Colors

Она была ровно в десяти секундах от желаемого облегчения. Достаточно было с характерным щелчком открыть ту старинную металлическую зажигалку, которую она нашла в его вещах; зажечь её, наслаждаясь теплом и завораживающим цветом тонкого пламени, пока, наконец, не послышится успокаивающее шипение сигареты. За следующие пять секунд струя никотинового дыма достигнет ее ноздрей, раздражая все доступные рецепторы, которые, благодаря стимуляции сильного раздражителя, пошлют импульс, создавая в голове Аканэ долгожданный мираж. Она садится в мягкое кресло, утопая в нем, будто в зыбучих песках; затем опускает веки и, не задумываясь, вдыхает ядовитое облако, заполняющее комнату. Каждый раз происходит одно и то же. Сначала ее разум заполняется мыслями о нем. Отрывками из воспоминаний, сценами повседневной жизни, которую они когда-то разделяли. Она тонет в этом бесконечном потоке, безвольно дрейфуя на беспокойной поверхности, и, наконец погружается глубже памяти. Все путается, перемешивается друг с другом, образуя связное, нерушимое целое. Слитое с каждой её клеткой, целостное на молекулярном уровне, - то, что невозможно потерять. В такие моменты она видит всё: все лица Когами, бесчисленные неопределенные эмоции, скрытые в его выражениях, и каждый оттенок, который приобретала его душа. Она видит разные цвета, составлявшие этого мужчину. Гранатовый с примесью черного, напоминающий пасмурное грозовое небо, а также пепельные вспышки, переходящие в полосы графита. Когами был их идеальным воплощением. Воплощением и представителем этой запутанной палитры всех тонов. Иногда его глаза были холодными, окутанными бесстрастием, напоминающими сталь, из которой сделан этот проклятый револьвер. В те моменты он был воплощением серого цвета, как если бы никотиновый дым, постоянно преследующий его, слился бы с его существом, пропитав его насквозь. Тогда Шинья становился отстраненным и бесстрастным. Возможно, даже ужасно грустным, напоминая мягкое ноябрьское небо. Он тонул в этой мрачной серости, хранившей обрывки того, что он когда-то называл мечтами. Всё было серым. Опустошенные радужные оболочки. Ядовитое облако следовало за ним, как тень, и окутывало его призрачным гротескным плащом. Тогда он казался таким бесчеловечным, лишённым эмоций, надежды на лучшее завтра; подвешенный между добром и злом. Однако были времена, когда он полностью окунался в угрожающий гранатовый, достигая бесконечности скрытой тьмы. Стальные радужные оболочки темнели, все больше переходя в графитовые тона и, наконец, наполнялись чернотой и мраком. Именно тогда в его голове возникла эта навязчивая мысль. Это подкожное желание, которое бежит по венам, как яд, - желание отомстить. Обычно невозмутимое лицо мужчины приобретало эмоциональное, болезненное выражение, и Аканэ видела в нем что-то странное. Опасность. Когами напоминал хищника, который пытается любой ценой схватить свою добычу. В те минуты она не раз смотрела ему в глаза, такие далекие и замкнутые. Они были подобны глубине океана, бесконечной и непроницаемой. С каждой секундой тьма в них поглощала её все больше и больше, будто чёрная дыра, и она не могла выбраться из этой спирали безумия. Она тонула, безвольно тонула, окруженная кобальтовыми волнами, васильковой лавиной его мыслей и желаний. Иногда ей даже казалось, что она задыхается, словно легкие наполнялись грязной морской водой с чернилами. Холодом, проникавшим в костный мозг, пронзающим каждую ее мышцу. Нетрудно было видеть, как он сам тонул между навязчивыми идеями. Они пожирали его с каждой минутой, держали в своих когтях, покрытых засохшей кровью и неописуемым желанием отомстить. Его бремя, отмеченное утратой и чувство бессилия пульсировали прямо под кожей. Он застрял в этой невыносимой неопределенности, не в силах сделать ни шага. Это не было ни хорошо, ни плохо. Он растворялся в противоречии, - черноте, в которую он превращался. И Аканэ прекрасно знала, что должна любой ценой вытащить его из бездны отчаяния. Разрушить эмоциональную изоляцию, в которой он решил скрываться. Она должна ему помочь. Но были моменты, нечастые и такие неописуемо драгоценные, когда его глаза были бесконечным синим небом; лазурной водой экзотического побережья. Чистыми, без пятен тьмы. Красивыми своим необычным окрасом. Она не могла смотреть на него, чувствуя это жжение и ненасытность. В эти моменты он был так близок к ней; так интимно, так красиво и мирно. Радужные оболочки его глаз напоминали гладкую поверхность воды, тихую и спокойную. Он смотрел на нее с легкой улыбкой, совершенно не похожей на оскал опасного хищника, которым Когами был на самом деле. Он больше не был исполнителем. Гончей. Зверем, преследующим зверя. Он скорее становился похож на огромного питомца, на огромного пса, смотрящего с тягой к ласке и пониманию. Это напоминало ей безоблачное весеннее небо, приносящее надежду и глоток свежести. Ощущение начала чего-то нового. В такие моменты она любила его больше всего; незапятнанного злом, лишенного этих ядовитых чувств, отравлявших его подобно никотиновому дыму. Но у Когами был другой цвет, превосходивший безразличный серый и наполненный сожалением гранатовый, испорченный черной одержимостью местью. И Аканэ была уверена, что он позволил увидеть этот новый оттенок, отмеченный ранее непостижимыми чувствами, только ей. Она вдыхает дым глубже; он окутывает её ядовитой дымкой, имитируя руки, которых ей чертовски не хватает. Она чувствует их прикосновение и тепло; тяжелое дыхание на щеке, застенчивый вздох, щекочущий ее ключицы, когда он в смущении прижимался к её шее. Его запах окутал и ошеломил её, и она снова возвращается в его квартиру. Именно в тот момент она полюбила его еще больше. Вместе с серым никотиновым дымом. Она хорошо помнит ту ночь; те несколько часов, проведенных в темноте, наедине с худшим миражом, который предстал перед ее веками. Она видела этот момент снова и снова, будто фильм на старой, оборвавшейся плёнке. Ей пришлось заново пережить эту сцену, хотя она скорее вырвала бы себе глаза, выцарапала себе мозг, просто чтобы выбросить этот призрачный образ из головы. Опять. Непривычная тяжесть ружья в её руках. Дрожь в коленях. Этот пронзительный, умоляющий крик. И он. Монстр с ангельской внешностью, который перерезает Юки горло. Она задыхалась. Уходила под невидимую поверхность воды, на самое дно. Как только она открыла глаза, стены ее комнаты начали приближаться, как если бы они собирались раздавить ее в гротескной ловушке. Ей было душно, тесно, как в клетке. Как будто она проснулась в гробу, закопанная заживо, и знала, что больше не сможет играть главную героиню. Что она не переживёт эту ночь одна. Она не думала, куда идти; она поспешно вышла из квартиры, села в машину и инстинктивно направилась туда, где ее ждало чувство безопасности. Она поехала прямо к Когами. Она никогда раньше не видела, чтобы его лицо приобретало такое испуганное выражение. Он смотрел на нее расширенными зрачками, с незнанием и потрясением, скрытым между радужками. И где-то посреди этого недоумения скрывалось искреннее беспокойство. Она знала, что он выглядел некрасиво с опухшими глазами, покрасневшими щеками и носом, с растрепанными волосами. Зато она должна была напоминать все несчастья мира, но ей было все равно. Она должна была что-то сделать. Когами не мог произнести ни слова, и Аканэ безвольно упала на него. Не задумываясь, она цеплялась за его торс; так доверчиво, так инстинктивно. Это было самое естественное, что она могла сделать. Она крепко стиснула ткань черной футболки, прижимаясь к ней еще сильнее; как будто она отчаянно хотела этой нежности, как будто боялась, что исчезнет. Что она снова окажется одна во тьме и мраке. Она чувствовала, как каждый мускул мужчины напрягся от неловкости. Что он просто не знает, как себя вести. Она ожидала, что в его глазах она может выглядеть испуганной сумасшедшей, лишенной самообладания, но она не могла действовать иначе. У неё было то нелепое, необъяснимое чувство, что только он сможет облегчить ее боль, утихомирить ураган мыслей и заставить замолчать этот мучительный женский крик, непрерывно звенящий между ее висками. И как только он застенчиво обнял ее, заключив в теплые объятия, все закончилось. Был только он, его успокаивающее прикосновение, излучающее чувство безопасности и покоя, которое наконец заполнило ее душу. Она не могла перестать плакать, и судороги снова и снова пробегали по её телу. Она хотела выпустить наружу все своё сожаление, боль и раскаяние. Больше всего её злило собственное бессилие. Жалкая слабость. И хотя она знала, что с её губ слетает непонятная чушь, это все, что она могла повторять. Бессмысленный монолог, наполненный мучительной горечью, в котором можно было разобрать только одно предложение. Не покидай меня. Руки Когами тут же обвились вокруг ее талии, еще сильнее прижав ее к себе. Она чувствовала, как он блуждает большими руками по выступающему позвоночнику, нежно поглаживая каждый дюйм тела. Потребовалось много времени, чтобы осмелиться поднять глаза и встретиться с ним взглядом. У нее возникло ощущение, что она умирает от прилива чувств, исходящих от радужной оболочки его глаз. Это была не тьма, серость или грусть. Это был теплый цвет, такой особенный и неповторимый, что у нее перехватило дыхание. Самый красивый закат, наполненный палитрой ярких, ярких красок, которые Когами тщательно прятал в центре своей души. Всё, каждая существующая эмоция воплотилась в одном взгляде. То, что можно было облечь в слова, и то, что только зарождалось и невозможно описать логически. Она не знала, кто первым соединил губы в поцелуе. Как будто их губы инстинктивно нашли способ столкнуться в этом страстном акте честности. У них наконец хватило смелости открыть свои сердца, раскрыть каждый слой души и её скрытые струны. Все чувства, существование которых они отрицали, которые хотели уничтожить, вырвались извержением большого спящего вулкана. Каждое прикосновение, каждый момент близости был наполнен необъяснимым магнетизмом. Они отпрянули на доли секунды, тяжело дыша, а затем снова сошлись в более смелых объятиях. Они были сбиты с толку этим непреодолимым, жгучим влечением и этим ужасным страхом. Страхом, что один из них может исчезнуть. Акане безвозвратно потеряна. Она тонула в океане его глаз, поглощавшим, пожиравшим её, как бездонная бездна. Этот проклятый мужчина так легко овладел ею, овладел ее чувствами, что она могла только беспомощно подчиняться страсти, охватившей её клетки. Только он имел значение. Его губы хранили ментоловый аромат сигарет и горечь никотина, в которой она находила сладость на самом кончике языка. Она сжала его чёрные растрепанные волосы в порыве страсти. Его руки исследовали каждый дюйм ее тела, выжигая прикосновениями горячие отметины на ее коже. Только это имело значение. Объединившись в змеиных объятиях, цепляясь друг за друга в невыразимом голоде, ненасытности, доводившей их до грани безумия, они были так близки; геометрия их тел создавала неизведанные, совершенно новые формы, словно они стремились слиться воедино. Проникнуть под кожу, раствориться в кровотоке, создавая единое, неделимое целое. А затем она посмотрела ему в глаза. И ей показалось, что она открыла новую галактику. Посетила другое измерение, доступное только избранным. Прежде, чем его тяжелый, эйфорический вздох сорвался с потрескавшихся губ, он был для нее сиреневым небом перед восходом солнца. Палитрой пастельных тонов, чарующим оранжевым свечением, переходящим в персиковые тона, чтобы наконец засиять коралловым светом. Его любовь была багряной, как утреннее небо, предвещавшее что-то новое. Символом нового начала. И она знала, она была уверена в том, что он, Когами Шинья, станет её рассветом, чтобы убежать, выбраться из этого царства тьмы и мрака. Как только сигарета с тихим шипением гаснет и остатки дыма растворяются в комнате, её глаза резко открываются, как если бы её вырвали из гипнотического безумия. Небрежным движением руки она вытирает заплаканные веки и тяжело вздыхает, глядя в потолок. В её голове настойчиво кружится одна мысль. Какого цвета теперь Когами? Утолив жажду мести, полностью ли он погрузился в бездну мрака, перейдя точку невозврата? Или его глаза снова стали серыми, как жидкая сталь, лишенными эмоций, лишенными смысла дальнейшей жизни? Или наступил момент, когда он наконец обрел покой и превратился в безоблачное бледно-голубое небо? Она не знала, не могла знать ответа и только надеялась, что когда-нибудь именно он, такой материальный и реальный, заменит этот жалкий мираж в виде никотинового тумана, и она снова увидит рассвет в его глазах. Снова почувствует его любовь.