У нее золотые глаза

— Доброе утро, мистер Смит! Как вы спали сегодня? Черные юбки горничной прошуршали к столу, с легким дребезжанием оставляя там серебряный поднос с утренним чаем и тостами. После чего прошли дальше, к окну, и раздернули плотные льняные шторы. Со стороны узкой одноместной кровати, зажатой между стенами мансардного ската, раздался сонный вздох просыпающегося мужчины. — Хорошо, Марта, спасибо. Несмотря на то, что мне порой снятся невообразимо яркие сны, я даже успеваю отдохнуть. Это странно и забавно одновременно. Он негромко рассмеялся, растрепав волосы. — И что же вам снится, мистер Смит? — с замиранием сердца спросила горничная, украдкой наблюдая за тем, как молодой симпатичный учитель набрасывает на пижаму коричневый халат в шотландку и присаживается за рабочий стол, за которым он, по причудливой привычке, завтракал. Из широких рукавов на мгновение показались белые манжеты пижамы в голубую полоску. Его любовь к белым пижамам в голубую полоску всегда казалась Марте слегка странной. Придурковато странной, можно было сказать. Конечно, она понимала, что Доктор все еще Доктор, даже несмотря на то, что он стал человеком на время. Но почему именно такие? Только такие? У Марты не было на то ответа, она просто шла за своим господином (в этом веке!) и несла коробки с одинаковыми белыми пижамами в голубую полоску. Может, дело было именно в полосках? На всех (целых двух) костюмах, что он носил, будучи собой-собой, тоже были полоски. На коричневом синие, на синем… коричневые, как неожиданно. Он привязывался к вещам, как ребенок. Включая галстуки в цветочный узор, очень плохо сочетающиеся с полосками. О цветах Марта старалась не думать. — О, очень многое, — помолчав, махнул рукой мистер Смит, взяв с подноса тост и клубничный джем. — Не бери в голову. Марта лишь тихонько вздохнула. Видимо, сегодня опять будет обычный день. — Приятного аппетита, мистер Смит, сэр. — Спасибо, Марта. Можешь идти. И кстати. Она остановилась на пороге, и когда она повернулась, в ее глазах было слишком много надежды. — Постарайся больше не входить в мою комнату без стука. Как ножом по глотке. — Конечно, сэр. Простите меня. — Иди, Марта. * * * Почти два месяца их быт был неизменен. Вообще казалось странным, как они удачно и гладко влились в мирную жизнь академии для мальчиков на окраине Хэмпшира. Видимо, талант не пропьешь и не спрячешь в часах, и невыносимая болтливость Доктора и его познания в науках позволили ему устроиться на эту работу. И устроить Марту горничной. Конечно, что еще оставалось ждать темнокожей девушке в начале двадцатого века? Это консервативное общество ее доконает, но приходилось сцепить зубы и терпеть. И не особо приятную работу, и издевки со стороны недалеких богатеньких мальчишек, которые здесь учились. Но больше всего — равнодушный взгляд человека, бывшего когда-то Доктором. Более равнодушный, чем обычно. Ее часто ставили на место, как выражались эти чопорные консерваторы. Ее свободный нрав девушки из двадцать первого века искрил во все стороны, как неисправленная ТАРДИС, а она могла только и делать, что вспоминать и изредка посещать эту невероятную синюю будку, которую она успела полюбить за время их путешествий. Сейчас потухшую, пустую и одинокую, как чувствовала себя и сама Марта. Но что было более значимо, так это то, что Доктор тоже вспоминал ее. У него был дневник, который тот вел со времени их прибытия сюда. Коричневый, обернутый ленточкой. Очень важный для него дневник. Мистер Смит никогда не показывал его Марте, хотя порой она и видела, как, проснувшись куда раньше обычного, он садился за свой письменный стол и что-то быстро и хаотично писал в нем. Или же рисовал, неловко разбрызгивая чернильные капли по всему столу, и ее невероятно подмывало найти этот дневник и посмотреть, что же там. Вспоминал ли он свои странствия? Их странствия вместе? Ее?.. Хрупкая надежда в душе Марты была одинока, и поэтому в особо отчаянные дни уходила, оставив зажженной лишь крошечную свечку. До того самого утра. * * * …Сон казался таким ярким. Таким живым, что можно было почувствовать тепло золотого сияния, исходящего от нее. Девушки с золотыми глазами. Она смотрела с таким выражением лица, словно знала его всего до каждой самой потаенной тайны. До каждого спрятанного давно и очень глубоко секрета. И молчала. Почему она всегда молчит? Такая красивая. Такая… родная. И такая далекая. Золотое сияние сливается с ней. Ох, Боже, она великолепна. Величественна, как богиня. Ее сила поглотит весь мир, всю Вселенную, если она того захочет. Она дарит жизнь. Она меняет историю и самую материю бытия. Джон чувствовал себя ничтожным по сравнению с ней. Но она была здесь. Хотела взять его за руку просто для того, чтобы почувствовать его… снова. Снова? Они были знакомы? Они встречались? Что было между ними? Почему ему так тоскливо видеть грусть и дорожки от слез на ее лице? Она плакала из-за него? Что произошло? Почему в груди так больно?.. * * * Сегодня он проснулся очень рано. Марта зашла к нему в комнату со стуком, и старалась как можно сильнее не шуметь, чтобы не отвлекать от процесса творения-вспоминания. Пока он был настолько поглощен своими записями, она оставалась по-настоящему незаметной для него. Ей ничего не стоило зайти ему за спину — подальше от окна, чтобы не отбросить тени и не выдать себя, — но одно неловкое движение все испортило. — Марта? Он на автомате прикрыл новый рисунок девушки, как показалось Марте, рукой и недовольно нахмурился. — Да, сэр. Я просто… — Если мне что-нибудь понадобится, я найду тебя. А теперь иди, ты свободна. — Да, сэр. Проклятье. Дневник опять оказался для нее недоступен. * * * Первой, кому показал дневник мистер Смит, была, увы, не она — проводившая с ним большую часть времени, — а сестра-хозяйка Джоан Редферн. Миловидная светловолосая (это его фетиш, что ли?!) женщина, полноценное дитя нынешнего века. Простая как однопенсовая монетка. Она листала его дневник как диковинку, непонятную для нее, и слушала его бессмысленную на первый взгляд болтовню. До тех пор, пока ее внимание не привлекла одна страница. — А вы знаток в красивых девушках, — с легкой ноткой ироничной ревности проговорила она. — Ах, да. Это Роза. Мой выдуманный персонаж, — торопливо проговорил мистер Смит. — Она порой мне снится. Не знаю почему, довольно часто. Но она не настоящая, я сам назвал ее так. Роза. Всюду Роза, даже в его снах. Эта незнакомая Марте идеальная Роза, про которую Доктор не может забыть, даже позабыв все остальное. — Странно, но она всегда исчезает… — задумчиво проговорил он, неловко почесав затылок. — Но, так или иначе, это ведь всего лишь выдумки, верно? — Я с удовольствием их прочитаю, — улыбнулась сестра Редферн, прижав дневник к груди. Марта только вдохнула про себя. Для нее это будут всего лишь фантастические рассказы, не более. * * * — Марта, что я говорил тебе насчет входа без стука?! …Да что он в ней такого нашел?! Боже, Марта никогда не думала, что будет чувствовать себя именно так. Неужели все действительно настолько сильно зависит от цвета волос? Он западает только на блондинок?! Это просто смешно. Или же правила этого мира, с его кастовой значимостью и цветностью, настолько впитались в кожу бывшего Повелителя Времени, что обычная девушка с окраины была для него более подходящей пассией? Несправедливо. Со всех сторон, как ни посмотри. Она не была им замечена будучи спутницей невероятного путешественника во времени и пространстве с далекой планеты Галлифрей. Но сейчас он — обычный человек, и что же? Все повторяется. Это просто нечестно. Только и оставалось, что разговаривать с видеозаписью об этом. О том, что Джон Смит просто взял и влюбился в человека. * * * …Это уже было знакомо. Не здесь и не сейчас. Очень давно, далеко, и вместе с тем — совсем рядом, за переборкой сознания. Плачущие от страха мальчишки, сжимающие оружие в неверных руках. Они не должны убивать. Никто не должен убивать, это неправильно. Отбирать жизни против воли… Пальцы сжались на прикладе, задрожали у спускового крючка. Под шум пальбы, под сизый дым, пахнущий порохом и гнилой соломой, под далекие крики команд пробивается в памяти совсем иной шум. Жара, оранжевое зарево среди каменных переулков. Кричащие от ужаса люди. Их уничтожали сотнями, тысячами, миллионами… Настоящий геноцид, совершаемый чужими руками. Приходилось защищаться, но как? Как убить, если все, что хочется в данный момент — это сохранить жизнь как можно большему количеству существ? Зачем бессмысленные убийства? Ради желания просто убить? Это неверно. Это какая-то извращенная, чужеродная логика. Никто не должен умирать. Тем более дети. Детей нельзя убивать… …Два миллиарда четыреста семьдесят миллионов… * * * — Я… Я Джон Смит. Джон Смит! И никем больше не хочу быть! Его отчаяние поглощало. Сдержанный, истинный англичанин, он был в ужасе от того, что развернулось перед ним. Он доказывал им и, казалось, всему миру, что ему не нужно ничего больше. — Я хочу его жизнь, его работу, его любовь! Неужели нельзя быть просто Джоном Смитом?! Этого недостаточно? Неужели он настолько плохой человек? Сердце Марты разрывалось на части. Она видела его искренность. О, как этот человек хотел быть просто Джоном Смитом, школьным учителем. Созидать, приносить пользу подрастающему поколению. И, наверное… ей было страшно, до ужаса это признать… Но, возможно, именно сейчас, впервые за все время, Доктор был с ней полностью откровенен. И ему действительно хотелось, в глубине души, быть обычный человеком… жить спокойно, работать с детьми — ведь он так любит детей! И жить простой жизнью. Любить… — Но нам нужен Доктор… — вынужденно простонала она, глядя на Семью и ТАРДИС за каменной оградой. Человек слева от нее замер с выражением отчаяния на знакомом до боли лице. — И что же тогда? Я — ничтожество? Просто выдумка. Рассказ. * * * Дочитанный и перечитанный множество раз за утро дневник лежал на столе, все также перетянутый лентой. Джоан больше к нему не прикасалась, ей нужно было время. Картина мира постепенно складывалась, как старый паззл, в котором не доставало кусочков логики и здравого смысла, а еще — более широкого взгляда на мир. К сожалению, этого у Джоан действительно не было. — …Вы вернулись? — Да. Он выглядел точно так же, но… иначе. Не осталось ничего от того милого, немного нелепого, но ужасно человечного Джона Смита. Сейчас перед ней высился именно Он — Повелитель Времени. Существо, которое ей никогда не постичь. Существо с глазами до того древними, что у Джоан не хватало духу посмотреть в них. Ей казалось, что хватит мгновения — и она растворится в нем, как песчинка в океане, настолько крошечной и ничтожной она казалась себе в данный момент. Отвечая на простые вопросы, он не врал ей — и при этом Джоан словно отрезало от него стеной из стекла. На вид хрупкого, но на деле прочнее алмаза. Стеной, имя которой «нет». Нет, он не вернет ей Джона Смита. Джон Смит, ее любимый учитель, запрятан где-то очень глубоко, ей не добраться. Одинокие… такие одинокие и холодные глаза. Когда-то на нее смотрели такие же. Из зеркала, с ее собственного лица. Глаза вдовы. Глаза вдовца… Джону Смиту она нравилась. Действительно нравилась. Он жил своими мечтами и снами, его грезы были яркими и захватывающими воображение, но то видение, что показали им обоим часы, было действительно правдивым. Человек бы это исполнил. Но Повелитель Времени… «Тебя ждет столько приключений. И это — не одно из них»… В то самое мгновение ей показалось, что она увидела отражение. Словно он уже слышал эти слова. Словно они ему знакомы. Он отчаянно крикнул «Но для МЕНЯ — оно возможно!», но словно не для нее. Золотистый отблеск, так далеко внутри него. Золотистый отблеск чужих глаз… Он сделал свой выбор тогда. И Джоан знала — Доктор любил не ее. Она ведь дочитала дневник. И там, на последних страницах, она все увидела и поняла. Компаньон. Попытка. О, Доктор, не обманывайте себя… Девушка, что была с вами так много, девушка, которую вы видите каждый день, она готова была убить ради вас… а вы даже не могли вспомнить. Лишь пучок черных волос и огромный знак вопроса на лице. Она была вашей компаньонкой. И что же? Ее любовь смогла растопить ваше сердце? Нет, не получилось. Вас преследуют иные видения… видения лица в ящике… видения совершенного цветка… Джон Смит мог с ними сражаться. Лишенный воспоминаний о былом, он мог дать себе шанс. Но вы, Доктор… Вы — другой.