В нависшей тишине и страхе

В прохладном воздухе ещё несмело пахло весной, и, хотя в тени под деревьями еще лежали запоздалые, даже по меркам Северной Англии, остатки прозрачно-белого снега, всё увереннее звучали песни прилетевших недавно скворцов — мелодичные, прекрасные, но слегка диссонирующие с вешним солнцем тем, что оставляли легкий привкус тонкой меланхолии. Оно, это самое солнце, как раз вышло из-за облаков и залило ярким светом пожелтевшие страницы старого издания бессмертной сказки великого Профессора, которое держала в руках Анна, вышедшая на задний двор почитать. Прищурившись, она еще некоторое время пыталась продолжать чтение, но, спустя пару минут, вынуждена была всё-таки признать, что глаза, забывшие за длинную зиму о солнце, болят из-за ослепительно отражающегося от страниц света. Оставив закладку на том месте, где Арагорн, сын Араторна, только что коронованный Гендальфом, взирал на развивающийся стяг, расшитый узором в виде дерева и звезд, Анна положила книгу на теплое дерево широкой, длинной качели рядом с собой. Она очень любила эту историю, но до недавнего времени ей было слишком больно вспоминать о ней или перечитывать ее. Ей раньше казалось, что добро побеждает зло только в вымышленных мирах. Казалось, что максимум, на который она может надеяться — это относительно спокойное выживание, не более… Анна счастливо вздохнула полной грудью, ощутив абсолютную свободу. Как оказалось, добро всё же способно победить. Сидя на качелях на заднем дворе старого дома родителей Кристофа и наблюдая за солнцем, подкрадывающемся к черным верхушкам сосен, Анна вспоминала о том сумасшедшем месяце, который она провела между этим маленьким, тихим, уютным городком и Нью-Йорком, пока медленно, но неотвратимо приходили в движение старые, надежные, тяжелые и отлаженные механизмы судопроизводства, готовые принять дядю Джейкоба в свои стальные, слепые объятия. Пока Эльза восстанавливала здоровье здесь, в горах, Анна почти каждую неделю летала в Нью-Йорк, на встречи с государственным обвинителем, назначенным вести её дело против Ренделла. Несмотря на то, что она безумно измоталась тогда, она не могла не думать о пережитом с благодарностью, и тому была масса причин. Она очень сдружилась с Андерсенами, не отходившими от нее ни на миг, как бы она не пыталась их заверить, что справится. За то время ей представилась возможность дать ещё несколько интервью и поучаствовать в паре больших мероприятий для людей, переживших подобное, чтобы поделиться своим опытом. Благодаря всему этому, она познакомилась со столькими людьми, которым было не всё равно, готовыми помочь, искренне заботящимися о безопасности детей — с такими же, как она. Анна вспомнила, как у нее тогда появилось чувство, будто она оказалась в совершенно другом мире, о существовании которого даже и не подозревала. Она улыбнулась этому воспоминанию. Но самое главное — она своими глазами увидела, в конце концов, торжество справедливости, когда по всем пунктам обвинения судья вынес удовлетворивший их с прокурором вердикт, несмотря на всевозможные усилия адвоката извратить реальность и выставить Ренделла жертвой. Было так удивительно наблюдать за тем, как шумиха, поднявшаяся тогда в СМИ, постепенно, кирпичик за кирпичиком, безжалостно уничтожает репутацию их дяди, которая всегда казалась им с Эльзой незыблемым монолитом. Последним гвоздем в крышку гроба его доброго имени стало журналистское расследование о том, на что на самом деле расходовалась львиная доля средств фонда, призванного помочь больным детям. У Анны тогда было стойкое ощущение, что она присутствует при наглядной иллюстрации известного крылатого выражения и ей неоднократно хотелось, подражая Фоме Аквинскому, всплеснуть руками и воскликнуть: «O quam cito transit gloria mundi!» Остаток зимы Анна провела здесь, вместе с Кристофом, отдыхая и успокаиваясь. Она даже не представляла, что когда-нибудь будет чувствовать себя настолько счастливой, не представляла, что это вообще возможно. Иногда она спрашивала себя, благодаря чему её мечты воплотились в реальность, всякий раз приходя к выводу, что всё вместе — и безусловная любовь Кристофа, и сеансы психотерапии, которые она продолжала с доктором Пат по видеосвязи, и чувство, что жизнь ее наконец-то сдвинулась с мертвой точки постоянного тревожного ожидания чего-то, и прекрасные друзья, новые и старые — всё это помогло ей справиться с ядовитой тенью прошлого, отравлявшей большую часть её жизни. Анну уже длительное время не отпускала мысль, что не последнюю роль в возобновлении ее душевного равновесия играло то, что она проводила день за днём в заботе о лошадях, училась понимать их, часами пропадала верхом на Звездочке в лесу вместе с Кристофом. Она чувствовала, что всё это стало для нее чем-то большим, чем простым, кратковременным увлечением. Возможно, у них вышло бы организовать что-то вроде центра терапии для людей с пост-травмой, похожего на один из тех, что она видела на презентации? Ей очень нравились образы, начинавшие прорастать в её воображении… Стефани всегда называла эти места глухоманью, но Анну, оглядывающуюся на всё пережитое, всё упорнее преследовала мысль, что именно этот безграничный простор, умиротворение, особая, наполненная жизнью и светом, ясная тишина природы положили начало её исцелению… Начало тому прекрасному состоянию, благодаря которому зеркальную гладь её внутреннего мира ни на секунду не потревожил даже яростный взгляд Ренделла, брошенный на нее после оглашения его приговора в зале суда. Она только поймала себя на отстраненной констатации, что рано или поздно приходит время расплаты. С той самой встречи, ставшей для них последней, она почти не вспоминала о нем. Это была достойная точка для их взаимоотношений. Прикрыв глаза, Анна вдохнула по-весеннему пряный воздух, наполненный запахами озона, залежавшегося в тени снега, трав и леса, ощущая, как ласковые, уже пригревающие лучи солнца ложатся на ее лицо. Она открыла глаза, услышав приближающиеся шаги, и увидела перед собой Кристофа. — Соскучилась по солнцу? — спросил он, подойдя к ней вплотную. — Соскучилась по тебе, — произнесла она тихо, не отводя взгляда от его улыбающихся глаз. Кристоф оперся ладонью о спинку качели и наклонился, чтобы поцеловать Анну. Каждый раз, когда он целовал ее так, как сейчас — медленно и чувственно, у нее начинала кружиться голова и теплота разливалась по всему телу, до самых кончиков пальцев. Когда поцелуй закончился, Анна не спешила открывать глаза, надеясь удержать послевкусие этого ощущения, постепенно растворяющегося в прохладном воздухе ранней весны. Она почувствовала, как Кристоф сел рядом с ней на качели, слегка покачнув их. Удобно устроившись у него под боком, она посмотрела на него, открывшего книгу, которую она читала, на том месте, где была оставлена закладка. — Мне больше нравится, как этот эпизод передан в фильме, — сказал Кристоф, пробегая глазами по строчкам. — Когда всё Средиземье поклонилось четырем незнатным, маленьким хоббитам — это было очень сильно. — Да, мне тоже всегда не хватало этого в книге. Хотя, скорее всего, это оправдано. По книге для них это был еще не конец — им же еще предстояла война за Шир, — задумчиво произнесла Анна. — Наверное, ты права. Так хорошо и тепло было в объятиях Кристофа. Даже несмотря на то, что солнце уже начинало заслоняться кронами деревьев, украшая косым золотом лучей большие, ровные стволы сосен, и в вечернем ветерке ещё чувствовалась зима. — Мне надо съездить в город, хочешь составить мне компанию? — спросил Кристоф. — Конечно! Сейчас, только пальто надену. Анна живо вскочила с качелей и побежала в дом.

***

— Ну что, вывезем это шоу на дорогу? — сказала Анна и, пристегнувшись, сразу потянулась к радио. Аудиосистема не спешила радовать музыкой и, переклацав станций десять, на которых не было ничего, кроме помех, Анна остановилась на волне с каким-то древним кантри. Они с Кристофом переглянулись, скептически усмехнувшись. — Да… Это шоу никуда не поедет, — со смешком протянула она. Когда Кристоф рассмеялся над её выводом, Анна почувствовала, как что-то внутри неё радостно подпрыгнуло. Они всё чаще смеялись друг с другом, друг над другом и над окружающей их действительностью, и Анна не могла не думать об этом, пусть и несмело, как о признаке своего исцеления. Пикап медленно выехал на шоссе. Яркое закатное солнце слепило их, украшая небо и раскинувшиеся по обе стороны от дороги выгоны контрастными красками, но они так соскучились по его веселому свету, что не хотелось ни надевать очки, ни каким-либо другим образом закрываться от него. — А когда наши приедут? — спросила Анна. — Свен уже давно бы выбрался, но он ждет, пока отпустят с работы Ханни. — Они стали такими неразлучными, — произнесла Анна, многозначительно и хитро улыбаясь. — А что? На что ты намекаешь? — Ну, не знаю… Тебе не кажется, что между ними что-то есть? — Конечно есть. Я повесил на этих двоих аренду нашего дома в Лондоне. Анна рассмеялась, спрашивая себя, действительно ли Кристоф никогда не замечал, как их друзья смотрят друг на друга. «А может, это я себе напридумывала?» — И всё? — серьезно спросила она, покусывая ноготь мизинца и озадачено уставившись на дорогу перед собой. — Вообще-то, я настолько привык, что мы — друзья, что просто не думал в этом ключе, — спустя несколько секунд произнес Кристоф. — Как бы то ни было, я очень по ним соскучилась! — воскликнула Анна. — Мы уже целый месяц только по Фейс-тайму видимся. Олаф тоже хочет с ними приехать. — Отлично, я скажу Свену. А как дела у Эльзы? — Много работы, как всегда. Оказывается, что тяжелей всего исправить последствия той лжи, которую разнесли по газетам в прошлом году… Ой! Я же забыла тебе сказать! Она звонила сказать, что им с советом удалось прийти к соглашению по поводу моей доли в компании, — затараторила Анна, неожиданно для себя сильно разволновавшись. — Да? И что они решили? — Они решили, что меня можно не привлекать к управлению, если я обязуюсь не продавать свои акции. Озадаченное молчание было ей ответом. Анна засмеялась, оценив недоумение на лице Кристофа и добавила: — Для меня это тоже всё очень странно. Но Эльза мне объяснила, что совет просто решил таким образом подстраховаться, а я зато смогу пользоваться дивидендами. Ну и на случай, если я когда-нибудь захочу принимать участие в управлении, они будут держать дверь для меня открытой. — А ты хотела бы? — Что? Нет! Ни за что! Я как вспоминаю о своих поездках в Нью-Йорк, мне плохо становится. Анна, помолчав немного и собравшись с духом, задала вопрос, давно тревоживший её: — Ты не скучаешь по Лондону? — А ты? — Так не честно! Я первая спросила! — шутливо возмутилась Анна. — Не особо, честно говоря, — признался Кристоф, поразмыслив. — Я тоже. После недолгой езды в молчании, Анна почувствовала, что пикап начинает понемногу сбавлять ход. — Вообще-то, я хотел кое-куда заехать по пути. — Очень интересно. А куда? Анна внимательно посмотрела на Кристофа, показавшегося ей слегка взволнованным. — Сейчас увидишь, — сказал он и загадочно улыбнулся, сворачивая на неприметную с трассы дорогу, поворот на которую почти потерялся среди разросшихся кустов рододендрона. Над их головами кроны деревьев сформировали туннель, сплетясь ветвями, и Анна попыталась представить, как красиво тут будет, когда полностью распустится листва и накроет густой тенью эту природную аллею. Атмосфера таинственности не давала говорить, и только тихая музыка, перемежающаяся время от времени радиопомехами, наполняла салон. Туннель закончился внезапно, выпуская их из тисков на ошеломивший Анну простор. Она была настолько поражена, что замерла, открыв рот и была не в силах оторвать взгляд от неровной линии горизонта, невысоких гор, теряющихся в голубовато-сиреневой дымке заката и зеленеющего склона, спускающегося в неглубокое урочище. Дорога сворачивала влево, но она, завороженно глядя на пейзаж, открывшийся перед ней, поворачивала голову, пока их с Кристофом взгляды не пересеклись. — Как красиво… — на выдохе произнесла Анна. Он улыбнулся ей в ответ, и она никак не могла понять, почему эта улыбка и лучистый взгляд его ясных, карих глаз, показались ей настолько таинственными и многообещающими. Вскоре дорога вывела их к аллее, усаженной старыми, развесистыми дубами и двухэтажному дому, удобно устроившемуся на пологом склоне холма, поросшего зеленеющим дерном. Прямо за домом начинался сосновый лес, застывший в закатном безветрии. Территория, огороженная невысоким забором, казалась немного заброшенной, хозяйственные постройки потемнели от времени, подъездная дорожка слегка заросла. Это всё навело Анну на мысль, что здесь никто не живет. — Что это за место? — спросила она, когда Кристоф остановил пикап, припарковавшись прямо перед закрытыми воротами. — Хочешь немного осмотреться? — Да, давай. Они вышли из машины. Ощущение мягких трав под ногами удивляло и завораживало. Кристоф открыл калитку и прошел вперед, позвав Анну за собой. — Не бойся, здесь никого нет, — сказал он в ответ на немой вопрос в её глазах. — Мне всегда нравился этот дом. Анна подошла, взяла Кристофа за руку, осматривая просторный двор с заросшим пожелтевшей сорной травой цветником и давно не стриженными вечнозелеными кустами под окнами. Откуда-то сверху, едва слышно сквозь песни скворцов, до них донеслось курлыканье, и они синхронно подняли головы, отыскав в высоком небе ключ перелетных птиц, возвращающихся домой. Анна почувствовала, как внутри трепетно сжалось от мысли о возрождении природы вокруг нее. — А кто здесь жил раньше? — Весткотты. Их дети ходили в одну с нами школу. Мы иногда бывали у них дома. — Постой, это не те, о которых говорила твоя мама? Которые уехали в Ирландию? — Они самые. Тихий дом, с темными, слепыми окнами и каменными стенами, наполовину заплетенными плющом, навевал мысли о мирно спящем старике, только и ждущем, пока кто-нибудь разбудит его, ступив на выложенною песчаником дорожку с травой, проросшей пучками между неровными стыками плит. — Не знаю… Я всё чаще думаю… Мы могли бы… Конечно, только при условии, если тебе понравится эта идея… — проговорил Кристоф, запинаясь. Анна обернулась к нему, выжидательно глядя в его глаза. Сердце её забилось с невообразимой скоростью. — Могли бы… Что? — спросила она. — Ты хотела бы здесь жить? Мы… Договорить ему было не суждено. Анна с визгом восторга запрыгнула Кристофу на руки, обвив руками его шею и счастливо смеясь. Он каким-то чудом сумел подхватить её, едва успев сохранить равновесие. Не переставая смеяться, она удобнее устроилась в его руках, обхватила ногами его пояс и поцеловала его в губы. Они больно стукнулись зубами, рассмеявшись над своей счастливой неуклюжестью. Кристоф, заражённый её смехом, не отпуская ее из крепких объятий, зажмурился и облегченно улыбнулся. Он чувствовал, как радостно бьется его сердце, как её живительная энергия проникает в него, заставляя любить её еще больше, хотеть большего, строить планы и мечтать. — Это можно расценить, как «да»? — спросил он, улыбаясь одним краешком губ. — Можешь не сомневаться! Кристоф вернул Анну на землю, но не выпустил её из объятий. Их взгляды пересеклись, её — лучистый, весёлый и озорной, его — ясный и открытый, в котором она читала, что ещё немного, и придет время, когда он задаст ей другой вопрос, на который она тоже, не задумываясь, ответит «да». Возможно, когда-нибудь ей и надоест уединенная жизнь здесь, но дело было вовсе не в этом, а в прекрасном ощущении безграничной перспективы, открывающейся перед ней, заставляющей её дыхание замирать от восторга. Больше никакая тень прошлого не властвовала над ней, не нависала, пугая её стылым холодом. Она вернула себе свою жизнь. Она вернула себя.