Ты ведь её убиваешь...

Вернувшись домой, Жданов снял пиджак, ослабил галстук, и плеснув в бокал виски, рухнул на диван. В дороге ему вдруг ни с того ни с сего вспомнились слова Малиновского из их разговора двухмесячной давности: «Тебе нужно всего-то навсего приударить за Катенькой». Мужчина усмехнулся и сделал крупный глоток. «Жданов, а ты вообще помнишь, как отказывался от этого? Ромка ведь наверняка думал, что ты брезгуешь, что Катя Пушкарёва, старомодно одетая девочка со странными косичками и очками, мягко говоря, не в твоём вкусе. Но ведь ты отказывался только потому, что боялся причинить ей боль. Согласись, это очень странно, учитывая, что даже о своей собственной невесте ты так не заботился. Тебя не волновало, какие снимки из прессы до нее доходили и что она вообще чувствовала, когда ты блуждал по ночам неизвестно где и с кем. Но вот чувства Кати тебя определенно тревожили с самого начала, — он снова налил себе виски, задумчиво побродил по гостиной и остановился возле окна. — Ты ревновал ее к Зорькину, потом к Полянскому, да и вообще ты начинаешь заводиться всякий раз, стоит тебе заметить рядом с ней мужчину. Но ты меняешься. По крайней мере стараешься меняться ради нее. Ни одну женщину ты не хотел так сильно, как эту. И ещё ни разу ты не подавлял так часто своего сексуального желания. Ты боишься сделать ей больно своим напором и сделаешь все, чтобы она чувствовала себя в безопасности рядом с тобой. Что это если не любовь?» Одним глотком он допил виски, поставил бокал на стол и отправился спать. Хватит на сегодня откровений, пусть и с самим собой.

***

Тем временем Катя с Колей сидели на диване в ее комнате и спорили. Зорькин ругал подругу за наивность и слепое доверие к очередному «не такому, как все» мужчине. — Кать, ты меня, конечно, извини, но неужели ты забыла про Дениса? — Нет, все ещё помню, — глубоко вздохнув, ответила девушка. — Тогда какого… — он хотел было прокричать что-то очень нецензурное, но увидев уставшее лицо Катерины, заговорил спокойнее. — Кать, скажи, пожалуйста, почему ты тогда снова наступаешь на одни и те же грабли? — Коль, просто ты не понимаешь… Андрей не такой! — «Он не такой, он не такой»! Слышал уже пятьсот раз! — парень фыркнул и перевел раздосадованный взгляд на окно. — Тогда почему никак понять не можешь? — Это ты почему не понимаешь, что от всех этих смазливых мужиков одни неприятности?! — Я понимаю… — Понимаю, но никак не могу трезво оценить ситуацию! — прикрикнул Зорькин, хлопнув ладонью о колено. — Да, я боюсь, — выкрикнула Катя, не выдержав. — Я боюсь, но очень его люблю! И ты бы понял меня, будь у тебя хоть кто-то дороже твоего компьютера! — с обидой выпалила она и горько расплакалась. — Катя… — испуганно проговорил Зорькин и несмело коснулся ее содрогающейся от рыданий спины. Больше всего Николай боялся женских слез. Это пошло ещё с детства, когда его отец приходил домой поздно ночью в невменяемом состоянии. От него за километр несло дешёвым спиртом и ненавистью к своей семье. Из-за отца его мать часто плакала, а он, Коля, не знал, чем ей помочь. С каждым днём злоба к отцу становилась все сильнее. Зорькин всячески пытался защитить мать, но все же он был щуплым подростком, поэтому не мог противостоять взрослому мужчине. Синяки на теле мамы, казалось, никогда не проходили, а наоборот, становились все больше и страшнее. Он всегда боялся, что однажды он не успеет ее спасти, прикрыв от ударов отца. И однажды его самый главный кошмар стал страшной реальностью. Придя из школы, он увидел, как его мама лежала на полу без сознания. По ее виску расползся большой багровый кровоподтек, явно от недавнего удара. Узнав о смерти жены старший Харитонов, а именно такая была фамилия у отца, быстро сообразил, что его посадят, поэтому смылся из Москвы в неизвестном направлении. Над Колей на пару лет оформила опекунство родная тётка — сестра матери. Она переехала в столицу из небольшого городка, чтобы следить за парнем, но когда Зорькину исполнилось 18 и он уже учился на первом курсе университета, женщина заскучала по спокойной провинциальной жизни и вернулась к себе на родину. Юноша остался один в пустой квартире, без денег и без какого-либо понятия, что делать дальше. Тогда тесная дружба с Пушкаревыми его спасла. Они и до этого с Катей были очень близки, а после всех печальных событий Николай стал совсем родным в ее семье. Валерий Сергеевич стал отцом и наставником, о котором тот всегда мечтал, а заботливая и любящая Елена Александровна старалась заменить парню мать. — Кать, прости меня, — он присел перед ней на корточки, взял за руки и заглянул в ее заплаканные глаза. — Просто я очень переживаю за тебя. Ты такая ранимая, беззащитная, я боюсь тебя потерять. — Коль, ты чего? — удивлённо спросила Пушкарёва, вытирая слезы. — Все ведь в порядке было… — Просто, ты мне очень дорога. Я никогда тебе не говорил об этом прямо, но я правда боюсь за тебя. Ты для меня не просто подруга, ты мне почти сестра. — Коль, ну ладно, что ты, — смущённо ответила она. — Ты тоже стал для меня братом. — И ты права, иногда я бываю совершенно бесчувственным. Но просто будь аккуратнее, прошу тебя.

***

Рабочий день был с самом разгаре. Компания работала не покладая рук, чтобы выпустить новую коллекцию в поставленный срок. Андрей все утро пропадал на производстве, а Катя сидела над очередной сметой. Только после обеда девушка впервые за день вышла из своего кабинетика, как ее тут же настиг радостный Жданов. — Кать, а ты знаешь, что ты очень красивая сегодня? — томно проговорил он, обнимая девушку за плечи. — А ещё я тебя очень люблю, — Мужчина вился вокруг Катерины, как мартовский кот, так и норовя урвать очередной поцелуй. — М? — она оторвала взгляда от бумаг, которые вынесла ему на подпись. — Я говорю, ты прекрасна, — он наконец поймал ее губы, и почувствовав их податливость, стал углублять поцелуй. — Тише, — кое-как отстранившись, смущённо проговорила Катя. — А вдруг увидят? — Я бы мог, конечно, сказать, что никто не увидит, но… Нутром чувствую, что кому-то мы сегодня еще будем нужны, — с улыбкой ответил Андрей. — Давайте лучше потом… Ну… — Ну потом, так потом. Кать…! — Что? — А почему ты снова обращаешься ко мне на «вы»? — Вы ведь мой начальник. — А в машине я тоже был твоим начальником. Ну, когда ты так нежно назвала меня Андреем. — Ну… — А может ты всегда будешь называть меня просто Андреем? Хотя бы, когда мы вдвоем. Ведь только у тебя это получается так ласково. — Вам так это важно? — Ну смотри, мы с тобой вместе. Я тебя люблю. После совета директоров Кира исчезнет из моей жизни, и нам будет незачем скрывать наши чувства. Представляешь, как это будет выглядеть, если ты будешь называть меня на «вы»? А когда мы поженимся, представь, как это будет звучать «Андрей Палыч, наш малыш плачет». — Просто… — Катя вся покраснела и спрятала счастливое лицо у него на груди. — Просто что? — игриво склонив голову, переспросил мужчина. — Ну, хорошо… Андрей… — Мммм, — простонал Жданов от удовольствия. — Просто не голос, а рай для ушей. — Ну перестань, вдруг кто-то действительно войдёт? — Ну хорошо, — проговорил Жданов и нехотя отстранился от девушки.