Сутра сердца

— Цансэ саньжэнь!!! Юная заклинательница со смехом мчалась по траве. Время от времени она оглядывалась через плечо, не сбавляя шага, и вид взбешенного Лань Цижэня веселил ее каждый раз с новой силой. Без жалкой пародии на прорастающую бородку и усов лицо его сделалось очаровательно детским, что безумно контрастировало с его поведением «строгого учителя». Строго учителя, который несется с обнаженным мечом наперевес прямо по газону Облачных Глубин… — Бегать!.. Бегать, Лань-зануда, запрещено! В ответ Лань Цижэнь лишь издал гневный высокий звук, чем вызвал новый приступ смеха. Цансэ очень хотелось увидеть его лицо в тот самый момент, когда он, ещё не знающий, что ночью был коварно побрит во сне, увидал себя в зеркале… Но караулить у покоев детей главы ордена Гусу Лань утром, после пробуждения всей обители, было совершенно невозможно. Впрочем, ожидание праведной кары за содеянное много времени не заняло и вот — обновленный Лань Цижэнь уже вылетел из своей комнаты, да так стремительно, словно преступник не только намеревался на самом деле перерезать ему горло, но и даже всё ещё находился внутри. А потом уже все Облачные Глубины наблюдали, как благонравный образец всего их ланьского благообразия совершенно безобразно гоняется за девицей… — Лань Жэнь, зануда!.. Ну ведь так тебе даже лучше!.. Лань Цижэню было всё равно. Жилые постройки Облачных Глубин скоро остались позади, выложенные плиткой дорожки перетекли в тропинки, а потом и вовсе растворились в луговой высокой траве. Юная заклинательница скакала в ней удивительно ловко и легко, будто только этому и училась всю жизнь на горе бессмертных Баошань саньжэнь, Лань Цижэнь же скоро устал вязнуть в хитросплетении стеблей и листьев и впервые осмысленно посмотрел на меч в своих руках. Можно же было просто полететь на нем и догнать в два счета… а потом? Он остановился. Действительно, что бы он стал делать, если бы сейчас догнал Цансэ? Убивать? Тоже волосы подрезать? И где?.. — Что? Уже выдохся, Лань Жэнь? О том, что выдохлась Цансэ, догадаться было невозможно. Она всё так же заливисто смеялась, переводя дух, лишь волосы растрепались, выпав из пучка на затылке, и лицо раскраснелось. — Славно повеселились! Чудесная утренняя зарядка! Теперь и медитации не надо!.. Лань Цижэнь помотал головой, потирая вспотевший лоб. Лента сбилась набок, в глаза лезла случайная прядь. — Ты… негодяйка! — выпалил наконец он. — Кто?.. — Поганка! — Тогда ты — мухомор! Лань Цижэнь опешил. — Почему? — Потому что красный в белой юбке!.. Кровь прилила к щекам, и Цижэнь проклял себя за это под заливистый девичий смех, звенящий в его ушах с самой первой их встречи. — Цансэ саньжэнь!.. Она внезапно успокоилась и серьезно посмотрела на Цижэня. — Ну, и чего ты кричишь? — произнесла Цансэ. — Тебе так жалко своей бородки? Отрастет же ещё. — Да ты хоть знаешь, сколько я ее… Как ты вообще до этого додумалась?! — Она тебе не идёт. — Какая тебе разница?.. Цансэ пожала плечами и зашагала по траве, заложив руки за спину. Ветер трепал ее платье, красная оторочка танцевала по молочному полю, словно живая. Вернув меч в ножны, Цижэнь направился следом. — С самого приезда всё это безобразие… Что ты привязалась ко мне? — Я привязалась? Это ты всё время выскакиваешь, будто из-под земли. Следишь, не иначе… — Конечно! Чтобы ты ничего не натворила! Твои невозможные выходки… — И как? — насмешливо прищурилась Цансэ. — Не натворила? Цижэнь надулся, что-то бубня себе под нос, и девушка фыркнула. — Что? — обиделся он. — Ты сердишься, как кролик! Теперь это стало ещё заметнее. — К-кролик?.. — Да! — Цансэ на мгновение задумалась. — Ты же видел кроликов, верно? Нет?! Резко схватив его за рукав, она уверенно повела Цижэня за собой. — Куда?.. — растерялся тот. — Увидишь! И Цижэнь увидел. Спустя полчаса лазаний в горах, Цансэ вывела их на опушку в кольце сосен, усыпанную кроличьими норками. Белые пушистые комочки стригли ушами, косили красными глазками и жевали траву. — Вот! — воскликнула Цансэ, торжественно поводя рукой. — Теперь, Лань Жэнь, ты знаешь, какие кролики в жизни! Ловко подобрав первого попавшегося зверька, юная заклинательница сунула его в руки растерянному Лань Цижэню. — Зачем?.. Нельзя… — Что нельзя? — Держать питомцев, 342 правило на Стене Послушания… — Но ведь подержать и содержать — это разные действия, не так ли? С ответом Лань Цижэнь не нашелся. Кролик завозился в руках, и юный заклинатель опустил его на землю. Цансэ двинулась вглубь поляны, время от времени поднимая зверьков на своем пути и вручая их Цижэню, а тот возвращал их на землю. — Куда ты идешь, саньжэнь-гунян? — Я-то? А какая тебе разница, Лань-зануда? — Мало ли что ты удумала… Смешок Цансэ снова коснулся слуха. — Ты ждёшь от меня чего-то плохого или просто чего-то? Бедный Лань Жэнь, как же тебе должно быть скучно!.. — А тебе весело!.. — Очень! Лань Цижэнь поджал губы. — Скакать по горам, как коза? Воровать локвы с кухни? Морочить голову пожилому старейшине Лань Сю? Нарушать комендантский час?.. — О, Лань-зануда, это правда очень весело! Вот ты делал хоть что-то из этого? — Нет, конечно! Это всё глупости и вздор! Или предосудительно! Цансэ закатила глаза и сунула в рот сорванную по пути травинку. Кроличья поляна осталась позади, и земля закончилась обрывом. Горы вскидывали паруса пиков из тумана, из ладоней скал обрушивался ледяной поток. Сосны крепились корнями в песчаные почвы, вытягиваясь из почти отвесных стен. Юная заклинательница уселась прямо на землю и свесила ноги. — Ты очень странный, Лань Жэнь, — наконец произнесла Цансэ. — Если бы я тебя в живую не знала, не поверила бы, что ты не придуманный. Ты какой-то… ненастоящий? Нарисованный! Я ни разу не видела, как ты улыбаешься. — И решила разозлить? — возмутился Лань Цижэнь. — А что поделать, если гнев — единственная эмоция, на которую тебя можно развести? — Да зачем тебе это?! — Интересно, что у тебя внутри. Ты не можешь быть совсем пустым. — Почему это? Цансэ подняла недоуменный взгляд. — Ты хочешь быть пустым? — «Как на пустоту взирай ты на этот мир»… — приняв безукоризненно надменный вид, принялся цитировать Лань Цижэнь, но Цансэ перебила его: — …«и разрушив обычное понимание себя, ты поборешь и смерть». Лань-зануда, ты уверен, что правильно понял суть «Алмазной сутры»? Тот опешил. — Ты читала «Алмазную сутру»? — изумлённо спросил он. Цансэ кивнула. — Читала. Это же из цикла «Сутры о совершенстве мудрости», его нельзя не знать. — Не все читали его… в таком возрасте… — Каком таком? — засмеялась Цансэ. — Я младше тебя всего на два года, а ты уже мнишь себя стариком?! Не забывай, в поколении учеников этого года ты вообще самый маленький! Лань Цижэнь надулся, но немного подумав, опустился на траву поблизости. — Наверное, — произнес он, возвращаясь к теме, — многих учеников пугает «Сутра о совершенстве мудрости в восемь тысяч стихов». — О, это всё потому, что никто не умеет читать по-диагонали… А ведь есть «Великая сутра о совершенстве мудрости», состоящая из двухсот тысяч стихов! — Ты и ее читала?! — Нет, настолько скучно мне ещё не было!.. Когда Лань Цижэнь говорил, то словно не знал, что делать со своими нервными пальцами, и постоянно то теребил край рукава, то перебирал шнурок с нефритовой подвеской, и лицо его впервые ожило интересом. Цансэ улыбалась уголками глаз. — …«в пустоте нет ни страдания, ни причины страдания, ни прекращения страдания, ни пути»! — вещала она, и Цижэнь мотал головой: — Это крамольные мысли, саньжэнь-гунян! — Нет, это «Сутра сердца»! Из того же несчастного цикла! — Это отрицание Четырех благородных истин! — Да! — Существует страдание; существует причина страдания — жажда, страстное желание; существует прекращение страдания — нирвана; существует путь, ведущий к прекращению страдания, — Восьмеричный путь! — А «Сутра сердца» это всё отрицает! Почитай и убедишься сам! И вообще, все учения, даже Четыре благородные истины, — ложь, свидетельство нашего неведения! — Тогда что есть истина? — Будды наставляли в Дхарме, опираясь на две истины: истину мирских конвенций и истину в высшем смысле! — А если они друг другу противоречат? — Кто? Будды? — Две твои истины! — Это совершенно невозможно! Они друг друга могут только дополнять! А вот люди очень даже себе могут противоречить! Вот ты например: какое-то из ваших бесчисленных правил запрещает адептам ордена Гусу Лань спорить об истине, а ты… Лань Цижэнь немедленно смешался. — Эй, Лань Жэнь. — Цансэ слегка двинула его плечом. — Ты чего смолк? Здорово же общались! Он надулся, и Цансэ засмеялась. — Какой же ты милый, когда сердишься! — Не милый! — Ты не хочешь быть милым? Почему? Это же делает тебя гораздо приятнее в общении! — Зачем мне это?! — Чтобы было легче общаться! А ещё это нравится девушкам! — Глаза Цансэ загорелись, и она подалась вперёд. — Лань Жэнь! Тебе нравится какая-нибудь девушка? Уши и щеки Цижэня залились краской. — Нет! — почти вскрикнул он. — Мне не нравятся девушки! Тонкие брови Цансэ взлетели к кромке волос. — Тебе нравятся юноши? — Нет!!! Никто мне не нравится!.. — О, так ты решил стать монахом? — Возможно! Цансэ надула губы, задумчиво потирая кончик носа. — Какие-то неромантичные потомки у Лань Аня, — произнесла она. — Вот он до того, как стать монахом, прожил очень даже интересную жизнь! И музыкантом был, и женился, и ваш клан основал, и только потом, похоронив жену, решил достигать просветления! Почему же вы все перескакиваете столько ступеней совершенствования? Это как из колыбели сразу в гроб, минуя все остальное бытие… — Это же Лань Ань! — А ты чем хуже? Цижэнь посмотрел на Цансэ совершенно ошарашенно. — Ты хочешь сказать, что мне тоже нужно идти в бродячие музыканты?.. — А почему бы и нет? Ты так красиво играешь на гуцине! Кстати, в момент игры — я видела! — твое лицо принимает очень умиротворенное выражение, а когда ты с первым господином Лань упражняешься с мечом, — совершенно обреченное. Так почему не заниматься любимым делом, если оно не только никому не вредит, но и даже пользу приносит? — Нужно себя преодолевать! Чтобы достигнуть совершенства! — Н-да? А если ты достигнешь совершенства в музыке, — это будет неполноценное совершенство? Тебе же нравится! — Причина страдания — желание… — Или лишение оного! — Именно! — Лань Цижэнь вскочил на ноги. — Поэтому надо отречься от желаний и всего мирского! — Но мир — пустота, в нем нет ни страдания, ни причины страдания! — Но есть твоя «Сутра сердца»?! — Есть! — вскочила Цансэ. Они стояли друг напротив друга на краю обрыва, в карих куничьих глазах плавилось солнце, в пылу спора сбилась лобная лента. — Я тебе ее подарю, эту сутру! И ты, Лань-кролик, поймешь, что не прав! — Я не Лань-кролик! — То, что ты меня сейчас злишь, не делает тебя менее милым! — Перестань! Ты же… — Что, Лань-зануда? — …ты можешь… Лань Цижэнь залился краской и резко сорвался с места, точно выпущенная стрела. Цансэ так и осталась стоять на месте, звонко смеясь и слыша растираемое на сосновых иглах почти нечаянно оброненное слово. — …понравиться…