Иди, Птенец!

В Прибежище я был абсолютно спокоен. Ласка уложила меня под дерево и села рядом. Пока мы разговаривали, она расплетала свои браслеты и переплетала их в ожерелье для меня. Время от времени к нам подходил кто-то из еретиков, но быстро терял интерес и неторопливо брёл дальше. Ласка говорила все то, что я боялся произнести. У нее не было неопровержимых фактов или доказательств правительственного заговора, но сами ее вопросы и сомнения истирали в пыль мою собственную картину мира. Я не спорил. Не хотел и не мог. Я разрешил себе со всем соглашаться и задавать прямые вопросы, не страдая от отсутствия ответов. И когда она спросила, смог бы я закрыть глаза во время наблюдения, только неуверенно пожал плечами. Домой я вернулся с ожерельем, надежно спрятанным под высоким воротом. Благо заваривал на кухне чай. Я сел и закинул ноги на стол. Сосед поставил передо мной кружку, и я согрел о нее озябшие руки. – Где ты был? – Гулял. – Давно ты этого не делал. – С тех пор, как за мной установили слежку, – я откинулся на спинку стула и запрокинул голову. – Теперь я хочу вернуться к своей обычной жизни. Благо стоял прямо надо мной. Он рассматривал меня, а потом протянул руку к моей шее и достал из-под ворота ожерелье, натянув цепочку так сильно, что я не смог вдохнуть. – Необычное. Ты такие не делаешь. – Отпусти. Что с тобой не так? – прохрипел я, хватаясь за ожерелье и пытаясь освободиться. – Со мной? Мне кажется, здесь дело не во мне, а в твоих бредовых идеях. Зачем тебе к ним возвращаться? Благо рванул ожерелье, и цепочка разорвалась, а по полу разлетелись пестрые бусины. Я вскочил на ноги, опрокинув на себя чай. Весь бок жгло, а к телу противно липла горячая ткань. Сосед попытался схватить меня и усадить обратно. Его руки показались мне бесконечно длинными, и я ударил по ним, не позволяя подойти ближе. –Ты не даешь мне дышать. Ты везде, куда бы я ни шел. Ты не даешь мне говорить с другими, не даешь быть наедине. Не позволяешь думать. Залез мне в голову и хочешь всё контролировать. От тебя никуда не деться. Просто оставь меня в покое! Я весь дрожал. Сколько бы я не отступал назад, сосед всегда был рядом, старался поймать меня, сжимая в кулаке ожерелье. Мне было так больно и обидно. Бусины всё падали вниз, жалобно потрескивая и рассыпая по полу тепло Прибежища, а Благо безжалостно топтал его ногами. – Успокойся и сядь. Ты обжёгся. – Ненавижу тебя! Ты весь как этот сумасшедший мир. Как это проклятое Невербальное Правительство. Ничем не лучше. Он встревоженно посмотрел в окно. – Тише. Не говори такие вещи. Прости меня. Давай успокоимся. – Кого ты боишься? Кто подслушивает нас там, за окном? Иди, нажалуйся им на меня. Расскажи, что твой сосед-наблюдатель готов себе глаза вырвать, только бы Тьма наконец зашевелилась и сожрала тебя! Мое горло болело от крика, а все лицо было мокрым от слез. Недели молчания свили во мне комок из страданий и самоуничижения. Теперь они рвались наружу, и я дал им волю, не думая, что говорю и к чему это приведет. – Может меня снова заберут? Надеюсь на это. Ведь то время, что я сидел в камере с Мертвой Пяткой оказалось лучшим в моей никчемной жизни! Благо прекратил попытки поймать меня и опустил руки. – Тебя больше нельзя допускать к наблюдению. Я бы хотел, сделать ему больно. Хотел бы уметь мучать его также, как он все эти годы мучал меня. Но я не умел. – Не могу дождаться дня, когда получу нового соседа и наконец избавлюсь от тебя. Голова гудела, нос не дышал, руки трясись. Я пошел в свою комнату. Бусины отлетали от моих ног и разбегались по углам. Какие планы зрели у Благо в голове я не знал и не хотел знать. Я не удивился бы, если бы завтра меня не пустили на работу, или ночью выволокли из квартиры и бросили в камеру. Попасть бы снова в ту, где может быть все еще сидит Мертвая Пятка. Я бы слушал его сказки и говорил, как красива и храбра его младшая сестра. Никогда бы не подумал, что моя жизнь может закончиться так: когда я только научился смело говорить собственную правду. И я был опустошен. И абсолютно счастлив.