***
Осень становилась все ближе, птицы улетали на юг, дни становились короче, ветра холоднее. Молодая девушка, закатав рукава карота, сидела у реки, тонкими пальцами касаясь ее прохладной глади. В ее глазах была еле заметная печаль, но на губах гуляла мягкая улыбка, которая могла бы заставить улыбнуться ей в ответ. Вот и брат ее улыбался, наблюдая за ней, спрятавшись за деревьями близ реки. — Хван Хенджин, может, выйдешь уже оттуда! Девушка встала, отряхивая юбку своего карота, а юноша тут же вышел из своего укрытия. Он все так же широко улыбался, а глаза его напоминали полумесяцы. — Йеджи-я, когда ты успела заметить меня? — Хенджин отдёрнул свою рубашку и быстрым шагом подошел к сестре, помогая ей перебраться с кромки берега на более твердую поверхность. Хван Йеджи благодарно улыбнулась брату, хватая того за локоть. — Я всегда увижу тебя, ведь мы с тобой брат и сестра. Хван Хенджин и Хван Йеджи были очень похожи друг на друга, да и это было неудивительно, ведь они являлись двойняшками. Брат и сестра, которые с самого рождения и по сей день ходили рука об руку, даже не думая о разлуке даже в полдня. Они понимали друг друга с полуслова, могли предугадать действия друг друга, хоть это и казалось невозможным для других. В деревне близ городского рынка, в которой они жили, их и взрослые, и дети называли бастардами, безотцовщиной. Мать иногда упоминала в разговорах с детьми об их отце, но ничего сущего не говорила. Он был, но не в их с сестрой жизнях. Возможно, мать иногда виделась с ним, потому как бывало время, когда она пропадала куда-то на долгие дни и затем возвращалась вся счастливая. Но ни Хенджин, ни Йеджи никогда и в глаза его не видели. Оба, брат и сестра, в этом году перешагнули возраст в 18 лет: Хенджин подрабатывал в богатых домах аристократов со своим единственным другом Ким Сынмином, а Йеджи помогала бабушке, которая сама почти с младенчества воспитывала внуков. Иногда девушка с бабулей плели корзины и соломенную обувь, затем ходили продавать на городском рынке, но много монет на этом не заработаешь, а ещё чаще им просто не позволяли делать это, поэтому бабушка иногда и просто так отдавала обувь тем жителям деревни, которые не могли себе позволить ни купить, ни сделать. Йеджи очень часто хотелось побыть с мамой, поговорить с ней по душам, послушать ее истории, но ее мать каждый раз лишь махала рукой на дочь и далее сидела у себя в комнате, о чем-то раздумывая. Девушка никогда не жаловалась на отсутствие внимания со стороны матери, в конце концов, не она одна была полностью лишена материнской любви, у нее был ещё и брат, но иногда ее душила своя собственная, глупая, детская обида, и с этим она ничего не могла поделать. Хенджин, как ей казалось, не особо нуждался в матери, ибо он был больше привязан к бабуле, что давала ему все. Йеджи тоже была бесконечно благодарна бабушке, но ей она матери так и не смогла заменить. Да разве можно заменить того, кого видел почти каждый день? Дни сменялись ночью, время текло, дети росли. Бабушка все чаще болела с наступлением холодов. Хенджин работал ещё более усерднее, пытаясь устроиться почти во все дома, где устраивались праздники хотя бы разносчиком, но никогда эти скупые аристократы не давали ему и лишней монеты, бывало иногда и не доплачивали вовсе. Юноша возвращался после очередного изнурительно дня, когда ему навстречу выбежала Йеджи. Глаза девушки были на мокром месте, она не могла произнести ни слова, лишь всхлипывала и протирала расплаканые глаза. Хенджин быстро обнял плачущую сестру, мягко похлопывая широкой ладонью по спине, пытаясь успокоиться. Они так и осели вместе прямо на пыльной дороге, он приобнимая родственницу, а она так же безудержно плача. — Он-на ушл-ла, — лишь удалось ей проговорить, прежде чем вновь громко заплакать. Хван Хенджин до конца не понимал, что могло произойти такого, отчего Йеджи плакала так неистово. Его душу скребло горькое понимание, потому как единственным, кто мог их бросить уже навсегда, была лишь мать. Лишь она могла так эгоистично поступить — оставить их. Они сидели так ещё некоторое время, пока девушка не сомкнула глаз и не заснула беспокойным сном. Хван поднял ее на руки и донес до дома, где брата и сестру ждала резко осунувшаяся и пуще постаревшая бабуля. Завидев детей, старушка тут же попыталась улыбнуться, но у нее это вышло из рук вон плохо. — Я уже постелила ей, оставь ее и выходи поужинать, Хенджин-а, — в ее голосе все еще скрипели недавние слезы, но она так старалась не показывать внуку своей боли, что Хван решил просто сделать вид — ничего не было. Юноша отнес сестру в ее комнату и уложил на расстелянную постель. Его руки сами потянулись к лицу Йеджи, и он убрал выбившиеся пряди с ее заплаканного лица. Даже во сне девушка всхлипывала, а у брата болело все нутро и разрывалась душа. Он ненавидел мать, которая все это время была так равнодушна к ним, ее родным детям. Он ненавидел мать, которая так беспечно отбросила их в сторону, будто не она вовсе должна была показать им мир. Он так сильно ненавидел родную мать, что так эгоистично убежала, бросила все, тем самым причинив боль единственному человеку, которого Хенджин хотел защищать. И эта ненависть съедала его изнутри, пробуждала ярость и злость. — Йеджи-я, я больше не позволю тебе плакать, — брат склонился над сестрой и мягко коснулся губами ее лба. Хенджин пообещал себе, что более не позволит никому обидеть свою сестру, свою Йеджи. Он дал себе слово и обязательно сдержит его.***
У крови есть свой запах, и парень иногда сравнивал этот запах со смертью. В волчьей шкуре он догонял свою жертву, играл с нею, чувствовал ее страх и наслаждался этим. Ему это чертовски нравилось… Он не помнил, в какой именно момент он настолько сросся со зверем внутри него, когда его попытки выжить стали походить на игру, охоту, где он охотился на ни в чем не повинных людей. Он — хищник, а все остальные — его добыча. — П-пожалуйста, н-не нуж-жно — тряся разодраными руками перед собой, истерически кричала девушка. Глаза ее давно ничего не видели перед собой, потому что их застилала пелена соленых слез и дикий ужас перед зверем. Диким, огромным, никого не щадящим волком. Хищник скалился, клыки его клацали друг о друга. В один прыжок он накинулся на бедняжку, разрывая ее грудь. Сердце девушки все еще бешено отстукивало последний свой ритм, прежде чем острые зубы вонзились в него, останавливая навсегда.***
Холодный дождь лил целый день. Дороги размыло. Хенджин так и не смог выйти работать, потому что Йеджи заболела после падения в реку, когда та была занята стиркой. Только отобедав, Йеджи вновь легла и заснула. Ее лихорадило и ей становилось все хуже. Брат прикладывал мокрую тряпицу к горячему лбу родственницы, укутывая ту в одеяло. Бабушка варила бульон из собранных грибов и свежей курицы, мысленно она обвиняла себя в том, что Йеджи заболела, ведь именно она была той, кто попросила внучку постирать грязные кароты ее брата. Что бабуля, что брат, оба были в глубоких раздумьях, обвиняя себя в том, что произошло с Йеджи. Одна корила себя за то, что заставила пойти к реке, другой за то, что был недостаточно внимателен к ней. Хенджин вышел во двор, ему срочно нужно было подышать свежим воздухом. Бабуля была занята, разжигая огонь для котла. Парень не стал ее тревожить и просто пошел по дороге. Ноги сами несли его к реке, в которую и упала Йеджи. Дождь все ещё лил как из ведра, но Хвану было все равно — он не так часто заболевал от холодной погоды и ветров, в отличие от сестры. Юноша сидел на кромке берега, его взгляд был устремлён вдаль. Он весь промок, иногда можно было заметить, как его спина дрожала от холода, но парень продолжал сидеть в таком же бездвижном положении. — Твоя сестра умирает, — девичий голос пробрал до костей и был слышен совсем рядом. Хенджин резко повернул голову в сторону, откуда прозвучал голос, и ошарашенно уставился на девушку, волосы которой алым водопадом ниспадали до плеч. На ней был надет нарядный ханбок, который он иногда видел на девушках-кисен, что приходили развлекать гостей в знатных домах, где ему приходилось работать. Ее губы тронула еле заметная ухмылка, а почти черные глаза смотрели на Хвана, не отрываясь, казалось, изучая его. Парень не понимал, как он мог не заметить того, что кто-то сел рядом с ним. Неужели он был настолько затянут в свои мысли, что ее появление осталось незамеченным. — О чем ты говоришь вообще? — не будь Хенджин простолюдином, он бы, наверное, ударил ее за такие слова. Но девушка даже и бровью не повела; она все так же смотрела на юношу, а улыбка ее становилась все шире, еще более жуткой. — Думаю, ты и сам это понимаешь, не так ли? — она скривила губы и отвернулась в реке. — Твоя сестра до сих пор не поправилась, ее состояние ухудшается, и, — девушка сделала короткую паузу, точно посмеиваясь над Хваном. — И ей и не станет лучше! — О чем ты говоришь, чертовка! — Хенджин сделал резкий выпад и хотел было схватить девицу за локоть, но та проворно спрыгнула в реку. Дождь все ещё не прекращал лить, но ей все было нипочём. Она закинула голову назад и громко засмеялась, с волос ее стекала вода, но в темноте весь ее образ казался жутким, страшным, сводящим все внутренности дрожью. — Меня зовут Шин Рюджин, малец, — она вплотную подошла к Хвану и внутренней стороной ладони схватила того за подбородок. — И я твоя единственная надежда на спасение сестры от болезни. — Ещё скажи, что ты ведьма, — парень хотел казаться уверенным, но голос его дрогнул. — Нет, — Шин приподняла голову Хенджина так, чтобы их взгляды встретились. — Но я могу ее спасти. Конечно же, за определенную плату. — П-плату? — он пытался смотреть ей в глаза, но в них он видел лишь пустоту. Никакого ответа, никакого проблеска. — Ну да, за все нужно платить, разве ты не знаешь законы природы? — И какова же будем моя плата? — Увидишь, — она склонилась над ним, капли дождя с ее лица стекали на лицо Хенджуна, — просто скажи «да». И в широко распахнутых глазах Хвана читалось это самое «да». Он не верил ни в ведьм, ни в медиумов, но отчаянно желал выздоровления сестры любой ценой. — После выздоровления сестры сразу же я заберу лишь часть платы — это жизнь, ведь жизнь можно обменять только на жизнь. Другую часть ты должен будешь сам мне вручить, Хенджин-а, — и холодные, словно пропитанные алой кровью, губы накрыли теплые губы парня. — Мне нужна твоя душа, мой дорогой. В тот дождливый ненастный вечер договор был закреплен.***
Заляпанный в крови очередной невинной жертвы, волк шел под проливным дождем вдоль дороги, ведущей к городу. Во рту он всё ещё чувствовал этот железный привкус алой жидкости, а в горле стучало чужое сердце. Он убивал, чтобы жить. Он ужасал своей яростью, пугал своим голодом. Он вонзал свои острые клыки в очередную жертву, чтобы еще одно сердце, искалеченное животным ужасом, страхом и болью, замолкло навсегда. Вот только и сам он давно не понимал, зачем ему все-таки выживать.***
Первой половиной цены выздоровления Йеджи стала жизнь их бабушки. Буквально на следующий день после того, как девушка встала с постели, бабуля заснула и больше не просыпалась. Брат и сестра Хван были вне себя от горя. Боль от потери единственной, кто заботился о них, казалась невыносимой, но и этого испытания было недостаточно. Вскоре к ним пришли стражи с бумагами, на которых было указано, что Хван Йеджи отныне принадлежала дому кисен, потому что их мать продала ее, когда у той не было денег на побег. Брат не мог позволить этому случиться, потому что Йеджи была единственным человеком, который оставался у него. Он не мог так просто позволить забрать у него сестру. Он отпирался, бил всех тех, кто силой пытался увести у него его сестру, но все было тщетно. Избив Хенджина до полусмерти, они схватили упирающуюся, плачущую девушку, которая могла лишь произносить имя брата раз за разом. Отчаяние захлёстывавало все сознание парня, а в голове его стучало лишь одно имя: «Шин Рюджин». Парень был уверен, она смогла бы сделать что-нибудь, что спасло бы их. Хенджин искал ее везде, где это можно было сделать: в ближайшем лесу, рядом с той же рекой, шел по дороге, бежал в глубь деревни к храмам. Ее нигде не было. И когда он совсем отчаялся ее найти, ее смеющееся личико появилось прямо перед ним. — Меня искал? — Шин была очень весела, ее алые волосы были собраны в высокую прическу, а нарядная юбка розового ханбока разлеталась по ветру. — Помоги мне, — Хван, не помня себя, пал на колени прямо перед Рюджин. И чертовку это веселило. Она смеялась, заливалась смехом пуще прежнего, откидывала голову назад, одной рукой прикрывая широченную улыбку на губах. — У всего своя цена, — отсмеявшись, девушка села рядом с ним на корточки и большим пальцем вытерла дорожку соленых слез слез, смешанных с кровью от недавно полученных ссадин, на щеке Хвана. — А тебе больше нечего мне предложить, мой дорогой, — Шин Рюджин кончиком языка облизнула влажный палец. — Я могу отдать все, что у меня есть, — в порыве Хван обеими руками схватился за тонкие руки девушки. — Я могу сделать все, абсолютно все. Только верни ее ко мне, только дай нам сбежать отсюда раз и навсегда. — Не могу, — девушка попыталась стряхнуть руки парня со своей, но тщетно. Он все так же крепко хватался за нее. — Н-но п-почему? Ты же тогда вернула ее к жизни? Зачем? — Мне нужен был ты, мне нужно было твое сердце. Ты так отличается от всех: заботливый брат, добрый юноша, не оставляющий никого в беде, даже, когда другие смеялись, издевались над вами, ты так и не смог возненавидеть обидчиков. Мне нужно было твое большое сердце. Я хотела стереть эту маску доброты. — Ч-что? — Одно событие следует за другим — это естественный ход вещей. Твоя сестра тогда должна была умереть, но ты не смог этому позволить случиться, ведь так? — свободной рукой она дотронулась до лица юноши. — И я помогла тебе изменить этот момент. Но если бы ты дал ей умереть, ей не пришлось бы сейчас так страдать, ей не пришлось бы становиться рабыней, которая всю оставшуюся жизнь будет ублажать похоть знатных мужчин. И знаешь, кто во всем этом виноват? — указательным пальцем она стукнула по носу Хван Хенджина. — Ты виноват во всем этом, ты и твое эгоистичное желание быть с сестрой. Ты погубил жизнь бабушки, что заменяла вам мать. Ты погубил сестру, что так любил. Все внутри Хенджина стало холодным, мир кружился перед глазами. Он! Всему виною он и только. Он эгоцеетрично желал, чтобы сестра всегда была с ним, поэтому заключил эту сделку — обменял жизнь на жизнь. Но знал ли он, что жизнь он обменивал бабушки? Нет, конечно! Но это не отменяет того, что это было его неверным решением. Но как сейчас он должен был поступить? Что ему следовало сделать, чтобы все исправить? Им с сестрой нужно было бежать — это то, что он точно знал. Но как это можно было совершить? Ему нужен был человек, который знал дом кисен изнутри, но у него такого не имелось. К черту все! Он пойдет в этот дом без всякого плана, он будет пытаться спасти сестру, пока мог делать вдохи и выдохи. Он будет пытаться спасти сестру, пока ещё был жив. Хенджин оттолкнул Рюджин от себя и поднялся с колен. В его глазах горела решимость, а появляющаяся из-за облаков полная луна на черном полотне придавала мнимую уверенность в том, что у него все обязательно получится. Шин хохотала, смотря ему вслед, вытирала поступающие от смеха слезы. Ведь только она знала, что ждет Хван Хенджина, когда луна полностью поглотит его сердце.***
Ещё одна ночь боли и отчаянных криков прошла, и он открыл глаза, но в это утро он оказался в чьей-то комнате. Его блондинистые длинные волосы были рассыпаны по подушке, а на лбу его покоилась ещё влажная тряпка. Карие глаза блуждали по белому потолку, он ещё долго не мог понять, где он находился. — Вы проснулись! — дверь в комнату отворилась, и прямо за ней он увидел девушку, которая мялась у порога. — Как ваше самочувствие? — она в несколько шагов подлетела к кровати, на которой лежал гость. — В-все в порядке, но где я? — блондин наморщил брови и правой рукой снял со лба тряпку. — Мы за городом. Я нашла вас прямо на дороге. Боже мой! Я думала, что вы умираете, было столько крови, — девушка забрала из рук юноши тряпку и погрузила ее в пластмассовый тазик с водой. — Но, к сожалению, из-за дождя не представилось возможным отвезти вас в больницу. Я оказала вам первую помощь и, оказалось, раны не так глубоки. Я так рада, что вы пришли в себя! — она продолжала о чем-то тараторить, и он лишь продолжал слушать. — Ой, — девушка встрепенулась, — вы, наверное, голодны. Я сейчас принесу вам суп. И девушка выбежала из комнаты, не закрывая двери.***
Хван Хенджин крепко держался за маленькую ладонь своей сестры. Вместе они убегали от этого злосчастного дома кисен. Не сбавляли скорости, не останавливались даже, чтобы перевести дыхание. Нужно было бежать, потому что за ними гнались мужчины-охранники с собаками со двора. — Я больше не могу, — Йеджи спотыкалась об огромные булыжники, раскиданные по лесу. Девушка тяжело дышала, в лёгких катастрофически не хватало воздуха. Она более не могла бежать. — Оппа, давай остановимся. Стоило брату и сестре остановиться, как Йеджи тут же пала. Ее плечи высоко поднимались и опускались в ритм дыхания. Лёгкие жгло, а в горле пересохло. Совсем близко они слышали вой собак и крики охранников. — Они там! Хенджин на корточках повернулся к сестре спиной и быстро дал ей указание залезть к нему на спину. Девушка послушно забралась на нее, тонкими руками обхватив брата вокруг шеи. Хван не знал, на сколько его хватит при таком беге, потому он решил идти в глубь леса по непротоптанной дорожке. Казалось, они бежали слишком медленно, топот ног позади становился все ближе и ближе. Хенджин оборачивался назад и вновь со своей скоростью бежал вперёд, но усталость от постоянного движения брала верх. Руки затекали, а Йеджи с каждым шагом становилась тяжелее. — И далеко собрались? — прямо перед ними, будто из ниоткуда, появилась Шин Рюджин, заставляя обоих пасть наземь. Кончиком языка девушка провела по алым губам. И это действие при свете полной луны показалось таким жутким, пробирающим мурашками. — Г-госпожа? — Йеджи, что была позади брата, постаралась быстрее встать с земли. — Точно, — Шин сделала маленький шаг к брату и сестре. — Госпожа, — заливаясь ядовитым смехом, подтвердила она. Хенджин, подпрыгнув, завел сестру за спину, тем самым показывая, что не позволит Рюджин и пальцем тронуть ее. Но беда шла позади. Охранники быстро их нагнали и тут же схватили Хван Йеджи, отталкивая брата от нее. Один из них достал меч из ножен и направил его острие на безоружного мальца. — Ничего не выйдет, Хенджин-а, — Шин неспешно шла к охраннику, в руках которого находилась его сестра. — Она моя. И ты, — глаза чертовки сверкнули кроваво-красным, — мой. Ярость, отчаяние и боль. Все чувства смешались воедино. Хенджин ненавидел себя и свою беспомощность. Он слаб, слаб, так слаб, что не мог даже защитить то, чем дорожил больше жизнь. И эта ненависть, страх потерять Йеджи зверствовали внутри него. Его душа, сердце, что гулко билось, точно выпрыгивая наружу, все входило в неистовство. И каждая капля этой первородной злобы, каждая капля ненависти и утроенной боли скрипели внутри, давали ему мнимую силу. И луна, полная луна на черном беззвездном небе, будто говорила с ним, приказывала быть кровожадным. Хван слышал, как отчетливо каждая кость в его теле начала ломаться. Боль окутала все тело его, а в глазах давно потемнело. Он более ничего не мог видеть — Хенджин лишь слышал. — Что за черт! — вскрикнул мужчина, который стоял совсем рядом. Затем парень услышал резкий выпад. Все еще ничего не видя, Хван слышал, как сталь прорезала чью-то плоть. Он слышал болезненный крик своей сестры и вслепую кинулся поближе к ней. Дыхание Йеджи было сбивчивым, а голоса она так и не подавала. Хенджин хотел бы хоть что-то сказать ей, но у него ничего не выходило. Лишь скрип, скрип острых зубов. Он хотел увидеть ее, увидеть свою сестру, но перед глазами лишь абсолютная тьма. Порыв ветра трепал короткие волосы Хвана и уносил железный запах свежей крови. Хенджин слышал сумасшедший смех Рюджин и по чутью мог определить, где она стояла. И когда его зрение вновь вернулось, он более не чувствовал себя собой. Бездыханное тело сестры лежало прямо перед ним. Охранники, что так рьяно пытались поймать их с сестрой, бежали от него, чуть ли не переступая друг через друга. Но Хван не мог их отпустить. Не мог позволить бежать тем, кто убил его родную кровь. В один резкий прыжок он нагнал мужчин и сразу же впился зубастой пастью в их глотки. Никакой пощады, никакой жалости, лишь животное, безграничное зверство. Один за другим охранники падали замертво наземь, истекая черной кровью. И когда горло последнего было разорвано, волк одними зубами разодрал грудь мужчины, чтобы вырвать ещё теплое сердце. — Я знала, — Шин Рюджин шла к нему, будто ничего ее не страшило. Она шагала, а глаза ее сумасшедше сверкали. — Я знала, что ты на самом деле такой. Настоящий ты — это волк, что вечно будет жаждать вкусить еще больше человеческого страха и ужаса. Хенджин поднял окровавленную морду со своей добычи и вперил взгляд желто-карих глаз в нее. Не долго раздумывая, хищник накинулся на чертовку, что сломала его. И Рюджин, казалось, и вовсе была не против. Она смеялась, смеялась, смотря на него — на зверя, который терял, терял все свое человеческое. Она смеялась и все повторяла одну и ту же фразу: «Я знала!» И даже когда клыки оборотня вонзились в ее тонкую шею, она все так же смеялась. Даже когда грудь ее была исполосана когтями зверя, она смеялась. Смеялась, выплевывая алую кровь. И в ту беззвездную ночь волк, проклятый луной навечно, перегрыз своего создателя, вкушая его черствое сердце. Одинокий брат схоронил свою сестру. И бедный юноша отправился в долгий путь.***
Девушка все переживала, что блондин не сможет отправиться в путь, но, на удивление, юноша выглядел вполне здоровым. Она порывалась собрать для него обед, так, на всякий случай, но он отговорил ее. Ему не нужно. — В-вы уверены, что вам есть куда идти? Знаете, вы всегда можете остаться здесь! В этом доме всегда для вас открыты двери, — ей не хотелось отпускать его, тем более на дворе уже вечерело. — Можете не беспокоиться, все будет в порядке, — парень ладонью слегка коснулся девичьего плеча и открыл входные двери. — До свидания и спасибо вам. — Не за что, но вы так и не назвали мне своего имени. Может, все-таки представитесь? — на лице ее играла широкая улыбка, а в глазах щенячья надежда. — Конечно, — парень уже закрывал дверь за собой. — Я — Хван Хенджин, — и на губах его черный оскал, а в глазах жажда крови. — Надеюсь, еще свидимся. Блондин неспешно покинул загородный дом, в который еще планировал прийти.