Клубничное печенье

Дни, проведённые в запертой комнате, переплетались с визгами, слезами и отчаянными попытками вырваться, но Кашин всегда был рядом. Он приходил молча, приносил еду, садился в кресло напротив и смотрел на неё так, словно любая её боль была и его болью тоже. Сначала она кричала на него, обвиняла, требовала, чтобы он отпустил её, называла монстром и другими словами похлеще. Но Данила словно не слышал обид. Всё, что он делал, — спокойно говорил, что теперь он её защитник и что она, возможно, когда-то это поймёт. Его молчаливая уверенность постепенно начинала казаться ей пугающе искренней, пробивая стены гнева, и в один из дней она, устав от собственных эмоций, впервые заговорила с ним по-другому. — Почему я? Почему ты выбрал именно меня? — в голосе уже не было ярости — только тихое недоумение. — Ты была как свет, — тихо произнёс он, как и всегда не прерывая зрительного контакта. — С каждым разом, когда я видел тебя, мне казалось, что в этом мире есть что-то чистое и красивое. Я хотел быть частью этого, даже если это значило смотреть издалека. Ты жила так, как я не мог. Эти слова пронзили сердце насквозь. В душе что-то дрогнуло. Она по-прежнему боялась, но теперь ей хотелось понять, что скрывалось за этим странным и будоражащим нутро взглядом. Постепенно она начала замечать его заботу в простых вещах: он приносил ей её любимое печенье, пёкся о том, чтобы ей было тепло, пытался узнать её мысли и переживания. Впервые она начала ощущать, что кто-то видит её по-настоящему. И хотя её гнев ещё не исчез, страх понемногу растворялся в странном чувстве понимания и вовлечённости. Он был частью её жизни здесь, и теперь, по прошествии времени, ей казалось, что это, пусть и ненормально, но стало привычным. Ночами, когда ей не удавалось уснуть, он безмолвно сидел рядом. Иногда она ловила себя на мысли, что его тихие разговоры успокаивали больше, чем любые уговоры. Однажды он сказал, что любит её — в этот момент его голос дрожал от волнения. Непонятное тепло разлилось по телу, и её охватила смесь жалости и странной нежности к человеку, который готов был пожертвовать собой ради неё.