Бесконечное эхо

Я родился во время заката, высоко, на вершинах Мглистых гор. Кроваво-красное небо полыхало, воспламеняло своим светом долину и поджигало хребты гор. Я родился в краях Северной пустоши, и мать укрыла меня своим крылом от ненастья, что ознаменовало моё рождение. Я родился, когда метеоритные дожди нитями перекраивали чернеющее полотно неба. Когда торжествующе гремела гроза, молнии сплетались в причудливые узоры и сплошной стеной обрушивался град с дождём. Словно небо раскололось пополам. Тогда и началась моя история… Весна — рассвет новой жизни. С весной приходила надежда, тепло и свет. Она стучалась в двери и окна, врывалась в дома и наполняла легкие сладостным весенним воздухом, заползала в каждую нору, принадлежи она хоббиту или же барсуку. Пение и веселье наполняли сердца и души, вскруживало головы и рисовала на лицах улыбки. Молодая поросль сочной травы покрывала склоны и долины, зашептались изумрудной листвой кроны деревьев, зазвенели первые весенние воды. Пение голосов энтов слыло над лесом в шуме листвы и птичьего гомона. Лесные эльфы особенно трепетно и с размахом отмечали этот сезон. Высоко в небесах звучал клёкот исполинских орлов и чрезвычайно редкие драконьи песни. Их мало кто слышал, еще реже видели самих крылатых исполинов. После поражения создателя своего — Мелькора, выжившие драконы затаились, растворились в былинах, стали пугающе красивой сказкой. И лишь в границах Серых гор их холодные собратья продолжали вести войну с подгорными жителями за сокровища. В тот день юный дракон впервые взмыл в небеса ало-золотой лентой, первый раз встав на крыло. Сорвавшись с каменного лба, он сразу почувствовал ветер, и прекратив падение, завертевшись свечкой, ушел в голубую высоту. Земля перевернулась, ускользнула, и небо распахнуло свои объятия ему навстречу. Рождённый в огне и живущий в небесах ворвался в свою стихию. Опьянённый вольным полетом, его дух рвался всё выше, вслушиваясь в перезвон воздушных потоков. Крылья резали воздух, а ветер пел ему свои песни, шутя затевая с драконом игры. Азарт, смешанный с дурманящим восторгом, наполнил его грудь, вскипел в крови и вырвался столбом раскалённого пламени из глотки. И ликующий клич его устремился далеко ввысь. В панике взметнулись над кронами деревьев стаи галдящих птиц. Сделав полный круг над долиной и купаясь в лучах золотого солнца, дракон осматривал свои владения. Взмахнул сильными крыльями и поднялся выше, разорвав шатер из пушистых облаков. Поднявшись туда, где небо было кристально-голубым, на чешуе оставались узоры изморози, а под грязно-жёлтым брюхом были только густые облака, который он едва касался загнутыми когтями лап, ящер скользил по воздушным потокам, принимая в крылья объятия всего мира, что раскинулся далеко внизу. Сердце молодого дракона пело. Свой первый полет он испробовал один. Только он и ветер. Небо, и ничего кроме неба. Его отец погиб в отголосках сражения Третьей эпохи. Драконье племя стремительно редело, и выжившие, самые хитрые и проворные — не спешили объединяться. Простор небес дарил Смаугу невиданную свободу, открывал новые границы. Он мог лететь вслед за солнцем, отправиться к неизвестности с ветром. И всё же что-то не давало покоя молодому дракону. Он упивался полётом в надежде заглушить этот неизведанный, странный, но манящий зов. С каждым восходом солнца он становился все громче и нетерпимее, пока однажды не явилась его причина. Смауг помнил их первую встречу, высоко, в белых облаках. Он никогда раньше не видел себе подобных, и растерялся в первый момент. Казалось, чужак был не менее удивлён. Драконы кружили друг напротив друга, изучали и никто из них не смел сделать первый рывок. Будь то проявление дружелюбия или вызова. И все же Смауг был молод и горяч, и как всякий порядочный дракон, не смел выносить присутствие чужака на своих землях. Он горделиво изогнул могучую шею и мерно взмахивая большими крыльями, повиснул на месте. Незнакомец повторил его манёвр. Они замерли друг напротив друга, одни, в голубой холодной вышине. — Кто ты таков и откуда явился сюда? — зарокотал зычный голос Смауга. Дракон рассудил, что одного его вида будет достаточно для устрашения противника, который был меньше от него на один размах крыла и казался более уязвимым. Сам же Смауг давно превзошёл в росте всех существующий на то время драконов, и продолжал расти. — Мое имя Скильда, — вскинула точёную головку на изящной шее драконица. Рогатая корона величественно украшала её голову. Смауг был готов к своей первой в жизни схватке, и уже предвкушал сражение, и какую задаст взбучку наглецу. Однако вместо этого драконица незаметно ввязала его в игру. Увлекла за собой каким-то неуловимым, только ей известным манёвром, шутя и задирая. Он позвал её в небо, и она поднялась, Стала мигом почти невесомой… Он почувствовал с ней неразрывную связь — Из ведущего стал вдруг ведомым. Из погони над морем, огибая острые клыки прибрежных скал, превратившись внезапно в своеобразную игру, напоминающую салочки. Странную и запутанную игру, а впрочем, Смауг и не стремился вникнуть в её правила. Он просто жил этим моментом, впитывал его каждой клеточкой тела и испивал большими, жадными глотками. Полёт преобразился, из чего-то обыденного превратился в танец жизни. Он снова чувствовал захватывающие всполохи в сердце, как тогда, первый раз испробовав вкус полета. Этим странным созданьем из мира теней, грациозно кружившим при взлёте. Он поверил в неё, он доверился ей Целиком в этом странном полёте. И казалось, предчувствовал каждый виток, Каждый взлёт её или паденье. Он впервые забыл, что был так одинок Под Луной до её появленья. Она была родом из Серых гор. Ледяным призраком тутошних земель. В её гортани не бушевало пламя, но её внутренний огонь заворожил молодого дракона и пленил навеки. Теперь они делили небесный простор на двоих. В безумном полёте драконьего танца, совершая немыслимые виражи и пике. Штопором в небо и камнем вниз. Вспенить морскую гладь острыми гранями крыльев и снова подняться в небо. Как незримые воздушные нити держали их за крылья. Смауг ловил её взгляды, и взмывал выше, распахивая багряные крылья во всю ширь. В густые облака, на встречу солнцу, где пляшут ветры под крылом. Тени двух летящих драконов сплетались далеко внизу на выжженной земле. Кружась при взлёте и стрелой возносясь в небеса. А она возносилась стрелой в небеса За собой его чувствуя силу. И так ярко азартом горели глаза, А его улыбались ей в спину. Сцепившись лапами, драконы, кружась, уходили в стремительном пике свободного падения. Поворот, второй, третий. Свищет ветер, норовит швырнуть в разные стороны. Вот уже близко скалы, что разомкнули свои острые челюсти. И почти над самой вершиной они разрывали объятия смерти и жизни, и кружась, поднимались вверх. В этом была непознанная, безумная страсть, испробовав которую, Смауг опьянел на века. Скильда стала его ветром, его вторым крылом. Разделив одну душу на двоих, драконы забыли одиночество, древний завет и покрытые пылью прошлого бедствия. Вместе они провожали закаты и встречали новые рассветы. Он держал её взглядом, над бездной держал И боялся, что вдруг потеряет. Он так много побед на Земле одержал Но не знал, что любовь покоряет. Первая россыпь звезд, подобно росе, запуталась в фиолетовой дымке небес. Солнце горячим желтком скатывалось за горизонт, укутанный белесым туманом. Сверху долину в кольце гор скрывали посеревшие облака. На обрыве горной вершины драконы лежали, сплевшись точно змеи и укрывшись крыльями. — Ты отдал бы свой огонь? — лукаво вопросила Скильда, шутливо сделав шаг назад. Качнула головой, вскидывая узкую голову, и блики уходящего солнца заиграли на серебристой чешуе. Она всегда напоминала ему этот красивый металл. Смауг принял игру. Завертелся смерч из двух чешуйчатых тел. Золотисто-красного и серебристо-серого. Золото и серебро. Всполошились мотыльки, бледно-синей шалью вспорхнув из высокой пряной травы, поднялись над головами и растворились в ночи. Перевернувшись на спину и распластав крылья, он позволил повалить себя на траву, поместить её маленькие когтистые лапы себе на грудь. — Ты мой огонь, Скильда. — А если я сгорю, потухну? — драконица склонила голову, припала к дракону, всматриваясь в его глаза цвета расплавленного золота. Их разделял какой-то миллиметр, силуэты обрисовали последние лучи солнца. — Ты никогда не угаснешь, — пообещал Смауг. Он имел право ей это обещать, ведь пламя было ему подвластно. А кто может сравниться в мощи с драконом? Скильда изящно потерлась о его челюсть носом, прижавшись лбом к груди, под пластами брони которой рокотал огонь и дарил ей тепло. С едва уловимым шелестом раскрылись крылья, покрыв её плечи. Они слушали разговоры леса и перезвон воздушных потоков. Понимая друг друга без слов, по одному лишь биению сердца, позволив себе тишину. — Мы горим, и не сгораем. — Скильда приподняла голову на изящной шее, обернулась к нему. Игра в загадки давно стала их небольшим совместным ритуалом, казалось бы, маленькой глупостью. — Пеплом слова опадают. На их месте огонек вырастает. Знаешь ответ? — Хм, дай мне подумать. — Дракон прищурил янтарные глаза, сделал вид, что задумался. — Горицвет. На фоне догорающей ночи, вдалеке проносились силуэты орлов. Сейчас они вьют гнёзда для будущего потомства. Смауг прикрыл глаза, вслушиваясь в мерное дыхание серебристой подруги. Ему никогда ещё не было так тепло. — Плачет без горя, смеется без радости, никому его не видно, а всякому слышно. — Эхо, — отозвалась драконица и закрыла глаза, наслаждаясь теплом его чешуи. Ночь накрыла их тёмным бархатом. В одночасье… Не зная запретов живёт Две души вместе слив воедино. Что вот этот, быть может, последний полёт Станет песней для них лебединой. Ведь стремительный взлёт превращался в пике И над самой землёй прерывался. И опять в небеса он за ней налегке, Как за солнцем с утра поднимался. Солнце едва поднялось над хребтами гор, простилая горячие лучи в долину, разрезая предрассветную тьму. Рассвет был кроваво-красным, багряным, словно чья-то кровь разлилась по чертогам небес. Удушающая тревога посетила драконье сердце, холодными пальцами сжала его горло. Драконы спустились ниже к земле, выслеживая стада домашнего скота близь роханского поселения. Живой ковёр из пёстрых конских спин содрогнулся подобно волне, почуяв резкий запах драконьего духа, и табун стремительной лавиной двинулся по зеленому пастбищу. Ветер едва различимо дрогнул, зазвенел. Вместе с тем всколыхнулся смертельный страх в груди у Смауга. Забыв обо всем, он метнулся вперёд, закрыв крыльями солнце, в бесполезном порыве спрятать своим телом от пущенной стрелы драконицу. Не успел. Изящное тело содрогнулось, крылья взмахнули последний раз, и заломились как бумага. Исторгнув клекочущий крик, Скильда запрокинула голову, словно потянулась к небу в последний раз, и камнем, серебристой стрелой полетела к земле. Со звоном оборвались, лопнули нити воздуха. А разбитые облака все так же неспешно плыли по небосводу. Говорят, умирая, драконы ищут защиты в небесах. Смауг успел подхватить её над самой землёй, заключить в объятия крыльев. Ударившись о землю, выкорчевав и разбив в щепки вековые деревья, он прорыл своим телом новую долину. Несколько секунд дракон не смел шелохнуться, вслушиваясь в стихающее дыхание и стук сердца той, что спрятал на своей груди, укрыл крыльями. Тускнела серебристая чешуя, покрываясь инеем, гасли льдистые глаза, и крутые бока в последний раз поднялись и опустились, исторгнув тихий вздох. Дракон не верил, звал её обратно в небеса, звал за собой, до хрипа. Подталкивал носом под голову, тормошил и захлебывался в отчаянном, урчащем рыке. Переполненный болью и злобой отчаянья, вцепился зубами ей в плечо, попытался поднять. Он звал её снова и снова, пока не принял правду, что пугала его больше смерти. Смауг замер, тяжело выдыхая, его глаза были широко раскрыты, а её — неподвижны. Мощное тело дрогнуло, он отступил на шаг назад, отклонил голову. Он никак не могу поверить, что её нет, а изломленное, некогда грациозное тело и крылья рождающие шторма, теперь так изорваны и больше никогда не поднимутся с ним в поднебесную. И раскатом грома разнёсся тогда отчаянный крик дракона. Содрогнулось небо, разбилось на сотни осколков, и в тот час он потерял свои крылья. Без неё он перестал чувствовать ветер. Смауг хлестал себя хвостом по бокам, отчаянно, надрывно ревел, захлёбывался собственным пламенем. Всепоглощающая ярость разрывала его сердце, выжигала изнутри. Он взлетал, падал, как безумный вновь стремился оторваться от земли, пока в пьяном полёте не сумел встать на крылья. Порыв ветра швырнул его на скалы и, словно очнувшись в тот миг, дракон сумел выровнять полёт и избежать гибели. Он не раз жалел после, что успел увернуться тогда. Жить без неё означило вырвать ему крылья, с корнем оборвать. Убитый горем и сгораемый от пылающего желания отмщения, дракон уничтожил всех величайших воинов прошлого, в надежде, что среди них был убийца его крылатой. Тогда он был еще молод и слаб, но его ярость постигла каждого без разбора. Смауг не мог забыть её. Нуждаясь в ней, как больной лихорадкой в лекарстве. Он мечтал не вспоминать, не думать, но призрак души Скильды, её призрачная тень всегда была рядом. Когда дракон поднимался к облакам, она была рядом, звала его выше. Вместе, как раньше. А море внизу влекло к себе. Сложить крылья, отдаться последнему полёту и заглушить пламя внутри. Но Смауг слишком любил ветер, чтобы расстаться с ним. Он держался за него, хотя больше не слышал его пения. Ярость дракона обрушилась на народ дварфов, великий род Дурина, нашла выход в пламени. Наслышанный о сокровищах подгорного короля, Смауг вновь почувствовал себя живым в своём новом стремлении. Скильда рассказывала ему о ценности драгоценных камней, их запахе и тепле, который способный испытать лишь дракон. Делилась рассуждениями о будущем бытие. Он бы добыл ей, сколько захочет. Он бы смог. Но когда есть небо на двоих, то золото не так важно. Она говорила. Скильда. Игнорируя тучи стрел и жала мечей, он жёг, жёг и испепелял. Выжечь боль. Я — это огонь. Я — это смерть. Он нашел утешение в тепле драгоценных камней. Какой дракон не мечтает обрести долгожданный покой на груди золотых монет, украшений и камей? Ха, это ведь и есть их страсть, болезнь и любовь. Драконьи предки гордились бы им. Он, Смауг Золотой, Смауг Ужасный не забыл драконьего обета, он напомнил двуногим о величии их рода. Но какой ценой, он предпочёл бы забыть. Время не способно залечить рану, нанесённую дракону, заштопать искалеченную душу. Призрак крылатой преследовал его всюду. В блеске золота он видел искры её глаз. Но он забывал, с каждым годом её призрак становился все более прозрачным, её безмолвный голос заглушал шепот золота. Оно рассказывало истории своих бывших владельцев, шептало сказки и убаюкивало. Настал день, когда Скильда ушла, и золото стало его единственным собеседником. Её голос звучал все тише, подобно эху, а золото шептало всё громче. Смауг хотел видеть её наяву, а не во сне. Он не хотел просыпаться. Долгий сон прервали гости. Означало соврать, если сказать, что нежданные. Смауг знал, что когда-нибудь этот день настанет, бывшие хозяева Горы вернутся домой, чтобы заявить на своё. Однако дракон никогда не расстался бы с тем, что посчитал однажды своим сокровищем. Смауг снова поднялся в небо, завертелся волчком. Расплавленное золото пылью, дождём слетало с его чешуи. Совершив мёртвую петлю, над самой землёй он распахнул крылья, ветер защекотал изорванные перепонки, и полетел в сторону Долгого озера, уверенный в том, что люди сговорились с дварфами, объявили ему вызов. Мести?! Мести?! Да что вы знаете о ней?! Я покажу вам, что такое месть! Когда Чёрная стрела вошла в незащищённую чешуёй плоть на груди дракона по самое оперение, он почти что удивился. За всё это время Смауг успел забыть, что так же смертен. Дракон живёт долго, если его не убить. Он тянулся к небу, стремился улететь, ощущая, как огонь внутри него гаснет, вытекает по капле. Он почувствовал ветер ороговевшей чешуей и мембраной крыльев. А затем в мёртвой петле устремился вниз. С гулом рухнув в глубокие воды озера. Последний дракон сложил крылья. Родившись в небе — там и завершил свой последний полёт. Дракон умирает один, умирает в полёте. Ты пронзила моё сердце однажды. Я уже и позабыл когда. Дракон не следует к свету, он идёт дальше, к звездам. Там ждёшь ты меня. И только эхом будут звучать наши голоса через века. Бесконечным эхом. Просто верил в неё, и доверился ей Навсегда… Не хотите — не верьте! Два летящих дракона с тех пор у людей Стали символом жизни и смерти.