В нависшей тишине и страхе

Вначале, из серого непроглядного марева выплыла светлая точка, медленно разросшаяся до размеров апельсина. Больше не было ничего: ни чувств, ни мыслей, ни знания. «Возможно, именно так ощущается небытие», — самая первая её мысль, нарушившая эту безмятежность. Ей начинало нравится — с отсутствием теплоты и добра вполне можно было примириться, тем более, она не чувствовала никакой боли. Только пустота. Ей казалось, что даже время не властно над этим миром, в котором она так неожиданно оказалась. На одно мгновение в замутненное сознание закралась мысль, что возможно, её не существует больше, но… Тут пришло чувство холода. Парализующий холод был слишком реальным для эфемерного мира. Он пробирал до костей — значит были кости? От него дрожало тело — значит было тело? Холод ей был ненавистным всегда. Она не понимала, как её сестра могла есть мороженое зимой и спать при распахнутом настежь окне. «Погодите, у меня есть сестра?» Сознание против воли ухватилось за эту мысль, как за поручень подвесного моста над бездонной пропастью. «В бездну падать не страшно… Просто бесконечный полёт…» Затем пришло ощущение сухости с привкусом цементной пыли во рту. Казалось, язык в нём был лишним и слишком большим, он не слушался. Она попыталась сглотнуть, но ничего не вышло — рот напоминал пустыню с растрескавшейся землей. Губы тоже высохли и покрылись коркой. В голове гудело от чего-то, чему в полуобморочном сознании ещё не находилось определения. «Почему они так кричат?» Кем были эти «они» — неясно, но шум вызывал раздражение и досаду. Она поморщилась и приоткрыла глаза. Попыталась, во всяком случае. Тяжелые веки слегка приподнялись, но после этого усилия, показавшегося ей неимоверным, она снова погрузилась в серый дурман. «Если бы только не было так холодно!» Она обнаружила себя на мосту, длинном настолько, что в туманной дали терялись оба его конца. Он раскачивался у неё под ногами и пропасть под ним ощущалась настолько реальной, что у неё перехватило дыхание. Взгляд вперед тщетно пытался высмотреть, что было на том конце. «Вперед ли? Или я смотрю назад?» Она увидела как туман склубляется в темные мрачные фигуры. Внутри всё похолодело. «Если я отвернусь, они схватят меня?» Но вглядываться в размытые очертания очень скоро стало невыносимым. Что-то в них было знакомое и неотвязчивое. Нет, туда она точно не пойдёт. В том, что нужно куда-то идти, она почему-то не сомневалась. Не стоять же здесь на мосту вечно, обдаваемой холодной мокрой пылью с привкусом каменной крошки. Она медленно развернулась, вцепившись обеими руками в колючие, грязные канаты, покрытые влажным мхом, заменявшие поручни. Пытаясь сделать это как можно осторожнее, она подождала немного, пока амплитуда колебаний моста слегка затихнет. Она не отрывала взгляда от старых замшелых досок перед собой. Переведя дух, она посмотрела на другой конец, но туман на нём не собирался рассеиваться. Откуда-то послышались злые голоса и она, дрожа от страха и холода, повернула голову назад. Вопреки её опасениям, там всё было по-прежнему. Голоса звучали откуда-то сверху, будто наполняя воздух вокруг неё. Они вызывали тревогу. Доски под ногами внезапно затрещали и проломились. Всё произошло так быстро, что она даже не успела схватиться за веревки и полетела вниз. Она очнулась на сыром бетонном полу. «Вот почему так холодно!» Бок, на котором она лежала, затёк и болел так сильно, что она мгновенно поверила в реальность происходящего. Она попыталась перевернуться на спину, но застонала от боли — в закоченевшие запястья впились тонкие кабельные стяжки. Во рту по прежнему стояла сухость и отвратительный сладковатый привкус тухлых яиц. Ещё одна попытка сглотнуть привела только к тому, что она закашлялась. — Наша принцесса очнулась, — до её слуха донёсся насмешливый, прокуренный голос. Она услышала приближающиеся шаги и попыталась открыть глаза. С трудом разлепив веки, она посмотрела на размытый мир вокруг себя. Почему она не видит? На глаза навернулись слёзы бессилия. В этом киселе вместо воздуха она с трудом смогла различить темную фигуру, склоняющуюся над ней. Что-то холодное коснулось её губ и в рот полилась вода, отвратительная и горькая на вкус. Несмотря на то, что пить хотелось нестерпимо, горло сжалось, словно не желая принимать эту гадость, пахнущую химическими добавками. Она застонала, попытавшись вывернуться из жесткой хватки и выплюнуть воду, но грубая, твердая ладонь больно зажала нос. Почувствовав что не может дышать, она проглотила противную жидкость и закашлялась с надрывом. Ко всем остальным «приятным» ощущениям добавилось жжение в носоглотке. В голове роилась масса вопросов. От «Чем вы меня напоили?» до «Что со мной будет?». Но на ни один из них она не желала знать ответ. Только не от них. Она наконец-то вспомнила, кто она и как здесь оказалась. Вспомнила грубые руки, больно сжимающие запястья и тошнотворный запах пота вперемешку с табаком — последнее, что она почувствовала перед тем, как отключиться. Воспоминания о произошедшем навалились на Анну неумолимой лавиной. Что-то ей подсказывало, что она больше не выйдет отсюда. Возможно из-за того, что её похитители не позаботились закрыть свои лица, или потому что она лежала на тоненьком твердом матрасе, пахнущем плесенью, прямо на бетонном полу какой-то заброшки. От бесповоротности произошедшего и осознания своего бессилия Анне стало на мгновение так спокойно, что она чуть не рассмеялась. «Нет надежды — нет и страха» Было ли это действие гадости, которую её заставили проглотить, или сознание просто не выдерживало немилосердной реальности, но Анна почувствовала, что темнота тянет из углов к ней свои холодные щупальца и окутывает её, заворачивая в кокон, через который не пробивается свет и звуки. Она снова оказалась на том же мосту. Теперь она точно знала, что назад идти нельзя. В прошлом ничего не изменилось, там ей нечего искать. Как только она сделала шаг вперед, мост под её ногами испарился и она оказалась на другом краю пропасти. Почувствовав твёрдую почву под ногами, она наконец решилась взглянуть вниз за край обрыва. Туман рассеялся, и она смогла рассмотреть, что по дну ущелья течет черная река, непроницаемая даже для лучей полуденного солнца, только что выглянувшего из-за туч. В лицо ей пахнуло прелой сыростью и показалось, что тысячи голосов шепчут в унисон: «Иди к нам, присоединяйся…». Анна в ужасе отшатнулась и попятилась назад. Анна не знала сколько времени она провела в этом странном полусне-полубреду. Она осмотрелась, заметив вдалеке постепенно увеличивающуюся точку. Вскоре, единственным, что удерживало её сознание от погружения обратно в серое марево, был этот тёмный размытый силуэт, маячивший на горизонте. Она не могла оторвать от него взгляд и, несмотря на уверенность, что он движется ей навстречу, прошла целая вечность, прежде чем она смогла распознать в этом неясном силуэте отдалённо знакомую, высокую и массивную фигуру. «Кто это? Что ему здесь нужно?» Невесть откуда взявшееся солнце слепило глаза и мешало рассмотреть приближавшегося человека. Анна захотела поднести руку козырьком ко лбу, чтобы прикрыть глаза от резких лучей, но у неё ничего не вышло. Внезапно она осознала, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже наклонить голову или повернуться она была не в силах, хотя бежать в любом случае ей было некуда. За спиной шумела пропасть. Чем больше приближалась фигура, тем сильнее Анной овладевало беспокойство от того, что она не может сделать ни шага. Ощущалось это, словно движение неотвратимого рока и чем больше ей хотелось оттянуть момент встречи, тем быстрее сокращалось разделявшее их расстояние. Солнце осветило светло-русые, словно выгоревшие, волосы подходящего к ней человека, что-то металлическое блеснуло в его руке. Ветер налетел на него, разметал в стороны полы пальто и взъерошил и без того находящуюся в беспорядке причёску. Что-то неуловимо-знакомое показалось ей в наступающей на неё фигуре, в характерных движениях, в наклоне головы, но лучи раскаленной звезды, ослепляющие слезящиеся глаза, мешали рассмотреть кто это был. Только когда он приблизился настолько, что закрыл собой яркий свет солнца, Анна вздохнула с облегчением, пытаясь успокоить колотившееся в груди сердце. Это был Кристоф. Несмотря на это, она со странной, непрекращающейся тревогой не отводила взгляда от топора в его руке, совершенно непонятного и неуместного здесь. Ей хотелось улыбнуться ему и спросить, как он здесь оказался и что собирается делать, но так же, как она не смогла пошевелиться, она не смогла промолвить ни слова. Тело категорически не слушалось. Её наполнил страх, когда она поняла, что он не узнаёт её, более того, он смотрит на неё не как на человека, а как на какую-то вещь. Ещё больше Анна запаниковала, когда увидела, как он снимает пальто и пробует пальцем лезвие топора на остроту, наклоняется и примеряется, как дровосек, готовящийся срубить дерево. Почти мгновенно она увидела мощный замах и, не успев зажмурится, заметила брызги коры и щепок от сотрясшего её удара топора. Боль оглушила её, но неродившийся крик так и застрял где-то в груди. От абсурдности происходящего, бессилия и ошеломляющей боли Анна хотела кричать, но не могла, и только тихие слезы катились по её онемевшим, холодным щекам. В следующую секунду она снова обнаружила себя лежащей на холодном полу в кромешной темноте. Всё, произошедшее в её бредовом сне, при всей своей нелепости и абсурдности казалось настолько реальным, что ей почти захотелось с облегчением выдохнуть, когда она поняла, что это всего лишь сон. Но лодыжки всё так же горели от боли, как будто по ним на самом деле только что рубанули топором. Глотая солёные слёзы, Анна попробовала посмотреть вниз на ноги — они тоже оказались перетянуты кабельными стяжками, которые больно впивались в отекшую кожу. От этого усилия её бросило в жар и на лбу выступил холодный пот. Анна прокручивала в мыслях этот безумный сон, но неотвязной занозой сидело в голове, что теперь, даже если она выберется отсюда живой, в её жизни всё равно никогда больше не будет Кристофа. Она беззвучно заплакала от того, насколько пустой показалась ей эта жизнь. Анна долго лежала в темноте, прислушиваясь к ночным шорохам. Всё тело нестерпимо ныло и зябло. Она надеялась, что никто не заметил её пробуждения — снова глотать тот омерзительный дурман ей совершенно не хотелось. Анна была уверена, что они непременно заставят её это пить, если поймут, что она очнулась. Тяжелее всего было сдерживать дрожь и стук зубов. Как же она замёрзла! Чтобы немного отвлечься от мыслей о воспалении лёгких, которое она непременно заработает, лёжа на холодном полу, она принялась считать капли, с мягкими шлепками разбивающимися о бетон где-то недалеко от неё. Постепенно, в её убаюканном мерной капелью сознании одна за одной начали вставать картины прошлого. Впервые, так отчетливо, как будто кто-то прокрутил в голове запись с домашним видео, она увидела маму и папу, протягивающих к ней руки. На их лицах были добрые улыбки, немного печальные, но именно такие, какими их запомнила Анна, когда они прощались перед их последним путешествием. Одиночество накатило на неё с новой силой. Ярко встали перед её внутренним взором и другого рода воспоминания, разделившие жизнь на «до» и «после». Когда Он в первый раз пришёл к ней ночью, она была ещё слишком маленькая, чтобы понять, что произошло, но чувство вины и стыда после всего, что он сделал, было настолько огромным, что она не смогла никому рассказать… С тех пор она почти не расставалась с этими чувствами. Анна с трудом сдержала всхлип и перевернулась на спину, вытянула ноги и, чтобы не зашипеть от резкой боли в лодыжках, закусила губу. Лежать на спине с завязанными руками оказалось очень неудобно — стяжки ещё больше впивались в кожу. Анне пришлось перевернуться на бок, но теперь уже на другой. «Нет, я не хочу закончить так… Нужно придумать как выбраться отсюда». Внезапно послышались шаги, отдающие эхом в пустынном помещении. Она поспешила зажмурится, но потом поняла, что шаги раздаются из другой комнаты. Она прислушалась, затаив дыхание. — Надоело тут торчать, босс, — прозвучало приглушенно. Ответа не последовало. Вместо этого Анна услышала возню и чирканье спичками. Кто-то вполголоса беззлобно выругался. — Спички отсырели. Затем прозвучал щелчок зажигалки. Долго прислушиваясь в темноте, Анна надеялась услышать что-то, что помогло бы ей сориентироваться, но те двое продолжали молчать. Очевидно, «босс» не хотел говорить. До неё донёсся запах сигаретного дыма. В густой тишине вновь раздались отдалённые шаги. Ночь усиливала все звуки десятикратно и вскоре можно было услышать, как под каблуками идущего хрустели мелкие камешки и песок. — Наконец-то вы притащили девчонку! — произнёс голос новоприбывшего вместо приветствия. Этот голос, который Анна никогда не могла бы спутать ни с каким другим, парализовал её волю. Он был здесь.

***

В то утро, когда Кристоф вернулся из магазина и не нашел Анну, он обыскал весь дом. Несмотря на выходной, он сразу же поднял на уши участок, который возглавлял инспектор Маттиас. К вечеру субботы, после того, как совместные поиски в окрестностях не дали результатов, было решено сообщить Эльзе. После разговора с ней, Олаф был сам не свой — Ханимарен и Свену пришлось потратить весь вечер, чтобы успокоить его. Шли вторые сутки с исчезновения Анны. Дом, превратившийся благодаря её присутствию из холостяцкой общаги в уютное гнездышко, вновь опустел. Олаф, не в силах оставаться в одиночестве, практически безвылазно сидел с ними, но, разумеется, всем было не до веселья. Погода испортилась окончательно и дождь уже совсем по-зимнему хлестал в окна. После ужина, показавшегося всем безвкусным, они собрались в гостиной. Кристоф хотел сразу уйти наверх, но поддался на уговоры друзей и остался. Свен клацал пультом, не задерживаясь практически ни на одном канале. Ханимарен с раздражением следила за этими манипуляциями, и только нежелание расстраивать притихшего в кресле Олафа, помогало ей сдерживаться, чтобы не спустить всех собак на Свена. На Кристофа вообще было страшно смотреть. Он сидел на диване, мрачно уставившись в одну точку, и пребывал где-то в своих мыслях. Он пришел час назад, весь мокрый и злой, и за весь вечер, сверх необходимости, не сказал никому ни слова. Поиски в районе, который он знал как свои пять пальцев, не дали результатов. Целый день под проливным дождём он планомерно, с угрюмым упорством обходил квартал за кварталом, в поисках того самого синего фургона, который впервые увидел в день знакомства с Анной. Сегодня Кристоф приехал сюда впервые с тех пор, как служба опеки забрала его из этого проклятого гетто, но оказалось, что он помнит каждую заброшку и каждый переулок так, как будто это было вчера. Дешевые апартаменты, недострои и целые кварталы промзоны, попрошайки на каждом шагу, а под мостами и около теплотрасс — тусовки наркоманов и бездомных. Настоящая клоака. Если у ублюдков, похитивших Анну, есть лежбище, то только здесь. В том, что это было именно их рук дело, он не сомневался. Ему никак не удавалось справиться с чувством, что он подвёл Анну. Когда он думал об этих уродах, которые, воспользовавшись его отсутствием, вторглись в их маленький мир, от бессильной злобы руки сами собой сжимались в кулаки. Где сейчас Анна? Что они с ней сделали? Вопрос «Жива ли она?» был под запретом. Кристоф думал, что если кто-то из них сейчас оказался бы рядом, он мог бы разорвать его голыми руками. — Так, это не дело! — сердитый голос Ханимарен резко оборвал мысли Кристофа. Она резко встала с дивана и забрала у Свена пульт. — Э! Я же вроде как смотрю! — возмутился он. — Вот именно, что «вроде как». Нам всем надо поспать хотя бы эту ночь, — сказала она. Ей никто не ответил.