N дней до самоубийства

Утро принесло с собой солнце, отчего снег, который вчера навеял на Париж ужас, сегодня превратился в слякоть. К середине декабря зима должна будет обрести равновесие, но сейчас только конец ноября, поэтому такие яркие перемены в погоде никого не удивляют. Офис военной полиции стоял на ушах. Всю ночь жандармы обследовали каждый уголок сердца Франции, но никаких следов убийцы найдено не было. - Распределите отряды по кварталам. Начнем обход домов. Коренастый капитан жандармов, Теодор Ландри, теребил прядь кудрявых волос. Еще ни один преступник не уходил от него. Он был уверен, что найдет проклятого Призрака Оперы, живым или мертвым, уже к концу недели. Мсье Ландри отличался беспощадностью и ярым желанием уничтожить врага. Его помыслы несли собой малую долю справедливости во имя добра и огромную долю потешить свою жажду, смотря, как виновного истязают в тюрьме. Капитан прошелся по кабинету и уселся за дубовый стол. Уголок кривых губ поднялся к верху. Самодовольная уверенность заполнила его до краев. Сон покинул особняк де Шаньи еще на заре. Филипп, старший брат Рауля, стоял на балконе, который выходил из кабинета отца. Сам же глава рода курил трубку и деловито облокачивался о стол. Утренний Париж так и сиял под лучами солнца. И вдалеке виднелось здание оперы, которое еще вчера утром было гордостью города, а сегодня сделалось лишь воспоминанием. Рауль ворвался словно вихрь. Молодой, с горящей кровью, он всегда следовал своему сердцу. Филипп обернулся. - Мы уже обсуждали это, Рауль. Наберись терпения. Полиция исследует Париж. - Сумасшедший убийца все еще на свободе! Как вы можете просто стоять и ничего не делать? - А что мы можем сделать? Жандармы выполняют свою работу. Мы можем только ждать. Ты спасен, твоя... невеста - тоже. Слово "невеста" Филипп проговорил натянуто, будто бы не хотел принимать тот факт, что такая девица досталась слащавому мальчишке. - Прибереги свой энтузиазм для более существенных целей, Рауль. Филипп прав, военная полиция делает все, что в их силах. - Вставил свои слова Давид де Шаньи, благородный старик около шестидесяти пяти лет. Рауль совсем затих и вздохнул. Он знал, что Призрак Оперы умен и опасен. Этот монстр может быть где угодно, быть может, он уже разрабатывает новый план, как выкрасть Кристину Даае. Виконт вышел к брату на балкон. Свежий утренний воздух ему не помешает. Но Призрак Оперы не разрабатывал никакой план. Мужчина только открыл глаза после длительного сна, который забрал с собой головную боль. Эрик смотрел на белый потолок и слушал звуки, доносившиеся с улицы. Ему совершенно не хотелось вставать. Что же это с ним? В опере он поднимался вместе с солнцем, вместе с другими работниками театра. А сейчас стрелки часов указывали на одиннадцать утра, но Эрик все был в постели. Был, пока с первого этажа не послышался стук в дверь. Мужчина приподнялся и стал вслушиваться. Казалось, даже его дыхание прекратилось. Мадам Жири знала, кто стоит за дверью. Годы работы в театре рядом с актерами помогут ей отвести след военной полиции. Женщина надела маску напуганной преподавательницы балета, которая вчера своими глазами видела ужас, что творил Призрак Оперы. Мадам Жири указала Мег, чтобы та не показывалась на глаза и не мешала. Дверь приоткрылась на маленькую щелочку. На пороге стояла троица жандармов. Самый ответственный по виду взял на себя речь. - Мадам, прошу прощения за беспокойство. Вы, верно, слышали о трагедии, которая произошла вчера в парижской опере... - Нет-нет! Не смейте говорить о Призраке Опере! Об этом чудовище! Мадам Жири выпучила глаза и задрожала. Жандармы переглянулись. - Вы не замечали подозрительных личностей рядом с вашим домом? - Никого и ничего! Надеюсь, этот монстр будет гореть в аду и сгинет там! Ах, не говорите, не напоминайте! Он убьет всех нас! Служащий, взявший слово на себя, указал жестом коллегам, что дом чист. Эта напуганная, быть может, свихнувшаяся от ужаса женщина, уж точно не будет прятать того, кто наводит на нее смертельный страх. - Благ... Не успел он договорить, как мадам Жири с грохотом закрыла дверь, не забыв громко запереть ее на несколько замков, показывая, что даже боится высунуть нос на улицу. Жандармы покачали головами и последовали к следующему дому. Мег сидела на диване в гостинной и хихикала. Мадам Жири, довольная своей актерской игрой, улыбнулась и убрала выбившиеся пряди. Однако по лестнице спускался Эрик, который был белее снега. Он слышал голос жандарма и думал, что его час настал. - Они ушли. Тебе не о чем волноваться. Мужчина рухнул на последнюю ступень. Хозяйка дома приподняла его голову за подбородок. - Я сделаю тебе завтрак. - Я сам. Мадам Жири выгнула бровь и убрала руку. Эрик, чье сердце стало приходить в норму, поднялся и последовал на кухню, по-дружески дотронувшись до плеча Антуанетты. Холод сквозняка пробрался под рубашку. Мужчина поставил греть воду и потянулся за хлебом. - Ты можешь сделать яичницу. Эрик обернулся. Мег прошлась до шкафчика и достала чистую тарелку. - Не хочется. - Тоже не любишь плотные завтраки? Призрак повел плечом. Танцовщица промелькнула перед ним и добралась до небольшого кусочка сыра. Ее руки ловко порезали продукт на ломтики. - Скоро мы не сможем покупать мясо и сыр. Деньги быстро утекают, особенно, когда нет заработка. Мег положила кусочки сыра на хлеб, который Эрик приготовил для себя, и села за стол. Она ловко взяла бутерброд и приподняла его, готовясь съесть. Мужчина подался вперед, недоумевающе раскрыв рот. Мег захохотала и вернула бутерброд на место. - Я уже завтракала. Просто хотела тебя растормошить. Садись. Эрик присел рядом и позволил себе смущенную улыбку. В это время вошла мадам Жири в пальто, темный платок прикрывал ее голову. Женщина держала в руках небольшую сумку. - Мне нужно урегулировать некоторые дела. Я скоро вернусь. Мег, поищи документы на дом. Они должны быть на видном месте. Мадам Жири исчезла в коридоре. Эрик проводил ее взглядом и уставился на крошку Мег. Танцовщица подперла голову рукой, ее пальцы ковыряли деревянный стол. В доме стало тихо. Мужчина чувствовал себя виноватым. Ему сделалось худо, противно от самого себя. Если бы он думал трезво, не идя на поводу своих фантазий и глупых желаний, то опера была бы цела, то Мег и Антуанетте не пришлось бы покидать дом. Все было бы как прежде. "Если бы"... Но нет. Реальность полна разочарований, и эти разочарования, чаще всего, человек творит сам. Эрик уставился в окно. Как выглядят улицы Америки? А успеют ли они сесть на последний в этом году пароход? Не опоздают ли? А если опоздают? Что с ними станет? Какие люди в Америке? Если они примут Мег и мадам Жири, то смогут ли принять и его? Вопросы лились рекой, но не было ни одного ответа. "Кристина". И снова ее образ предстал перед глазами мужчины. Девочка, которую он опекал все десять лет. Смел ли он впустить ее в свое сердце? Быть может, боль любви, что он чувствует, есть наказание за его ложь? Ангел музыки! Как он мог взять на себя этот образ и бесчестно врать малютке столько лет?! Его голос был ее успокоением, ее опорой. А теперь все разрушено, все сгорело до тла...только тухлые искры любви Эрика все еще горят в этом черном пепле. Тонкие пальцы Кристины прошлись по клавишам рояля. Ее сердце воет. Оперы нет, нет музыки, нет театральной суматохи. В доме де Шаньи все так официально, все правильно и тихо. Кристина выросла в творческом хаосе, свеча ее души просто будет угасать в этой правильности. В ушах Даае не слышалось больше голоса Ангела Музыки. Все детство он был рядом. Где бы она ни была...Кто бы ее ни обидел...Маэстро, Призрак Оперы, Ангел Музыки... Все это - один и тот же мужчина, а она даже не знает его настоящего имени! Кристина села на стул и поправила складки платья. Тугой корсет сдавливал ее дыхание. В опере не было строгих рамок приличия, никто никого не стеснялся. Одежда была удобной и свободной, а здесь...Даае надавила на одну из клавиш. Послышалась высокая нота. Эта нота напомнила об одном из прошедших дней. Закрывшись в маленьком складе, одиннадцатилетняя Кристина Даае забилась в угол. По ее румяным щекам стекали непрекращающиеся слезы, которые противно высыхали на лице. Грудь вздымалась во всхлипах, капли падали на пол. - Что случилось, моя Цветущая Роза? Кристина подняла голову. Голос ее Ангела доносился совсем рядом с ней, но самого его не было видно. Девочка попыталась что-то сказать, однако новый поток слез снова вырвался наружу. Кристина задержала дыхание, стараясь успокоиться. - Ж...Жак.. Он... Девочка не договорила, она вытащила из-за спины маленькую фигурку лошади со сломанной шеей. Эту лошадку подарил ей ее отец. Жак, сын смотрителя оперы, жестокий и противный грубиян, позволил себе занять себя, издеваясь над малышкой Даае. Ему нравились детские слезы, особенно слезы тех, кого некому было защищать. - Отвратительный мальчишка! - громом раздалось откуда-то свыше, тяжелый бас Ангела Музыки грянул со всех сторон, - Оставь слезы, моя девочка. Этот щенок больше не тронет тебя, даю свое слово. Положи игрушку у той коробки, которая стоит справа от тебя. Обещаю, что верну ее. Кристина сглотнула и оставила лошадку. А на следующий день Жак обходил Кристину стороной и был так вежлив, что казалось, будто внезапно проснувшаяся совесть на самом деле оказалась страхом. Подарок отца был починен и оставлен под подушкой Кристины. Шея лошади крепко держалась на своем месте. Девочка сладостно прижимала игрушку к своей груди и, не прекращая, шептала одно единственное: - Спасибо, Ангел. Кристина горько улыбнулась на это воспоминание. Шипы сомнения сдавливали ее грудь все сильнее и сильнее. Она не могла найти покоя. Жив ли Ангел Музыки? Или он уже лежит мертвый в каком-нибудь грязном переулке? Представив жуткую картину, Кристина сжала руку в кулак. А как он смотрел на нее! Эти глаза, наполненные слезами, полные надежды...Он всего-лишь хотел быть любим. Как мало ему нужно для счастья. Сумасшедшая идея зрела в голове Даае. Рауль рассказывал ей о Призраке Оперы, рассказывал о мадам Жири, которая некогда спасла "Ангела Смерти". Кристина надавила на еще одну клавишу. Ей необходимо время для размышления. Но она прекрасно понимала, что времени может и не быть. Даае наконец-то смогла позволить себе слабину, когда вокруг нее не было прислуги, когда вокруг не толпилось семейство де Шаньи. И только она хотела пустить слезу, посвященную Ангелу, как в зал вошел Филипп. Кристина тут же подняла голову на вошедшего. Брат Рауля имел более квадратные черты лица и был красиво по-своему. Его густые волосы, убранные назад, и светлая борода придавали стати. Мужчина остановился около Даае и надавил на самую высокую клавишу. Кристина посмотрела на его руки: широкие ладони с грубыми пальцами. Филипп взглянул на Кристину и широко улыбнулся. - Почему юная леди одна? Мой брат оставил вас наедине со своими мыслями? На вас нет лица, мадемуазель. Что тревожит столь молодое сердце? Даае отвела взгляд и сложила руки в замок. - Призраки прошлого, мсье де Шаньи. - Называйте меня просто Филипп. Раз мой брат решил породниться с вами, то и мы должны стать ближе друг к другу. Хотя, мне кажется, мой брат для вас слишком энергичен и юн. Он еще совсем незрелый мальчишка, а вы развиты не по годам, Кристина. Но сердцу не прикажешь. Вы сказали что-то о призраках прошлого. Даае решила перевести тему и немного схитрить. - Я грущу по моему отцу. Все эти переживания заставили меня вспомнить о нем. - Вам известно, что мы с Раулем потеряли мать. Рауль был ребенком, когда это произошло. Его привязанность к матери оставила след в его детской душе. Думаю, эта боль делает нас живыми. Было бы странно, если бы вы не вспоминали о нем. - Вы правы, Филипп. Кристина поджала губы и прикрыла глаза. - Вижу по вам, что зря я потревожил вас. Прошу меня простить. - Вам не за что просить прощения. Я благодарна вам за то, что ваша семья открыла двери для меня, благодарна за то, что вы переживаете. - Пустяки, Кристина. Я делаю все, что в моих силах. Если вам станет совсем скверно на душе - я готов выслушать вас. Филипп поклонился Кристине и покинул зал. Даае потянулась за заколкой и распустила волосы. Ей очень хотелось, чтобы ее разум перестал вспоминать о Призраке Оперы.