Печеньки Тёмной стороны

Штаб-квартира Тёмных была… Обычной. Никакой помпы, черепов врагов по стенам и стягов Светлой стороны, потерянных в битвах далёкого прошлого. Просто парочка комнат на одной из подземных станций Тёмного Ядра. Сверху – тонны плодородного грунта и зе́мли Светлых, всегда радужные и благостные. Снизу – домашняя библиотека мистера Санда и пара тренировочных кортов Всадниц. И всё. Ни жутких лабораторий, ни морей крови, ни Гарнока в качестве домашней зверушки на коротком поводке. По крайней мере, в этом крыле. Другие, конечно, всем этим полны без меры и ещё чуть-чуть сверху. Наверное. – Проходим и не зеваем, Светлые. Не чудо света видите. Катя. Смотрит серыми, почти прозрачными глазами. Как провалы в зеркальную бездну. По спине от подобного продирается озноб. Впереди маячит мощная и широкая спина Сабины, которая не считает нужным отвлекаться на эти мелкие перепалки. Куда-то вперёд ушли Эрисса, мистер Санд и Пятая Всадница. Не до этого сейчас. В воздухе ощутимо витает напряжение, и запах у него – озон молний и ледяная стужа. Светлые и Тёмные не работают вместе. Добро не якшается со Злом. Это правило. Аксиома. Которая прямо сейчас, вот в эту самую секунду, грубейше нарушается обеими сторонами. Потому что, сюрприз-сюрприз, общий враг сближает круче любых разговоров и кровных уз. – Да уж, действительно не чудо. Захирели вы тут совсем, девочки, пыль вековая лежит. Анна брезгливо скривила губы в насмешке, демонстративно стряхивая с рукава дорогой кофты невидимую пыль. Лицо – обычное, даже симпатичное, разве что рассечённое фиолетовыми шрамами Пандории – разом приобрело все те черты, что не нравились никому. Ни Тёмным, которые были готовы изойти на пену ненависти; ни Светлым, которые в этом озлобленном человеке узнавали свою подругу с большим трудом. Было слышно, как скрипнула зубами Джесс. Змеёй шикнула Катя, ощутимо потянуло холодом и концентрированной ненавистью. Лучше спать рядом не оставаться, кошмары будут жуткими. Сабина сжала губы, но смолчала. Она в принципе больше молчала, чем говорила. Предпочитала исполнительность и неожиданность каждой атаки, редко её можно было развести на «злые монологи». Расселись за небольшим столом привычными группами. Светлые и Тёмные – друг напротив друга. На двух старых диванах поместились чудом, крепко притираясь плечами. Одно из кресел во главе заняла Сабина, закинув ногу на ногу и выглядя в нём до того правильно, что ни у кого из Светлых не возникло сомнения – она глава Тёмных. И как бы Анна не собачилась с Джесс, какую бы ненависть не питали друг к другу Катя и Алекс – решали бы всё Сабина и Лиза, как самый близкий аналог главы и голоса разума у Духовных Всадниц. До момента, пока не придут Санд и Пятая Всадница, естественно. Фрипп самоудалился из этого уравнения, оставшись медитировать в Каменном Кругу. Или заниматься чем-то другим, но явно не управлением. И потому Санд с Пятой – фигуры вне времени, краеугольные камни этих двух лагерей. По некоторым легендам – ожившие воплощения Гарнока и Айден. И только от них зависит, каким будет исход переговоров. На стене тикают простые часы в стальной оправе. Секундная стрелка молчалива, минутная – постукивает изредка и тихо, часовая – сходит с громким щелчком. Щелчок – следующий час. Вроде, пять утра. Время междумирья, когда нет ни Света, ни Тьмы, и сила отдаётся вселенскому Ничто. По крайней мере, именно такая теория была у Авалона относительно Сив и прочих ведьм. – Ну что, Светлые. Есть что сказать? Или продолжите ждать ту единственную, которая среди вас хоть что-то решает мозгом? Сабина ухмыляется криво, губы стягивают давние шрамы. Она знает, как надавить на больное, вскрыть корень проблемы. Потому что, да – без Пятой Всадницы Светлые беспомощны, пускай и пытаются не подавать виду. Первую секунду стоит молчание, Лиза страдальчески заломила брови. Только у неё хватает терпения и выдержки игнорировать подколки. Алекс и Анна же импульсивны сверх любой меры. Первая – потому что не считает нужным удерживать всё в себе, фильтр между мозгом и языком – а зачастую и руками – у неё отмер уже давно; вторая – потому что Пандория знатно подпортила ей и характер, и голову. Новому спору – возможно, даже с рукоприкладством и уничтоженной мебелью – не даёт начаться Эрисса. Она влетает в тёмную комнату ярким вихрем, сразу же стягивает всё внимание на себя. Живой клубочек хаоса. – Ох, вы бы слышали, вы бы слышали! Как они говорят, ух! Аж перья летят. И Санд был готов рвать на голове волосы! А Светлая ему помогла бы! Младшая Тёмная весело, заливисто смеётся, как никогда напоминая обычную взбалмошную девчонку. В руках у неё тарелка с чем-то не совсем понятным, но, вроде как, съедобным. Эрисса ставит её на стол, подтыкает ближе к центру, бесцельно суетясь. Спустив с рук груз – разворачивается, оценивая ситуацию. Насмешливо щурится, по-детски хитро фыркает: – Ой, ну что вы тут устроили! Воняет ненавистью, фу! Мы же должны стать лучшими подружками. Лиза, хочешь быть моей подружкой? Я могу связать тебе платье. Куколку. Может, плюшевого Старшайна? Лиза, до этого ещё держащая себя в руках, сжимает кулаки. Трёт сбитые костяшки, как бы намекая, что подраться не прочь так-то. Цыкает устало и раздражённо: – Только попробуй, Тёмная. Придушу. – Ну уж нет, детка, в очередь. Душить Эриссу буду я. Все разом глянули на Сабину, которая меланхолично поскребла щеку и ею же опёрлась на раскрытую ладонь. Эрисса засмеялась ещё громче, почти истерично. Резко, неестественно успокоилась и двинулась ближе к Главе. Встала у подлокотника кресла, хлопая ресницами и жеманно протягивая: – Ну мама-генерал, почему ты меня не любишь? Я ведь так стараюсь, так стараюсь! И вообще, маленьких обижать нельзя! Ой! Как только мелочь оказалась в пределах досягаемости, Сабина, не скупясь на силу, прописала хороший такой подзатыльник. Светлые, даже Линда, ехидно разулыбались, щуря глаза в сторону обиженно бубнящей Эриссы. – Я к ним с душой, с печеньем! Сама готовила! А они!.. Злые вы все, не буду с вами дружить. Всё! Уйду от вас в лес! Начну вуду заниматься! Гарнока выпущу! – Не поминай Гарнока всуе, мелочь. И поверь, ты не хочешь его выпустить. Никто не хочет. В словах Сабины была та самая застарелая, глубокая тоска, исток которой был скрыт от всех. Возможно, даже от неё. Все смолкли. Даже часы, кажется, остановили свой бег, перестали отсчитывать минуты-постукивания. Первой от этой чёрной, душной меланхолии, которая окутала всех разом, очнулась Эрисса. Что в ней было потрясающим – так это непосредственность, возможно, вычерпанная именно из этого детского образа. – Давайте поедим! Я печеньки сделала. Каждому своя, честно-честно! С душой подходила, всю себя вложила! Словно в доказательство слов, Эрисса подтащила ближе тарелку. Подняла одну из печёных форм – и в ней без труда можно было узнать её саму. Хвостики, нитки, яркий крем-глазурь жёлтого цвета в форме платья-свитера. Рядом – плюшевая лошадка, её вечный спутник. Все невольно обратили внимание на выпечку. Каждый, так или иначе, узнал себя. У печеньки-Сабины были подрисованы сердитые бровки-домики, Катя поднимала вверх снежинку, как диско-шар, Джесс пририсовали здоровенные губы-поцелуйчики и зеркальце. Смешнее было только наблюдать за Светлыми, которые откровенно выпучились на это художество. Анне добавили острую клыкастую улыбку монстра, Алекс метала молнии с запрокинутой в дьявольском хохоте головой, Линда балансировала книжкой на голове, Лиза крутила из лассо удавку. – Нравится?! Я очень старалась, правда-правда! Сабина, сначала хмуро осмотрев свою фигурку, откровенно заржала с изображений Светлых. Утерев метафорические слёзы, фыркнула: – Эрисса, зайка, мне очень нравится. Потрясающая работа. Надеюсь, без мышьяка? Мой организм усилен, конечно, но мышьяк всё ещё не вкусный. – Чистые печеньки! Вот! Эрисса надкусила свою со стороны ног. Активно зажевала, демонстративно облизываясь и улыбаясь. Тёмные постепенно разобрали свои печенья, тихо похрустывая слегка передержанным тестом. Лиза, хмуро осмотрев их пустые физиономии, взяла собственную фигурку. Повертела в руках. Со словами «Да и ладно!» надкусила лассо. Тёмные вяло зааплодировали, Эрисса издала победный клич. Постепенно подтягивались и остальные. Последней была Алекс, которая из принципа ела выпечку с выражением отвращения на лице. Когда стих последний хруст, опять опустилась тишина. Но она была куда менее неловкой, чем до этого. Видимо, еда сближает. За дверью послышались шаги, и все подобрались, сели прямее, разом надевая серьёзные маски. Санд не изменял себе – военный плащ, мешки под глазами и постное лицо. Рядом стояла Пятая. – Ну что, девочки? Работаем. Потом всё завертелось, закрутилось в дикой пляске очередной заварушки, которую им пришлось переживать плечом к плечу. А после разгребать последствия. Тоже вместе. Это был первый шаг смешивания Тьмы со Светом, Добра со Злом. И они неплохо сработались, надо сказать. А на тарелке в теперь полу-заброшенном бункере так и остались лежать печенька-Санд и печенька-Пятая.