваю.       Разговор, полный неловкости и недомолвок, затих едва начавшись. Микия принялся играть с котенком, а я снова уставилась в окно, по которому водопадом стекали струи воды. Если бы я могла смыть с нас последствия своих поступков, как ливень смывает пыль с окон.       — Это и был тот…сюрприз. Запоздалый правда, — снова предпринял попытку разрядить обстановку Микия, — я ее назвал Кодзуми. Мини-Бастет…       Я скосила взгляд на котенка, кусающего его за пальцы.       — По мне так она больше всего похожа на Помеху. На Бастет она точно не тянет, — я медленно подняла глаза на Микию. Он смотрел на меня, и наши взгляды встретились. Отчего-то мне стало невыносимо находиться с ним в одной комнате, поэтому я встала и пошла к шкафу.       — Нет, Шики, не убегай.       — Я и не собиралась, — соврала я и, вернувшись к кровати, села рядом с ним — выпрямив спину, словно собиралась сделать себе харакири перед глазами Императора.       — Не убегай, — повторил он и, взяв мою руку, поднес ее к губам. По моей спине пробежала дрожь. — Я же сказал, что понесу твои грехи вместе с тобой. Какими бы они не были. Ты мне не веришь?       Я не ответила. Сжав его пальцы, в своей руке, я повернулась к нему на кровати и легла щекой на его плечо, уткнувшись носом в бинты на шее. Он прижал меня к себе так, будто я хотела вырваться.       — Всё будет хорошо, Шики.       — Мне некуда бежать, — ответила я и обняла его в ответ.