Чёрная волчица

Морозное солнце взошло высоко, ярко освещая белоснежную пустыню, сверкающую, словно серебро. По белому насту пугливо и быстро пробежал заяц — ему было неуютно, в поисках еды он забрался слишком далеко от своей норы, и не хотел долго оставаться на открытой местности. Он почти добежал до края наступающего леса, как его спугнул резкий свист и лай собак, и в ту же секунду на пригорок, подпрыгнув, резво забралась упряжка собак, гонимая человеком. Человек спешил. Ему нужно было добраться до форта до темноты — на последней стоянке в ночи он чётко видел десятка два горящих глаз. Стая волков. Человек схватил тогда горящее полено, отгоняя тварей, и это подействовало — волки отступили. Пока что. Человек хорошо знал, что, если волки взяли его след и его собак, они будут с завидным упорством преследовать добычу днями и ночами, пока их жертва или они сами не выбьются из сил. Голод служил для стаи лучшим мотиватором, и найдя редкую добычу на этих снежных равнинах, волки не могли её упустить так просто. Но человек — высшее существо — конечно, был куда умнее. Всем известно, что дикие животные боятся огня. И стараются охотиться только ночью. Следовательно, он устроит новую стоянку этой ночью, крепко привяжет собак и зажжет такой костер, что сам Господь увидит это с небес. Ночью, уверенный в себе и своём решении, он разжёг отличный костер из можжевельника и лег спокойно спать подле него. В конце концов, если волки подойдут ближе, его собаки обязательно залают и предупредят его. Ночь прошла для него совершенно спокойно. И хоть он вскакивал пару раз в нервном напряжении, находя неизменные огни глаз не дальше, чем в нескольких десятков метров от стоянки, к утру он все равно чувствовал себя хорошо и бодро. Костер тлел, но вокруг их лагеря было пустынно. Похоже, волки так испугались, что отступили в поисках иной добычи. — Я знал, что эти твари не посмеют лезть к костру. Другое дело. Человек заулыбался своей победе и, обойдя костер, приблизился к саням, к которым были привязаны собаки, чтобы похвалить каждого из них за их ночную службу. На месте пяти крепких упитанных псов валялся выдернутый колышек, к которому была привязана упряжка, и разгрызенные веревки. Но как же так? Если бы волки, подгоняемые голодом, на них напали, он бы услышал ожесточенный бой, окончившийся чьей-то смертью. Но земля была чистая — ни капли крови не было пролито. Кто-то словно подошёл, отгрыз веревку и увел собак. Человек впал в прострацию. Взяв в руки ружье из саней, он, в слабой надежде найти своих псов, отправился по следам. Не то чтобы у него было много вариантов — двигаться без собак до форта, своими ногами, означало верную смерть. По следам, ветвившимся меж деревьев и кустарников, пришлось идти добрых десяток минут, прежде чем человек вышел из прилеска. Взобравшись на снежный холм, человек хотел было окликнуть своих собак, но развернувшаяся впереди картина заставила его оцепенеть. Кровь. Разорванная шерсть, куски плоти, обгрызенные кости, снег, пропитанный кровью — это был пейзаж, достойный кисти самого жуткого художника. На кровавом снегу, невдалеке от туш, лежал в сытом одиночестве старый серый волк, лениво поднявший голову и посмотревший в сторону человека. Словно насмешливо, старый волк чуть наклонил голову в бок. Волки. Волки увели и съели его собак. Непонятно как, но эти твари додумались до этого, отступив тогда от него и от огня. Словно зная, что без собак человек никуда от них не уйдет. Приступ апатии в человеке резко уступил место бурлящему гневу. Выхватив ружьё, он вздёрнул его и прицелился в волка. Даже если тот подскочит к нему, он успеет выстрелить первым. — Сдохни, тварь! Резкая боль в предплечье вспыхнула, словно его полоснули ножом. Его дернуло, толкнуло в сторону и он, не успев нажать на курок, повалился на снег, хватаясь за обагрённую кровью руку. Зелёные, чем-то напоминающие умные, собачьи, глаза иссиня-чёрной волчицы, сбившей его и отступившей — последнее, что он помнил, прежде чем другие голодные волки вонзились ему в горло и живот. Что же. Теперь у них есть, что поесть, хотя бы на неделю вперед.

***

Прошёл месяц после охоты на человека и его собак. Уже несколько дней стая голодала — самцы возвращались с охоты к своим самкам, не принося в зубах ни еды, ни даже запаха крови — северные леса никак не могли их прокормить. Все мелкие животные искусно прятались, оставляя хищников скуля грызть ветви деревьев в поисках сока в коре. Молодой же чёрной волчице некому было приносить еду. Когда-то давно, когда она была щенком, мясо ей приносил её старший брат, но теперь и его не было рядом. Надменная, независимая молодая самка, она держалась поодаль от всей остальной стаи, в которой родилась, и часто убегала, бродя по лесам в одиночестве, изучая окрестности. Ни один волк, как не старался, не смог тронуть её сердце. Самцы казались ей глупыми — они не умели правильно охотиться, спугивали дичь и даже не могли отличить следы разных пород птиц. Всему этому молодая волчица обучилась еще в первый год жизни будучи волчонком, но очень быстро поняла, что её братья и сестра, на которых она чаяла надежды, так и остались глупы, когда выросли. Единственным отличием оставался её старший брат от прошлого помета их матери. Уже подросший, спокойный белый волк игрался с младшей сестрой так, словно это было одно из самых прекрасных чудоковатых существ в мире. Он позволял волчонку всё, и таскать себя за хвост, и кусать за уши, и постоянно донимать себя любопытством. Он же и разыскивал её, если она убегала слишком далеко от дома, заставляя нервничать их уже старую мать-волчицу. Она любила и ненавидела своего брата одновременно — он был надменным, как она сама, и таким же самоуверенным, как она. А двух самих себя она бы не выдержала. Но однажды её старший брат пропал. После двух дней его отсутствия, не выдержав, волчица сама вышла в лес на его поиски, пока следы не привели её к оврагу. Там всё ещё свежей была кровь, пахнущая братом, и было так много следов, человеческих и очень похожих на её собственные, но пахнущие по-другому. Она слышала, как серый вожак с голубыми глазами, которого не любил её брат, называл этих пахнущих по-другому волков «собаками». И теперь. Теперь её драгоценный старший брат, с которым она лаялась, она которого обижалась, злилась и любила, был загнан как олень и убит людьми и их собаками. Обезумев от горя, она была готова преследовать по следам людей день и ночь, как бы далеко не унесли тело её брата, но едва лес стал редеть, её остановили. Серый волк с голубыми глазами, их старый вожак, вынырнул из оврага и преградил ей путь. Старый волк рычал и оттеснял волчицу обратно в лес. Она видела тёмный дым на фоне белого неба, где-то в дали слышался свист и странные звуки, которые издавали собаки — «лай», но вожак был неумолим. Последний раз огрызнувшись на него, лязгнув зубами почти перед самым его носом, она бросилась от него прочь в лес, затерявшись среди деревьев. Вожак постоял недолго, оглянулся на раскинувшийся в низине лагерь индейцев, остановив взгляд на недавно развешенной шкуре освежеванного волка, и ушёл обратно в чащу. Волчица тяжело пережила утрату. Вернувшись через несколько дней обратно в стаю, волчица не ела пятеро суток. Отощав и исхудав, она довела себя до такого изнеможения, что не хотела даже подняться, когда, повизгивая и рыча, стая начала собираться в следующий поход. Накануне старый серый волк пришёл к ней, держа в зубах убитого зайца. Не увидев реакцию, он лёг неподалеку на снег, разорвал зайца на куски и с нескрываем удовольствием начал перед ней его есть. Закончив трапезу, он облизнулся и ушёл, оставив валяться недоеденные куски. Роскошь, позволительная только вожаку. Это покоробило волчицу, ведь самки и щенята стаи почти всегда голодали, а вожака, похоже, ни капли это не волновало. Даже сейчас он издевался над ней. Оскорбление и гнев предали волчице сил. Тем же вечером старый волк вернулся, удовлетворенно не обнаружив на привале ни остатков зайца, ни самой волчицы.

***

Как и у любых хищников, в их стае всегда существовала борьба за власть, за право быть вожаком, и чем ближе была весна, тем ожесточённей завязывались стычки между самцами. Серый вожак вёл свою стаю уже много лет. Когда-то и он побеждал в борьбе за лидерство, когда-то и ему приходилось вступать в смертельные схватки с конкурентами, но, то ли годы взяли свое, то ли многолетняя мудрость подтолкнула на это, этой весной старый волк предпочёл не участвовать в борьбе за власть вовсе. На радость молодым волкам, он был готов уступить своё место новому юному волку без всяких сражений, лишь улёгшись на камень, и спокойно наблюдая как новый потенциальный вожак отстаивает своё право командовать перед ретивыми конкурентами. Рык и вой разносились по всей округе, поддерживаемые остальными волками. Кто бы ни стал победителем этим вечером, завтра утром в новый поход стаю поведёт уже он. Старый волк скользнул взглядом с драки оставшихся претендентов, самых перспективных самцов — одного рыжеватого и другого белого (лично он ставил на рыжего) — на собравшуюся в любопытстве вокруг остальную стаю. Самки и юные волки, раненные и больные, все они с интересом наблюдали за разворачивающейся сценой. Ещё минута, и враг рыжего волка с поражением рухнул в грязный тающий снег, хлеща кровью из распоротой клыками раны в горле. Стая оживленно рычала и выла, оповещая всю округу о победителе и своём новом, сильном вожаке. Рыжий волк развернулся с чувством собственного достоинства, победно задержав взгляд на зрителях, и горделиво направился в сторону своих сородичей. Впрочем, не все оказались в восхищении его победой. Словно нисколько не впечатлённая свершившейся кровавой драмой, чёрная волчица отделилась от своих сородичей, направившись к скале, под которой устроила ночлег стая. Какой-то молодой самец увязался было за ней, но её предупреждающий рык и оскалившиеся клыки тут же отбили у храбреца всякое желание продолжать преследование своенравной самки. Волчица поднялась на взгорок, на котором разлегся бывший вожак, и легла чуть поодаль. Поймав его взгляд, она отвернулась и закрыла зеленые глаза, укладываясь спать. Старый волк зевнул и тоже устроился поудобнее спать — завтра был далекий поход, а празднование новичка ему было не интересно.

***

Их переход длился неделю, настолько далека была их цель. Гористая местность, где всё ещё лежал ровным покров снег, замедляли стаю на подъемах, но с какой же радостью многие бросались вниз по взгорку, с почти щенячьим восторгом ныряя в снег. Молодой вожак самоуверенно бежал впереди, прокладывая стае путь. Рядом бежал старый волк, изредка зло рыча на молодого, когда впереди поджидала опасность. К мрачному удовлетворению чёрной волчицы, молодому волку хватало ума всё ещё прислушиваться к умудренному старому вожаку. В какой-то момент волчица ушла вперед, завороженная представшей впереди картиной: за горой открывался невообразимо красивый вид уже озеленившейся тут и там долины, в устье которой лилась серебряная река. Будучи слишком молодой, родившейся по другую сторону этих земель, она впервые видела это место. В бок её предупредительно подтолкнул серый волк, догнавший волчицу, выводя ту из своих мыслей — прямо сейчас им предстояло перебраться через заледеневшее озеро, и всякий зазевавшийся щенок здесь грозился провалиться под лёд и утонуть. Волчица обернулась на старого волка, но тот уже вновь поравнялся с остальными, словно потеряв к ней всякий интерес. Вдруг в другой бок её вновь толкнули, но уже не мягко, а достаточно грубо — молодой рыжий вожак тоже нагнал её и теперь угрожающе скалил клыки, восприняв поведение убежавшей вперёд стаи волчицы как неуважение к его авторитету. Чёрная волчица фыркнула, выпустив облако пара в холодный воздух, и прыгнула в сторону, мгновенно разделяя себя от вожака пронесшимся мимо упавшим дубом. Миг, и рыжий волк растеряно потерял своенравную самку из вида. Лишь невдалеке насмешливо залаял старый волк.

***

Весна в большой долине была невероятно красива. Зелёные пастбища привлекали много травоядных, в текущей воде плескались птицы, а горы вокруг прекрасно защищали от ветров, оставляя это место словно забытым раем на земле. Волчице не терпелось изучить всю долину, обнюхать всю её территорию и узнать все её секреты. Эти первые дни марта были волшебны для неё — она чувствовала себя маленьким щенком, раскрывающим все тайны за пределами материнской пещеры, она уходила от стаи на долгие ночи, и, бродя в одиночестве, чувствовала себя по-настоящему свободной. Конечно ж, ей хотелось наконец оставить стаю. Она выросла. Она могла бы стать одиночкой. Но в тоже время, более чем разумный внутренний голос, отдаленно напоминавший её старшего брата, давал понять, что одной волчице не прокормиться. Ни один волк не сможет загнать в одиночку добычу крупнее дикобраза. Возможно, хотя бы двое… …Нет. Она не хотела искать себе пару, как другие. Нехотя, она возвращалась к стае, которая, после смены вожака с умного, пускай порой и жестокого серого волка, на рыжего глупого новичка, почти окончательно стала для неё чужим местом. Да, она сторонилась, но всегда уважала серого волка, который был многим старше неё и излучал такую степенную уверенность, что поневоле она, будучи оставленной старшим братом, искала подле него опору. Именно смотря на него она научилась правильно и по-умному охотиться, в том числе на людей и их одомашненных волков, именно он научил её обкрадывать индейские ловушки, и он же научил её защищать себя. И всё же жестокость, которую проявлял серый волк к своей добыче и врагу, не была близка душе чёрной волчице. Она осуждала это, спорила, иногда смелела настолько, что однажды клацнула перед его носом челюстями на глазах у всей стаи — и тут же была повалена на сырую землю пещеры в качестве назидания. Вожак стаи не мог подвергать свой авторитет сомнению.

***

Чем быстрее наступала весна, тем больше самцы набирались наглости и смелости, пытаясь завоевать расположение самок в стае. Агрессия всегда равнялась ухаживаниям, и самки отвечали тем же, и постоянные стычки между самцами, и самок — с победителями, вновь вносили толику разлада в их и так неспокойной стае. Молодые волки, которым повезло выиграть благосклонность самки, уходили в самостоятельный поход, и потихоньку стая начала стаивать, разбиваться на пары. Как показывали годы, в конечном итоге ей суждено было распасться на маленькие группы — самец и самка — и исчезнуть вовсе, пока холода вновь не собьют волков вместе. К концу весны от стаи осталось меньше половины — не столь большая группа рядом с молодым вожаком, чёрная волчица, холодно отказавшая каждому, кто ухаживал за ней, и старый волк, который, казалось, и вовсе остался равнодушен к весенним порывам. Чёрная волчица понимала, что стая распадается, понимала и то, что тянуть с уходом бессмысленно. Голодать она точно не будет — да, иногда придётся принять риск и подворовывать у темнокожих людей, но она достаточно умна, чтобы им не попасться. А значит, ей пора было думать о том, чтобы покинуть стаю в одиночку. И она лишь немного опоздала с этим решением. Одной из ночей волчица вскочила от низкого, утробного рыка рядом. В темноте грота, который она облюбовала ещё в первые дни, как стая перебралась в эту долину, горели глаза рыжего волка. Дождавшись отсутствия агрессивной конкуренции, молодой, самоуверенный вожак решил-таки проявить упорство в притязаниях на горделивую самку. Он оскалился, цапнул клыками и на пробу попытался подойти ближе, а встретив отпор, начал теснить её в надежде схватить за холку. Во взгляде черной волчицы блеснуло что-то жестокое, но не успела она напасть, собираясь драться до смерти, как рыжий волк остановился, завертел ушами, и обернулся. От входа в грот шёл старый волк. Он не собирался покидать стаю, как остальные. Он был давно уже не молод, и никто не замечал его за ухаживаниями за самками, да и, кажется, старый волк и вовсе не искал себе пару. Молодой вожак настороженно наблюдал, как серый волк степенно обошёл его по дуге и всё также медленно и спокойно встал между ним и чёрной волчицей, которая с таким же удивлением смотрела на него. Серый волк же, повернувшись к ней спиной, властно уселся, ожидая действий от собрата. Взгляды волков встретились. Молодой вожак замер, сам не веря своим глазам. Старый волк, что добровольно отступил от власти, тот самый, что считался слишком старым даже для образования пары, сейчас бросал ему вызов за самку! Абсурд. И всё же во взгляде голубых глаз стояло такое ледяное спокойствие и уверенность, что не оставалось даже сомнений, что, если рыжий вожак попробует сделать хоть шаг в направлении волчицы, его постигнет быстрейшая из возможных смертей. Рыжий волк отступил, оскалившись напоследок. Он вернется за своим, но уже не один. За ним целая стая. Когда он ушел, волчица вышла из-за своего укрытия, поглядев в зияющий проход. И оглянулась на поднявшегося серого волка, кажется, впервые в жизни встретив его не враждебно, а благосклонно. Она осторожно подошла к нему и чуть припала к земле, выражая благодарность. Волчица понимала, что этим поступком старый волк подписал себе приговор. Теперь-то старый вожак, нагло избежавший смерти в поединке, получит свою смерть по-другому. Медлить было нельзя. Обогнав собравшегося уходить серого волка, волчица остановилась у выхода и низко заскулила, приманивая волка. Потом чуть отбежала и вновь заскулила. Она всё отступала назад, к спуску в долину, зовя его за собой, и она знала, что он-то достаточно умен, в отличие от всех остальных, чтобы понять её. Старый волк приблизился к волчице, и та нагло тявкнула, почти привычно щелкнув зубами у его носа, после чего спрыгнула в высокую траву, направившись к блестящей в лунном отражении реке, тянущейся далеко вдаль. Что же. Разве это не повод? Разве это не судьба? Если старый волк хотел жить, ему придётся пойти за ней, оставив их стаю позади.