Humanum est

Сильное воображение порождает событие. – Ну же, Деворак, это совсем не страшно. Руки профессора, удивительно тёплые, почти обжигающие, скользили по животу, по груди, по шее, игриво сжимались, пугая удушьем, но тут же ослабляли хватку. Целовал Вальдемар так, словно выжигал клейма на коже, и прикосновения его губ ещё не успевали сходить, как на их месте появлялись укусы. У Джулиана не получалось уследить за его действиями: ему казалось, что его трогают везде и сразу, что его буквально топят в ощущениях, не дают вдохнуть лишний раз и всё глубже утягивают в вязкую наркотическую пучину возбуждения. Он боялся и не боялся одновременно. А ещё почему-то совсем не мог сфокусировать взгляд на плывущем пространстве вокруг. Это был, кажется, кабинет – но чей, и почему они с профессором вели себя так безрассудно? Ах, имело ли это значение… – Смотрите мне в глаза, не упрямьтесь, – Вальдемар обнял его лицо руками и с минуту просто разглядывал его, вдумчиво, не улыбаясь. Джулиан не понимал, что от него хотели, но спрашивать не решался. Тем более что профессор сам вдруг кивнул и сказал: – Да, пожалуй, вы действительно готовы. Только не напрягайтесь, пожалуйста, а то всё дело испортите. С этими словами он вжал Джулиана в кресло, на котором тот сидел, раздетый до пояса и совершенно открытый, и потянулся к ремню на его брюках. Пряжка поддалась мгновенно, за ней – ряд пуговиц, и обтянутые перчатками ладони легли на обнажённые бёдра. Джулиан тихо выдохнул, прикусив губу, и подался навстречу. Вальдемар держал его крепко, направлял, не позволял дёрнуться. Он неторопливо прижался вплотную, двинулся, и его член, твёрдый и горячий, оставил влажный след на животе. Джулиан потянулся, обхватил его ладонью, огладил. От мысли о том, что сейчас это окажется внутри, сердце сладко пропускало удары. Вальдемар наклонился, ободряюще коснулся его щеки губами. И Джулиан распахнул глаза. Сердце его теперь колотилось так, словно он нарезал круги по стадиону под чутким руководством Вульгоры, а не лежал под одеялом в тёмной тихой комнате. Секунду он пытался понять, как и почему оказался в собственной спальне, а затем гремучая смесь стыда, ужаса, ехидства, неверия, отвращения к себе обрушилась на него и размазала тонким слоем по простыни. С протяжным стоном он уткнулся в подушку. Это становилось невыносимым. Вальдемар донимал его во сне уже которую ночь. Чем ближе подкрадывалось начало семестра, тем живее делались образы, тем бесстыднее становилось происходящее. Воспоминания о том, что он наплёл в пьяной злобе тогда у Люцио, преследовали его все каникулы: он был рад, что вылазки с одногруппниками то и дело срывались по разным причинам, и с затаённым ужасом ждал, когда жизнь столкнёт их лицом к лицу в аудитории. Тогда за свои слова придётся ответить. Возможно, и перед профессором тоже. Возможно, даже головой. Раскаяние в содеянном мешалось со страхом грядущей пересдачи – и всё это в конечном итоге вылилось в кошмары. Затем в спокойные бессмысленные сны. Затем в это. Джулиан разучился концентрироваться. Каждый раз, как он садился за учебники, спустя десяток минут горячечные фантазии накрывали его, мурашками поднимались по спине, комом вставали в горле. И он переставал видеть строчки, переставал повторять прочитанное – он думал о том, как будет отвечать билет, глядя в нечеловеческие глаза, и как эти глаза сузятся, и как Вальдемар усмехнётся снисходительно, а потом небрежно коснётся страницы зачётной книжки, а он, Джулиан, непременно захочет, чтобы эти пальцы так же небрежно коснулись его руки, или… или… или… Он моргал и начинал снова: слово, предложение, абзац. И снова сбивался, бессильно падал головой на стол, взъерошивал волосы. Это было похоже на болезнь, он мог бы перечислить симптомы – и едва ли нашёл бы достойное объяснение в Международной классификации. В какой-то момент Джулиан подумал, что не будь он заперт в доме один, не переваривай он свою вину тайком, а продолжай молоть чепуху в компании друзей, может, шутка шуткой бы и осталась. Потом он представил себе, как врёт о том, чем они с профессором занимались по аудиториям и не только по аудиториям, и снова провалился в сладкий морок. Готовиться не получалось. Не получалось. Тогда он решил, что единственное спасение от этого помешательства было в рутинной учебной жизни. Сейчас начнётся семестр, он увидит профессора воочию, встретится вновь со всеми его тёмными сторонами и охладеет. Любить Вальдемара невозможно – он деспотичен, равнодушен и едва ли испытывает чувства к чему-нибудь, кроме науки и издевательства над студентами. Да, безумие непременно оставит Джулиана, и всё будет по-старому. Эта мысль помогла ему взять себя в руки и вызубрить наконец учебник, конспекты и ещё какую-то дополнительную литературу. И, как будто в отместку, в ночь перед экзаменом профессор явился снова испытывать его выдержку. Джулиан выкопался из-под одеяла и посмотрел на часы. Было чуть больше трёх, он имел ещё шансы выспаться. Но спать сейчас, когда прикосновения чужих рук, чужих губ, чужого тела ещё чувствовались на коже, когда спокойный голос в голове так живо шептал просьбы-инструкции… Пришлось сделать с десяток глубоких вдохов, прежде чем сердцебиение унялось. Ещё немного, совсем немного, и странные, страшные грёзы оставят его. Джулиан приказал себе спать несмотря ни на что. У него не было права завалить ещё и пересдачу. Следующие сны оказались ничем не лучше предыдущего, и Джулиан подскочил за четверть часа до будильника, вспотевший, дрожащий и совершенно растерянный. Тело сладко ныло, требовало закончить начатое, желательно так, как делал это профессор, желательно не только прикосновениями. Но не мог же он пасть столь низко, чтобы предаваться рукоблудию с образом преподавателя перед глазами! Отвлечься, впрочем, тоже не получалось. Душ вернул ясность сознанию, а там и будильник безжалостно объявил о том, что пора было собираться. С тяжёлым сердцем Джулиан поплёлся одеваться и имитировать завтрак. Он волновался ничуть не меньше, чем в прошлый раз – но совсем по другим причинам. А в аудитории он обнаружил принимающим профессора Сатринаву и, оттарабанив билет, узнал, что о нём на кафедре говорили совсем другие вещи и что он оказался, напротив, прилежным студентом. И что профессор Сатринава будет теперь вести часть аспектов вместо Вальдемара. И что его сердце способно было болезненно сжиматься от таких новостей. * * * В раздевалке было тесно и душно: неизвестно, из каких расчётов исходили те, кто проектировал спортзал и всё к нему прилежащее, но разместиться пятью группами в комнатушке метр на полтора было довольно затруднительно. Однако студенты справлялись. Толкались, извинялись, роняли вещи, влезали на подоконники, крыли неизвестных архитекторов по маме, но справлялись. Такова была их неприхотливая, ко всему приспосабливающаяся натура. Распихивая товарищей по несчастью локтями, Джулиан пробирался к двери и прокладывал путь тем, кто шёл следом. Уже у самой цели его вдруг окликнули, и он раздражённо обернулся, выискивая глазами того, кому он мог вдруг понадобиться. Азра ловко пронырнул под гроздью чьих-то рюкзаков и поймал его за рукав. Дёрнул на себя и принялся бесцеремонно рассматривать псевдоформенную футболку со всех сторон. Расположенный на груди вопрос «Which position do I play?» сопровождался немедленным ответом на спине – «69». – Что это ты напялил? – Азра скривился. – Люцио взял меня на слабо, – пояснил тот. – Сказал, мол, у меня кишка тонка в этом по универу шататься. – На твоём месте я бы и не шатался. – Да я и не планирую, – пожал плечами Джулиан. – Щас вот на физре покрасуюсь и сниму: надо же ему нос утереть! И вообще, физрук даже не заметит, скорее всего, а заметит – оценит. В эдаком шмоте на Вульгорин предмет сам бог велел! Азра хотел было сказать что-то ещё, но дверь распахнулась, и в раздевалку повалила толпа опаздывающих с Люцио во главе. Джулиан тут же самодовольно раскинул руки, мол, ешьте меня – вот он я. Затем столь же самодовольно развернулся спиной, указав большими пальцами на бесстыдно алые цифры. Глаза Люцио вспыхнули оживлением. – Ну красавчик! – воскликнул он, поддерживаемый одногруппниками. – Щас бы ещё так в зал выйти, а не в раздевалке торчать. – Вас вот всё жду, вашвашество, – Джулиан отвесил ему шутовской поклон. – Куды ж мне, холопу неразумному, без вашего-то надзозу в люди выходить! – Прогиб засчитан, – заулыбался Люцио и протиснулся в угол спешно менять обмундирование. Через пару минут он снова возник в поле зрения и выжидающе пристроился у двери. – Боже, ты действительно пойдёшь в этом заниматься? – Азра взглянул на ускользающего прочь Джулиана с глубоким неодобрением. – Всё бы тебе на всякую хрень вестись. – Да что? – тот легкомысленно пожал плечами и толкнул дверь. За ним уже выстроилась очередь жаждущих развивать физическую культуру, и пришлось кричать, чтобы быть услышанным. – Это ж физра, кто сюда кроме студентов заходит? Наш брат не осудит, а преподов здесь и быть не… И он со всего размаху натолкнулся на чью-то спину. Полы белого халата взметнулись, неизвестный развернулся к Джулиану лицом – и насмешливо прищурился. Медицинская маска привычно спрятала улыбку, и без того прекрасно угадывавшуюся под тканью. Профессор Вальдемар наклонил голову, вопросительно приподняв брови. – Ну и ну, – только и сказал он вместо приветствия и вдруг больно цапнул Джулиана за плечо. Рывком развернул к себе спиной, затем с выразительным смешком вернул в исходное положение. – Оригинально. Не знал, Деворак, что вы у нас такой увлечённый спортсмен. Люцио не выдержал и прыснул в кулак. Вальдемар бросил на него быстрый взгляд и снова наклонился к Джулиану. – И что, достижениями похвастаетесь? Медали, кубки, разряды? Вид спорта, если я не ошибаюсь, всё-таки не командный… или вы участник особой сборной? На этих словах бледный как смерть Джулиан начал неумолимо заливаться краской. Люцио за его спиной уже не выдерживал и плавно сползал по стенке, давясь смехом. Остальные опасливо косились на профессора, но тоже ухмылялись. – Что же вы молчите? – не унимался Вальдемар. – Такой вы скромный, Деворак, честное слово! Между прочим, скоро ли очередной чемпионат? Я бы очень хотел посмотреть на вашу игру. Пожалуйста, не забудьте прислать мне приглашение, как только так сразу. – Мы ему напомним, – сквозь слёзы пообещал Люцио. – Буду ждать с нетерпением, – кивнул тот и взглянул куда-то в сторону. Заприметив стремительно взбирающуюся по лестнице приземистую фигурку, он оставил студентов и двинулся навстречу. Ясно, значит, он за каким-то чёртом ждал преподавателя. И о чём могут болтать профессор сотни направлений и физрук?.. Джулиан продолжал растерянно глядеть ему вслед, не двигаясь с места, и, вероятно, так и стоял бы, если бы Люцио не набросился на него с хохотом и объятиями. – Ну что, легенда отечественной Камасутры, чемпион мира по узкоспециализированной гимнастике! «Самую сильную мышцу» качаешь, а-а? Он попытался ухватить Джулиана за язык, но быстро получил локтем под рёбра и отскочил, продолжая бессовестно ржать. – А везёт те на нашего трупоеда! Уж куда-куда, но в зал-то ему зачем подниматься… – Что он вообще здесь забыл? – с отчаянием выдохнул Джулиан, невольно взъерошивая волосы обеими руками. – Это… бред какой-то! Таких совпадений не бывает! – Правильно, – с умным видом протянул Люцио и подытожил: – Соулмейтизм и предопределённость. Знаешь, как говорили римляне, vita brevis, penis longa! Он поднял указательный палец, подражая философам с обложки учебника по латыни, и бодро двинулся к строю. Джулиан закатил глаза. – Не говорили они такого. И вообще, ты род прилагательного попутал. – Ой, посмотрите-ка на нашего товарища полиглота! Вашему вниманию эксперт в области языка жестов, языка страсти и латыни… – Разговорчики! – донеслось громогласное приветствие из другого конца зала. Студенты вздрогнули и поспешили выровнять носки кроссовок по белой линии, изъеденной и истерзанной, начертанной неизвестно сколько тысячелетий назад. Профессор Вальдемар скрылся за дверью, и руководитель физкультуры вернулся к своим обязанностям. – По залу бего-о-ом… 'арш! Свист ударил в уши снайперским выстрелом, и хрупкие фигурки в спортивной форме посыпались костяшками домино. Но не развалились безвольно, а пустились нарезать круги по площадке, нехотя набирая скорость. Топот сотни ног из ритмичного перешёл в хаотичный – и снова вернулся к прежней размеренности. Ровный прямоугольник спортсменов поплыл, превратился сначала в овал, потом совсем уж во что-то несусветное: студенты сбились в парочки, зашумели, наивно полагая, что их голоса потонут в общем гаме. Эхо баскетбольными мячами летало от стен, цеплялось за растянутую по периметру зала сетку, норовило разбить панорамные окна. Ад местного масштаба начал свою рутинную работу. – Тишина в зале! – гаркнул Вульгора, провожая взглядом направляющего. – Кто рот откроет – вон пойдёт с занятия! Разговоры стихли, однако через полминуты возобновились опасливым полушёпотом – и все, как один, начались со злобного «вот прикопался». Грозный властитель спортзала замер у стола языческим идолом: кроваво-красная форма с золотыми нашивками и белыми полосами на штанинах и рукавах жгла глаза в лучах солнца, а странные рога, точно у жука-оленя, пришитые (пришитые ли?) к капюшону, шлемом венчали его голову. Свисток – орудие богов, – изрыгал громы и молнии, едва когтистые пальцы подносили его к губам. Вульгору боялись и почитали. Вульгора это знал. – Чё плетётесь еле живые, салаги?! – пророкотал он, довольно щурясь. Вид тоскливо бегущих студентишек поднимал ему настроение. Дай ему волю – проводил бы по сорок пар в день бессменно. – Щас помрёте мне тут – все с неудами универ кончать будете! Я вам за красивые глаза до троечки натягивать не стану – ясно, Деворак?! Этот неожиданный выпад в сторону вяло имитирующего деятельность Джулиана вызвал всеобщий сдавленный смех. Вульгора ехидно оскалился: жертву на сегодняшнее занятие он, кажется, выбрал. Щас погоняет её по залу до потери сознательности, потом выставит разминку проводить и в первую партию сдающих нормативы отправит. А неча в конце строя мертвяком тащиться! – Шагом, – лениво бросил Вульгора, подкрепив распоряжение свистком. – Три круга дышим, кости в кучу собираем – и разминка. Сорока проводит. Снова смешки. Когда к Джулиану успело прицепиться это прозвище и почему Вульгора упорно его использовал, никто не помнил. Впрочем, все одобряли. – Я в прошлый раз проводил… – обиженно начал Джулиан, но был перебит: – В прошлый раз ты слезами пол заливал и изображал подыхающего лебедя. Так вот, надеюсь, сейчас ты справишься с этим непосильным заданием. Всё, без разговоров! – прикрикнул Вульгора и хлопнул ладонью по столу. Последний круг спокойствия для студентов подходил к концу. – Значит, разминаемся пять минут, делимся по группам – и на нормативы. Сдают все, а кто не все, того не отмечаю. Вопросы? Вопрос был один: когда ж это всё кончится? Задавать его вслух никто не решился, но он сам собой вырвался единым страдальческим выдохом. Вульгора ухмыльнулся во всю свою чудовищную пасть. Близилось самое интересное. После разминки студенты вяло расползлись по разным углам зала, боязливо теснясь поближе к своим. Нормативы сдавать никому не хотелось, но нарываться хотелось ещё меньше. Джулиан попытался было затесаться куда-нибудь в толпу, однако требовательное «Сорока, за снарядом!» окончательно лишило его надежды отсидеться в стороне. Скрепя сердце он поплёлся в подсобку и вернулся оттуда с пыльным мячом. Хоть природа и расщедрилась, наделив его завидным ростом, баскетбол Джулиан не любил. Особенно в формате нормативов под надзором Вульгоры. Но кто, собственно, его спрашивал? – Давай-давай, шевелись! – скомандовал суровый диктатор. – У тебя три попытки. Джулиан тяжело вздохнул. И прицелился. Минуты позора истекли, мяч перекочевал в чужие руки. Под глумливые порицания и ядовитые шуточки Джулиан возвратился на место и наконец позволил себе расслабиться. Радовало одно: великих спортсменов среди собравшихся было по пальцам пересчитать. Их Вульгора не трогал. На них он даже не смотрел. Гораздо веселее было зубоскалить в адрес простых смертных. «Решил подраться – выбирай того, кто послабей…» – подумал Джулиан и опустился на скамейку. Отдыхать. Отдыхать и отдыхать. – Ну чё, показал высший пилотаж? – Люцио грохнулся рядом и хлопнул себя по коленям. – Ага, превзошёл самого себя, – буркнул Джулиан. – И чего он сегодня прицепился так? – Физрук-то? Ну, бывает, молодой крови захотелось. Всё равно ты уже отстрелялся: ща полчасика досидеть – и на па-ары к нашему вурдалаку. Вот он-то тебя и раскатает по стенке окончательно за изысканный внешний вид. – Очень смешно, – Джулиан раздражённо поднялся. – Пойду что ли в раздевалке посижу, а то смотреть на это всё уже просто тош... Раздался глухой удар, кто-то вскрикнул – и тяжёлый снаряд влетел ему прямо в лицо. – Илья, прости, прости, пожалуйста, я же не хотел, я не специально, – причитал Азра, подрагивающими руками протягивая носовые платки. Джулиан механически тащил их из пачки один за другим и заторможенно стирал кровь с лица. Разбитый нос саднил ужасно, в ушах всё ещё слегка звенело, и хотелось просто лечь и лежать несколько часов, дней, вечностей. Люцио расхаживал туда-сюда по раздевалке, и от этого в глазах начинало рябить. Но прежде чем зажмуриваться и откидываться на стену, необходимо было остановить кровотечение. В медпункт Вульгора не пустил, сочтя проблему путяковой, и приходилось справляться своими силами. Салфетки заканчивались, бутылка с холодной водой нагрелась и больше не остужала покрасневшую кожу. Джулиану было тоскливо и обидно – и он сам не знал, почему. – Ты как? – с искренней тревогой спросил Азра. Да, когда-то за этот вопрос, за этот полный сочувствия взгляд, за протянутую руку с пачкой платков хотелось душу продать. Сейчас же просто стало горше, обиднее. – Нормально я, – бросил Джулиан и отвернулся. – Сколько там до пары? – Ты что, идти собрался? – Азра всплеснул руками. – В таком состоянии? С ума сошёл? – Да, собрался, – огрызнулся тот. – Так когда следующая? – Через двадцать минут, – отозвался Люцио и замер, с сомнением разглядывая пострадавшего. – Ой я б не ходил… В кои-то веки причина уважительная, а тебе щас всё равно покой нужен. – Я пойду, – упрямо произнёс Джулиан. Не то чтобы в нём вдруг проснулась гражданская ответственность или не дай боже студенческая сознательность – но это была первая пара с Вальдемаром в наступившем семестре. До следующей оставалась неделя, и неизвестно было, что принесла бы эта неделя страждущему сердцу. Наконец, не то отголоски совести, не то потаённые страхи шептали ему, что предстать пред очи профессора в провокационном облачении и тут же прогулять его занятие было не самой лучшей идеей для поднятия репутации. А ещё Джулиану очень хотелось провести полтора часа за легитимным сталкерством, но он себе в этом, разумеется, не признался. – Поезжай домой, – сказал Азра почти просяще. – Если тебе станет хуже… – О, тебе будет до этого дело? – неожиданно ядовито усмехнулся Джулиан, чем заставил его запнуться и удивлённо распахнуть глаза. – Ладно, неважно. Мне… мне надо на пару. Решил взяться за ум, как ты и советовал, ага. Люцио, помоги мне тут… Он обвёл рукой разбросанные по всей скамейке окровавленные салфетки и неспешно поднялся. – Чел, ты уверен? – начал было тот, но Джулиан с нажимом повторил: – Люцио, пожалуйста. Пойдём… пойдём к кабинету сразу, всё равно нас уже отметили. Он поспешно собрал мусор, сгрузил его в урну и задержался у зеркала. Кровь перестала и нос даже не выглядел толком опухшим. Синяк, конечно, обязательно расцветёт на пол-лица, но пока внешний вид Джулиана был весьма сносным. Следовало только сменить футболку, о чём он чуть не забыл. Он наспех переоделся, кое-как застегнул рубашку, боясь наклонять голову, и наконец поднял сумку. – Илья, послушай… – Азра взволнованно взглянул ему вслед, но Джулиан уже исчезал за дверью. – Я за ним прослежу, – пообещал Люцио, и они покинули раздевалку. В аудиторию Джулиан вошёл одним из первых, чем, должно быть, приятно удивил профессора. Вальдемар ничего не сказал, но взглядом его проводил многозначительным. Зато Феликс тут же налетел с взволнованными расспросами, едва позволил ему опуститься рядом. Джулиан только отмахивался: он чувствовал себя приемлемо, разве что голова начинала побаливать. Стоило ли волноваться из-за такой ерунды? Перерыв был короткий, запыхавшиеся после физкультуры студенты спешно занимали места, чтобы не прогневить не терпящего опозданий преподавателя, шумно раскладывали учебники и тетради, вполголоса обсуждали свои насущные дела. Едва минутная стрелка часов под потолком перескочила на тёмно-серую шесть, разговоры стихли, и Вальдемар поднялся, отодвинув от себя талмуд, над которым увлечённо сидел всю перемену. Опаздывающие пулями разлетелись по свободным местам, и дверь неумолимо закрылась за последним. Согласно жестокому обычаю здешних мест, никому больше переступить этот порог дозволено не было до конца занятия. – Добрый день, коллеги, – проговорил Вальдемар мягко-приветливо, с нежностью патологоанатома разглядывая студентов. – Очень рад видеть вас всех снова и очень сожалею, что теперь встречаться с вами я буду лишь раз в неделю на лекции и во второй половине семестра ещё раз на практике. По аудитории пробежал едва слышный облегчённый выдох. Джулиан окончательно сник. – Вздыхать так не надо, – насмешливо продолжил Вальдемар. – Я очень хорошо осведомлён о программе, по которой вы будете заниматься с профессором Сатринавой, а поскольку наши аспекты неразрывно связаны, вы должны будете уметь ответить на мои вопросы касательно пройденного материала. И горе незнающим. Как это будет на латыни, Моргассон? Взгляд прищуренных глаз остановился на Люцио. Не дождавшись ответа, Вальдемар поторопил: – Ну? Вы же у нас знаток мёртвых языков, как оказалось. На физкультуре у вас пободрее выходило. Подскажу: слова penis там нет. – Тогда точно не знаю, – фыркнул Люцио. – Vae ignaris, – неожиданно для самого себя подал голос Джулиан. И прикусил кончик языка. Вальдемар обернулся к нему, удивлённо наклонив голову. – Браво, Деворак, – протянул он, разглядывая его с удвоенным интересом. – Мне, помнится, говорили, что по латыни у вас твёрдое «отлично». Ещё бы вы так тесты по моему предмету писали, как поговорки отвечаете. К слову об этом, – он взял со стола какую-то тетрадь, полистал её и объявил: – Начинать новую тему мы сегодня не будем, а разберём ваши ошибки с финальной контрольной за тот семестр. То, что вас не отчислили, это вы, конечно, все молодцы, но результат меня мало порадовал. Пойдём прямо по порядку. Желающие? Феликс с готовностью поднял руку, но Вальдемар только покачал головой: – Сидите уж, Свитчайлд, – сказал он. – Вы на автомат заслуженный вышли, в вас я вполне уверен. А вот ваш сосед вызывает у меня большие сомнения. Давайте, игрок номер 69, выходите на поле. Ясно, ещё одно прозвище в копилку профессорских издёвок. Джулиан скорчил страдальческую мину и поднялся из-за парты. Не сказать, чтобы он помнил хоть что-нибудь из этой несчастной контрольной, да и думать сейчас положительно не хотелось, однако спорить с Вальдемаром было бессмысленно. Неизменно обтянутые перчатками пальцы пододвинули к нему лист с заданиями и фломастер. И после короткого «приступайте» он приступил. С тестовыми заданиями Джулиан справился быстро и почти без ошибок, но дальше стало хуже. Рисовал он хорошо, матчасть отвечал просто отвратительно. В целом, ничего нового, но Вальдемар был сегодня особенно придирчив. Даже если Джулиану удавалось угадать ответ, на него тут же обрушивался поток дополнительных вопросов, из которых всё становилось предельно ясно. – Нет, мне просто интересно, как вы так умудрились экзамен пересдать, если сейчас ничего не помните? – вздохнул Вальдемар. – У профессора Сатринавы списать, знаете ли, не легче, чем у меня. – Я учил, – жалобно протянул Джулиан. – Положим. И где же тогда весь выученный материал? Ладно, это задание я и сам сейчас объясню, а вы мне лучше скажите, что вы делаете сегодня вечером. На мгновение смолкло всё: ленивый шёпот на задних партах, шуршание тетрадей, скрежет ручек и даже, кажется, шум сквозняка. От такого вопроса Джулиан окончательно оторопел. Сердце его отказалось биться, мозг – соображать, руки мгновенно вспотели, а предательский румянец выступил на щеках. – Н... ничего... – через силу выдавил он, во все глаза таращась на профессора. Вальдемар покачал головой: – Неправильно. Сегодня вечером вы садитесь и зубрите мои лекции. И завтра вечером тоже. И послезавтра. И если я спрошу вас в следующий раз, вы ответите мне на все вопросы. Кто-то в зале хихикнул, мерное шебуршание и разговоры возобновились. Джулиан, красный до кончиков ушей, отвернулся к доске, пряча блестящие глаза. Ну конечно, на что ещё, кроме очередной колкости, он надеялся? ...а почему он вообще на что-то надеялся? – Так, ну а на десятый вопрос вы мне ответить можете? – будто не замечая его смущения, буднично спросил Вальдемар. – Несложно, если теорию учить. Джулиан с отчаянием поглядел на проклятые строчки. В голове всё плыло и кипело, виски пульсировали подступающей болью, и сосредотачиваться не получалось. Текст задания совершенно не хотел усваиваться в сознании, и пришлось перечитать его раза три. – Ну? – нетерпеливо произнёс Вальдемар. Так, что-то про строение скелета. Про расположение костей. Джулиан это всё видел, несомненно видел уже где-то... в учебнике... в одном из параграфов, помеченных восклицательным знаком... Он попытался собраться с мыслями и выдать хоть какой-то вразумительный ответ. Получилось плохо. Вальдемар не стал дослушивать и прервал его на середине: – По вашим опусам только фильмы ужасов и научную фантастику снимать: такие у вас замечательные уродцы получаются. Вы человеческое тело видели когда-нибудь? Нет? Не доводилось? Раздевайтесь, что ли, прямо на вас и покажу в целях доходчивости. Джулиан вздрогнул – и в этот момент кровь хлынула у него из носа. Он даже не сразу это почувствовал, но по изменившемуся лицу Вальдемара догадался, что что-то не так. Алые капли потекли по губам, по подбородку, полетели на измятую рубашку. Кто-то прыснул, кто-то охнул, аудитория загалдела. Джулиан испуганно смотрел на наливающуюся красным ткань и бормотал что-то нечленораздельное. – Та-ак, – Вальдемар решительно поднялся и сделал шаг навстречу. Джулиан неловко шарахнулся в сторону, но его поймали за плечо и поволокли прочь. Как оказалось, в личный кабинет, вход в который находился чуть поодаль от кафедры. – А… я… я сам сейчас с-схожу… – еле слышно проговорил Джулиан, но Вальдемар снисходительно отозвался: – А зачем? У меня здесь и раковина, и аптечка, – и добавил, обернувшись к студентам: – Всем сидеть тихо, разбирать оставшиеся номера. Приду – проверю, есть ли вопросы. И он втолкнул Джулиана в тёмную комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Кабинет оказался просторным, протравленным запахами медикаментов, заставленным шкафами с книгами и оборудованием. Повсюду в аккуратном порядке выстраивались стопки бумаг, коробки с препаратами, какие-то банки – и всё-таки помещение казалось необжитым. Оно не было похоже даже на склад: на склады заходят, что-то двигают, меняют местами, на складах кавардак и чувствуется присутствие человека. Нет, здесь всё было похоже на музей, причём, на заброшенный. Или на гробницу. «Да, гробница», – подумал Джулиан. – «Здесь никого нет, и при этом всё принадлежит кому-то древнему и могущественному. Попробуй нарушить спокойствие, попробуй без спроса коснуться артефактов – и падёшь под тяжестью проклятия или угодишь в смертельную ловушку…» Хозяин мрачной усыпальницы прервал его мысли, настойчиво подтолкнув его к креслу у стола. Джулиан послушно опустился. Щёлкнул выключатель, вековая тьма расползлась по углам, не сводя с него тысячи настороженных глаз. Вальдемар извлёк из ящика аптечку и принялся быстро скатывать вату в тампоны и пропитывать их перекисью водорода. Он действовал автоматически, явно не задумываясь, и только бросал короткие взгляды то на пациента, то на свои руки. Кровь останавливаться не собиралась и уже сочилась сквозь прижатые к лицу пальцы. Джулиан подался назад и тут же услышал недовольное: – Не запрокидывайте голову, бестолковый мальчишка! Все лекции как об стенку горох… – П-простите, – спохватился он и попытался изменить положение ладоней, но Вальдемар уже и сам склонился над ним, готовый оказывать первую помощь. Наверное, к делу следовало относиться серьёзнее, но едва чужие пальцы легли на затылок, стараясь удержать голову, Джулиан растерял остатки самообладания. Профессор был близко, слишком близко, и его прикосновения, удивительно холодные, несомненно выжигали на коже замысловатые узоры, пока он останавливал кровотечение, пока стирал его последствия, пока проходился салфетками по подрагивавшим испачканным пальцам. В движениях Вальдемара не было ничего человеческого: механическая точность, удивительная скорость, чрезмерная сосредоточенность. Он не говорил ни слова, но Джулиан чувствовал, как ему задают вопросы и как мгновенно получают на них ответ – по дыханию, по размеру зрачков, по пульсу. Было трудно отогнать от себя навязчивое желание сломать что-нибудь или слечь на недельку, чтобы эти руки столь же бесстрастно взялись за его лечение. – Так, ну всё, – подытожил Вальдемар, удовлетворённый результатом. – Что это вы вдруг, между прочим? – Да… травма на производстве, – слабо усмехнулся Джулиан. – На физкультуре мячом заехали... Ну, остановить кровь я смог, но, может, опять открылось… – И вы вздумали на занятия после удара мячом приходить? – в тоне профессора прозвучали ледяные нотки. – Вы в своём уме, Деворак? На меня смотрите. С этими словами он вдруг обхватил лицо Джулиана обеими руками и склонился непозволительно низко. Взглядом во взгляд, Вальдемар точно проник в самое его нутро, вывернул наизнанку, перебрал каждую жилку, каждую кость, каждый нерв. Пробежался с кровью по сосудам, заполнил собой лёгкие, наконец вырвался с выдохом наружу. И отстранился, качнув головой. – Сотрясения нет. Вам повезло. И всё-таки вы поступили крайне неосмотрительно. Medice, cura te ipsum. – Больше не повторится, – еле слышно пробормотал Джулиан, всё ещё не в силах прийти в себя после… после всего. – На то надеюсь, – Вальдемар смягчился и даже улыбнулся краем губ. – Если вам так хочется побыстрее на столе для вскрытия оказаться, вы уж подождите с безрассудствами пару месяцев до начала практики. Вот тогда я вас с распростёртыми объятиями ждать буду. Краска снова залила лицо Джулиана, и он с отчаянием приготовился принять на себя очередной удар едкой шуткой, но его собеседник уже развернулся и направился к двери. – Посидите здесь до конца занятия, в себя придите, – сказал он, остановившись на полпути. – Воздержитесь от резких движений. Через некоторое время вату поменяйте, если кровотечение не остановится. Дышать будет трудно – я оставил вам сосудосуживающее на всякий случай. Потом переоденьтесь во что-нибудь… хоть в ту же свою чудесную футболку. Дома застирайте рубашку холодной водой, промойте перекисью, пятна сойдут, – он помолчал и спросил: – Вы же до дома доберётесь? Вы с кем-то живёте? – Я… нет, я один… – до ужаса смущённый профессорским вниманием, Джулиан неловко заломил руки и отвёл глаза. – Я могу вас проводить, – сказал Вальдемар без тени эмоций, и тот чуть не взвыл от взрыва собственных. – Н-не надо… правда не надо, я-я доеду… – сбивчиво пообещал он. – Как скажете, – был ему ответ, и дверь бесшумно затворилась. Джулиан откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. В тишине, заполнивший кабинет, он отчётливо слышал биение своего обезумевшего сердца и далёкий голос профессора за стеной. Голос, который минуту назад отчитывал его за пренебрежение своим здоровьем, голос, заботливо диктовавший ему, что делать, голос, не дрогнувший на предложении, о котором, казалось, не стоило и мечтать. Стараясь справиться с рвущимся наружу внутренним криком, Джулиан прикусил пересохшую губу. Пропал. Он пропал.