Кожа к коже

Пыль большого города оседала внутри лёгких, заполняя их грязью и копотью, серостью и безжизненностью суровых человеческих дней. С каждым годом жить становилось всё невыносимее и невыносимее, окончить государственный колледж для галочки, чтобы потом сидеть и ставить штамп за штампом в различных документах. Возиться с кипой бумаг до конца жизни, зато со стабильной зарплатой, унылым коллективом и «белой» пенсией, если вдруг захочется уйти. Не предел ли это мечтаний для беспричудного человека в причудливом мире? Изуку казалось, что он умирает. Что каждая минута сжирает его тело, питается плотью, облизываясь на органы, тянет свои крючковатые лапы к душе, когда-то давно чистой и яркой, а теперь кажущейся такой блеклой. Мозг молодого человека будто разъедала кислота, он бы закричал, вот только сил не осталось, поэтому печать на бумаге он ставил машинально, так же, как и ел, и принимал душ. Сердце давно сгнило под натиском обстоятельств, что ни один профессиональный герой не спас бы ситуацию. Вбивая в голову, что если будешь стараться изо всех сил, то все мечты сбудутся, и ты станешь таким же, как герой номер один? Это такие же глупости, как если встать и заявить, что Земля плоская. Дурные мысли, которые лезли подростку, думавшему, что он главный герой какой-то сёнэн манги. Что пожелай, и сам Всемогущий разделит с ним силу, но это что-то из разряда фантастики, а то и вовсе фантасмагории, которая разыгрывалась в разуме школьника, что не мог смириться с собственным невезением. Когда ты взрослый, наступают другие проблемы, например, проблемы социальной неустойчивости, психической неуравновешенности. Каждое утро свирепая начальница от дефицита внимания и регулярного секса старалась вынести мозги собственным подчинённым. Кто-то пытался юлить, кто-то бегал от кровожадного взора госпожи, а кто-то был Мидорией, который терпел её визгливый голос каждый день, чувствуя, как будто бульдог на цепи дышит ему в спину, а дай ему только повод, и он сорвётся, брызжа слюной. — Почему на этих бумагах цифры не сходятся, когда должны быть совершенно одинаковыми? Кто составлял эти таблицы?! — женщина визжит как свинья на скотобойне. А тот самый мальчишка, который заполнял кипу невероятно важных документов, сжался от страха перед злой руководительницей, пряча глаза куда-то вниз, будто пытаясь скрыться. — Кто этот идиот? — Я, — слова слетают с губ так легко, так спокойно, будто так и должно быть. Прикрывать коллегу в надежде, что тебя наконец уволят, так эгоистично. — Кто бы сомневался, — цокает языком начальница, скалясь как дикое животное. А дрянной мальчишка сидит и непонимающим взором глядит на Мидорию, — только такой идиот, как ты, может перекраить совершенно одинаковые таблицы! Женщина отчитывает его долго, перед всеми, словно мать орала на противное чадо. Но в нём это не вызывало ни стыда, ни других чувств, будто те и вовсе иссякли. Как давно исчезло то предвкушение от работы в дружном коллективе, да и от работы в целом. Услышав пояснение от женщины, какое тут отвратительное сборище собралось, какая руководящая группа правит их головами и какие однотипные приказы они выполняют, становится грустно за потраченное время. И, честное слово, ему хочется высказаться, рассказать о том, как эта работа ему отвратительна, до такой степени эти непонятные претензии к его труду встали поперёк горла, что хочется блевать каждый раз, только расслышав голос руководительницы. — Знаете, я хочу, чтобы вы подписали мне заявление об увольнении по собственному, — говорит Мидория. Женщина сглатывает ком в горле, что будто нарочно застрял в гортани, не давая и слова вымолвить. Голос этого ничтожества почему-то пробирает до костей, отчего хочется кричать на него ещё больше, но женщина стоит, не двигается. — Пожалуйста. Последнее хорошее дело, которое вы могли бы сделать для меня. — Ты уйдёшь отсюда только после того, как наконец сдашь мне нормальный отчёт, беспричудный! — было в этой женщине что-то такое, что напоминало Мидории о детстве. Конечно, она не была настолько умна, чтобы прозвать своего беспричудного работника «Деку», как любил называть его Каччан, но постоянные словесные перепалки — это то, что давало Изуку разрядку. Он был подобен в эти моменты ментальному мазохисту, который жаждал этих унижений без возможности проявить характер. Он слушал и все те фразы, весь лексикон его начальницы был собран в небольшой тезаурус. Его забавляло это состояние, и от того он оставался здесь, в этом затхлом офисе с другими. Теперь же, всё это ему наскучило. Так он пытался оправдать своё подступающее безрассудство. Обычная скука. — Нет, дорогая, послушайте меня, — женщина смотрит на него подозрительно, пока Изуку говорит всё это своим тихим шёпотом, — я понимаю, что ты чувствуешь. Я знаю, что делают такие, как ты, не состоявшиеся ни в чём личности, получившие эту каплю власти. Они высасывают из этого всё. Становятся опухолью на здоровых клетках этого маленького мирка… Поэтому не смей ставить мне условий там, где прав ты не имеешь. Холод принимает Мидорию в свои объятья в ту же секунду, после сказанной фразы. Волосы длинными патлами свисали на лицо, мешая рассмотреть собственную начальницу. Изуку мог лишь слышать нервные шаги и глядеть очертания зеленоватых пятен на огромных руках. Он не хотел пропускать тот момент, когда женщина поменяет свой облик, поэтому смахивает пряди с глаз. Деформация начальницы происходила не так часто, но если она случалась, то это был самый лучший показатель твоей работы. Когда она нервничала, то активизировалась её необычайная причуда, женщина зеленела, превышала свои габариты, а одежда обтягивала все её телеса, что так и наровили показаться из-под платья. За их спинами слышится шепоток. Наверняка его ненасытные коллеги уже думают, в каком бы свете предстать в этой ситуации, как изложить всё своим друзьям, любовникам и родственникам, ведь это так интересно — обсуждать кого-то за их спинами. — Что ж, на этом и порешаем, — а Изуку смеётся, какая нелепая ситуация, подстать ситкомам из двухтысячных. Он берёт свой небольшой портфель, где нет ничего важного, но выглядит это уж больно слишком официозно, пусть даже с протёртой кое-где кожей. Мидория уходит в надежде не возвращаться. Пусть напишет в характеристике, что он отвратительный рабочий, что отношения с коллективом выстроить не смог, и вообще он до омерзения отвратительный хам. Пусть. На эту жизнь у него появились другие планы, в которых нет места для руководителя-гоблина, да и офис ему совсем уж приелся. Как ни глянь, в его жизни слишком мало белых пятен, чтобы и дальше просиживать штаны в этом гадюшнике для людей второго сорта. *** Новостные каналы, паблики и даже уличные газеты пестрят о новом эпатажном злодее.

«Глупый мальчишка или опасный злодей?» «Тот, кто поставил на место Лигу злодеев!» «Выродок трущоб становится главным злодеем Мусутафу!» «Всё За Одного встал на ступень ниже молодых злодеев. Берегись, Япония!»

Ни одно СМИ не воспринимало намерений Изуку всерьёз. Все журналисты пихали уток, разводили желтуху в прессу тут и там, даже не удосужились проверить информацию. Они, эти отвратительные люди, пытающиеся играть в моралистов, вызывали лишь зуд на теле. Во всех новостных порталах выделялось лишь одно слово "злодей". Он толком ничего не сделал, его руки чисты как январский снег по утру, но его уже окрестили злодеем. И это до такой степени его выводило из себя, что глаза наливались кровью. Хотелось прийти в один из комплексов нашумевших издательств и!.. И ничего не сделать. Ведь иначе он окончательно бы поставил на себе крест. Эта ситуация давала Изуку пищу для размышлений. Много возможностей открывали несчастные СМИ, не догадываясь, или просто держа сотрудников на коротком поводке, сколько власти в их руках, как просто манипулировать толпой, вспомнить то же Пятно. Если бы не пресса, то наверняка о нём бы и не говорили, а герои засадили бы его раньше, чем он умер. Как говорил один преподаватель из колледжа: «правит тот, в чьих руках информация, а чтобы добыть её, стоит наладить связи». Недолго думая, Изуку просит одного из собственных влиятельных адептов постараться сделать так, чтобы новость об интервью с Молодой грозой Мусутафу была услышана, а кое-где особенно громко звучала эта сказка. *** Холодные капли пота стекали по белесой коже, смешиваясь с алыми струйками крови. С каждой минутой дышать становилось невыносимо трудно, на грудь тяжёлым грузом свалились камни тревоги и гнусной паники. Пока тишина залы давила, а темнота, словно сгущаясь во взгляде девушки, убивала. Это было похоже на медленную пытку. Без слов и посторонних звуков, лишь ты и твои беспощадные мысли, заводящие в тупик. Тихиро думала, — "разве может она быть сильной как её отец?" Ведь её нежные руки давным-давно окаменели в столь неудобном положении, а место, где они связаны, покрылись бордовыми пятнами. От усталости Ики и вовсе опустила голову на грудь, чуть прикрыв глаза. Ты никогда не можешь знать, в какой момент окажешься в поистине страшной ситуации. Ты не можешь знать наверняка своё будущее. Ты можешь лишь гадать, остерегаясь того переулка и человека, скрывающегося за ним. Ты живёшь и прячешься до тех пор, пока это возможно. Девушка думает, что лишь счастливый человек может не бояться того, что произойдёт завтра. А она боялась, отказывая себе во всём, будто это поможет, будто решит. Тихиро в ловушке. Как редкий птенец попалась по глупости в браконьерскую клетку. В замкнутых стенах залы приоткрылась дверь, поскрипывая несмазанными петлями. Тусклый свет проник в комнату не нарочно, будто незваный гость, нарушив покой и ту анонимность, что молодой злодей перед ней так яро пытался сохранить. Его поступь была вальяжной, неторопливой, она бы сказала, настолько по-кошачьи грациозной, что незаметной, но лишь маленькие каблучки мужской обуви выдавали шаг своего господина. Блики жёлтого света приятно играли на его лице, выделяя его худобу, задевая растрёпанные волосы с изумрудным отливом. Ики не нужно было открывать припухшие от истерики глаза, она и так знает, кто перед ней. Не сложно догадаться, когда об этом человеке то и дело трубят все газеты, да новостные каналы, да и ты сама, к слову, тоже. Хотя воочию Ики не думала, что предстанет перед этим человеком. Да и после очередного происшествия «Деку» по ночам её отец с тяжёлым сердцем приходил домой, изливая душу седому и оглохшему коту, чьё излюбленное место было валяться у ног доброго хозяина. — Какого это? — совершенно безэмоциональный голос проходится по комнате. Интонация такая мягкая, почти робкая, будто и не этот человек держит её в заложниках. — Какого это, быть обузой для своего дорогого человека? Быть тем, кто ни на что не влияет? — Спросите у себя, — язвит в ответ девушка, на что слышит лишь один шаг в её сторону. Поднимать голову не хотелось, поэтому она упёрла свой смазанный, как нечёткая фотография, взгляд на лакированные туфли. Те блестели, как новенькие, без единой трещинки, царапинки или даже пятна крови. Парень цокает в ответ на её комментарий. — Как же я могу быть обузой, если мои руки свободны? — он протягивает свои ладони, что выглядят жутко. С маленькими шрамами на пальцах, а на внешней стороне ладони виднеются порезы. Извилистые, будто кто-то специально проводил аккуратные линии, а внутренняя была абсолютно вся в мелких ссадинах, шрамах, царапинах, словно парень давным-давно упал на стекло и до сих пор тщетно пытается исцелить свои невзгоды. — Я думала, что пришла на интервью с вами, но вопросы задаёте вы, — голос чуть подрагивает. Какой бы она не хотела уверенной и бесстрашной казаться, попытки выходят неудачные, — какой в этом смысл? Мужчина отвечать не хочет, а если и хочет, то молчит как партизан. Ики проходится по нему своим аналитическим чутьём, а тот будто и вовсе не замечает, как к нему пытаются забраться под кожу. — И давно самый популярный злодей начал похищать девушек? Или у вас развлечение такое? — снова сыпит вопросами Тихиро. Смелая девочка, — думает Изуку. Достаточно безумная, чтобы пойти навстречу. — Хобби по четвергам. Похищать девушек, топить котят и воровать жвачки из местных магазинчиков. Ты это хотела услышать? — будто устало отвечает тот. Он встаёт перед девушкой, присаживается на корточки, заглядывая в глаза, полные гнетущего страха, а та ведёт головой в попытках скрыть очевидное. — Давай кое-что попробуем? Ты хоть и сильна духом, но у тебя нет сил сопротивляться мне. Ты не сможешь сбежать. Ты даже вреда мне не причинишь, если только твоя туша не свалится на меня, но поднимать я тебя не собираюсь. Я развяжу тебе кисти, да? Только будь хорошей девочкой, договорились? Девушка слабо кивает, ей ничего не остаётся как следовать его указаниям. Может, она попытается его остановить, а потом мышкой на выход? По правде сказать, она не представляет, где они находятся. Чувствует лишь, что это какой-нибудь огромный особняк в каком-нибудь пригороде, и здесь они прибывают точно пару дней. Сердце в очередной раз бьётся бешенным зайцем в груди, ей до безумия страшно, и что делать, кроме как разводить панику внутри себя, она не знает, такому не учили на филфаке. Такому в целом людей не учат. Только если героев, но Ики не герой и быть им не собиралась. Тихиро чувствует, как конечности свободной нитью опускаются вдоль стула. Кровь снова начинает обычную циркуляцию, глубоко разливаясь по венам, делая покраснения куда заметнее. — Дай мне свои руки, — он стоит перед ней, протягивая две ладони, и она впервые смотрит в глаза человека напротив. Свет идеально падал на его точеную фигуру. Парень с растрёпанными, чуть сальными волосами и безумным блеском в зелёных глазах. Он пугает её до чёртиков с тех пор, как об этом человеке были сюжеты в новостях, и то и дело газетные сводки галтели о сенсации. А теперь журналистка с исписанным блокнотом и глупыми амбициями стала очередной жертвой неповторимого Деку. Хотела работы? Хотела быть в центре всеобщего внимания? Быть журналистом, который пишет больше, чем колонки о женском здоровье? Так вот она, твоя слава, твоя мечта, твоё первое опрометчивое интервью, Ики Тихиро! В чём же проблема? На секунду Ики даже стало интересно, какая статистика выживаемости на таких заданиях у молодых специалистов? Когда идёшь в чрево пламени, заползая вглубь, проходя рядом с пеклом, чувствуя его горячее дыхание на висках, ты ощущаешь это иначе, думаешь, что оно не опалит тебе крылья, лишь обласкает яркими языками. А конец твоей самоуверенности таков: ты падаешь в трясину, а обожжённые крылья тянут тебя вниз, в самую чернь, причиняя невыносимые страдания. Девушка протягивает ему свои руки, потому что выбора у неё нет, даже если он достанет сейчас нож и, держа крепкой хваткой её кисть, отрежет палец, то она и пискнуть не успеет. Она ничего не успеет. Деку со всей присущей ему осторожностью вкладывает её ладони в свои. Она вздрагивает. Ледяные прикосновения его рук с многочисленными порезами и шрамами кажутся такими обжигающими. Он оглаживает её руки, а она молчит, лишь нижняя губа и глаза на мокром месте выдают её сильное волнение в данной ситуации. Даже самый сильный человек ломается под натиском собственных страхов. — Когда касаешься человека кожей к коже, то тебе нечего скрывать. Ты открыт, ты уязвим, — вкрадчиво произносит он, и ей чудится, что Деку сжимает сильнее. — Признаться, то, что ты ощущаешь, — это все мои воспоминания, вся боль, что причинили мне люди с причудой. Люди, которых раньше я называл поспешным «друзья»… Теперь всё по-другому. Я другой, а это напоминания о прежних грехах чудаков, что именуют себя героями. Ты же веришь мне? Тихиро безмолвно кивает. Верит? Конечно верит, она не может не верить. В этой игре правильная линия лишь одна, и журналистка следует этой цепочки, пытаясь вновь не угодить в капкан. — Веришь… Я не злодей, что ты… Разве мои руки похожи на те, чьи по локоть в крови? Нет… Нет-нет, что ты! Это же почти безумие, я такой же герой как и все… Герой своей хорошей истории, — он вновь стискивает её ладони в крепкой хватке, а смотрит по-другому. Деку смотрит на неё так печально. В его глазах с каждой секундой разрушений больше, чем за всю историю мира. В его глазах кто-то танцует на его могиле, что стоит на пустыре. — Не злодей, — как разбитая шарманка повторяет девушка. У неё нет ни сил, ни желания спорить, да и не в том она положении. Её страх перед человеком, что стоит перед ней, усиливался в стократ. — Я всего лишь хочу доказать всем… — парень говорил отрывисто, будто в его голове мысли смешались, превращаясь в неведомую никому кашу. — Однажды мир обманул меня… Он лишил меня моего спасения, а в отместку я сделаю также. Присоединяйся к нам. Ко мне. Ты же видишь, я не злодей. Девушка смеётся на его заявление. Несмотря на страх, она будто плюёт ему в лицо. Да что он знает о несправедливости мира? Как он может говорить о таком? — Вы правы, какой из вас злодей, когда вы клоун? — Деку кривит лицо, то ли гнев, то ли обида засела на днище изумрудных глаз. Ей кажется, что он подносит руку, чтобы ударить, но тот лишь проводит по контуру её лица своими аккуратными пальцами. — Девчонка, если ты думала, что, вступив со мной в переговоры, возьмёшь «интервью», а ты услужишь отцу, и он перестанет считать тебя никем, то ты не права. Оригами было бы всё равно. Даже если бы ты здесь погибла. Он из тех людей, кто хотел вырастить идеального героя, а не беспричудную девчонку. Разве ты готова лишиться жизни за него? А лишить жизнь?.. — на этот раз парень полностью сосредоточен, напряжён, и ей кажется, что это был фарс, что вся его натура — это игра на публику. — Я бы не предала своего отца, — не моргнув и глазом, отвечает девушка. Но Деку всё чувствует, всё видит невооружённым глазом. Голос предательски дрогнул на последнем слове, да и сердце сжалось. Слова о человеке, что даже не смотрел в её сторону, дались ей с великой тяжестью. — Если ты действительно готова умереть за горделивого показушника, то мне жаль тебя, — со всей жестокостью, присуще Деку, отвечает тот. — Когда-то и я был таким. Я видел перед собой одного человека, но вот только я был подростком, чьи амбиции и авторитеты легко искажаются, дай лишь повод, — слышится приглушённый смех парня, тот проходит ей за спину. — Вот только ни я, ни ты давно уже не подростки… Пора бы стать тем, кем хочешь, а не кого хотят видеть, правда? Его слова как сладкий мед, что льются приторной патокой, стекая реками вниз, заливая уши сахаром. Деку словно с каждым словом подставляет тебе неоспоримые документы, в которых не хочется разбираться, изучать, лишь лично ставить нерушимую подпись под каждым словом, даже не удосужившись взглянуть на бумагу. — Зачем вам я? Зачем устраивать такой фарс? — А как ещё заманить сюда журналиста из отдела по криминалистики? — спрашивает он игриво, стуча пальцами по подбородоку. — Устроить что-то такое, о чём будут говорить! Я и устроил большой "бум" в одной из компаний героя. Люблю, когда у людей из бумажника пропадают деньги. Особенно крупных размеров. Тебе не понравилось? — Зачем я здесь? — повторяет вопрос Ики. — Ты? — недоумённо переспрашивает Деку. Он бы хотел, чтобы она не задавала глупых вопросов, но та вцепилась, будто акула, — О! Ты… Ты мой неогранённый алмаз. Мой пятый элемент, из-за которого начнётся что-то поистине великое. — У тебя нет никаких гарантий, что твой план действительно сработает. — Да, у меня нет таких гарантий. Как и у тебя нет на то, что ты действительно пойдёшь на эту авантюру и не сдашь своему отцу или копам, — резко отвечает Деку, но тут же выставляет указательный палец перед её носом, — но у меня есть кое-что получше. В это же мгновение в просторной зале слышится щелчок, а затем и свет ярких софитов упирается в небольшую сцену, на которой выстроилась шеренга людей в светлых плащах и карикатурных масках зайца. — У меня есть соратники, есть люди, которые поддерживают меня. Они похожи на нас. Такие же беспричудные, или их причуда настолько смехотворна, что они ненавидят её. Мы… Мы наконец сможем сделать нашу историю Хэппи-эндом. Присоединяйся и расскажи людям правду. Та мнётся, смотря сначала на обшарпанную сцену, на тех людей в масках, которые стоят до невозможности ровно, а потом переводит взгляд на Деку. Чутьё подсказывает, что он темнит, а глаза видят совершенно другое. Но больше в Ики играют другие чувства — сладкая месть и чёрная зависть. Она принимает предложение мужчины не ради какого-то эфемерного «счастливого конца», просто решила, что из этого союза возможно извлечь выгоду. Деку отпускает её так же быстро, как и привёл. Обговорив какие-то мелкие детали и дав пару поручений, он обещает прислать человека для проверки её работы через пару дней. Желает удачи и отправляет одного из головорезов довести её до населённого пункта, что находится как можно дальше от этого места и ближе к Мусутафу. Там она притворится умирающей, честной народ вызовет помощь, и она будет вне подозрения. Сам же Деку возвращается в зал, оглядывая своё место представления. Восхищаясь шоу своего товарища, который снимает маску и плащ, включая прожектора и нормальное освещение. Изуку смеётся, потешается над всей абсурдностью происходящего. Он сам рассказывает о счастливом конце, имея в запасе лишь пару бандитов и одного единомышленника, который словно серый кардинал выполняет грязные делишки за господина. Деку забирается на выступ и внимательно изучает присутствующих, неестественно криво улыбаясь. Разочарование от того, что это лишь дешёвые куклы слишком сильно, поэтому он раскидывает манекены. С одних слетают маски, у других падают конечности, у третьих распахиваются плащи. У Деку нет ничего, кроме безумной идеи и дурацких статей в новомодных журналах. Там он не страшный, а, наоборот, его выставляют подобно айдолу, хотя тот и уверен, что, увидь его в живую, девочки бы пищали от негодования. Он будто чих для людей. Признак, на который можно закрыть глаза, ведь это не возбудитель. Он жаждет стать главным героем, хочет написать достойную историю с хорошим концом для себя и таких же, как он. Не его беда, что он родился и вырос таким — его беда, что нет ни единого человека, который принял бы его настолько безнадёжным, что Деку самому тошно. Мидория Изуку — ошибка природы. Он то меньшинство, которое стоит убивать, а то и не рождать вовсе. В наше время без блата такие, как он, далеко не пройдут. Ведь упорство — это не то, чем стоит кичиться, одного его мало. Тут нужна сила. Нужен дядечка с магической таблеткой, которая вылечит твой недуг. Ведь по-другому прорваться в высшую лигу не получится. От того и пути его окольные настолько, что Деку ненавидит себя и восторгается одновременно. Деку — это феномен, который стоило бы засадить за решётку, а то и вовсе лишить жизни. Где-то неподалёку раздаются почти невесомые шаги. Изуку, что кривится в собственной агонии, сидит на коленях перед этими чёртовыми пустышками. Как и в тот день, когда он покидал офис. Мужчина не смотрит на человека, а волосы вновь нависли растёпанными вихрями. Под покровом теней человек не задавал вопросов, он стоял и молча смотрел, а выглядел так, будто живая статуя. — До того, как я избавлюсь ото всех про-героев и полиции, — тон Деку сначала мягкий, но тут же будто срывающийся на беспощадный крик. — Прежде!.. Что ты думаешь об этом? Что ты скажешь?! — Тебе нужны союзники. Ты можешь рассчитывать на нас, — Томура, человек, что так упорно переманивал его на сторону зла, вновь пытается это сделать. — Ваши принципы перечат моим убеждениям, — отвечает тот, поднимая свои изумрудные глаза, что так неистово сверкают, — это моя идеальная победа! Это правильно, я выиграю! Мир для Деку — это игровое поле: череда случайностей, которые можно подмять под себя, контролировать, тем самым совершать верные ходы. Изуку хочет верить, что он превосходный игрок, замечательный стратег и, тем более, отличный лидер. Когда же он споткнётся об собственную ногу, понимая, что он всего лишь человек, которому свойственно совершать ошибки, Шигараки Томура несомненно будет рядом, утешая бедного мальчика, который потерпел неудачу.