Кофе со сливками

— Джентльмены! В благодарность я готов, пока живу здесь, угощать вас своим лучшим кофе!!! Этот человек Марко был совершенно невыносим, считал Куруфин. Особенно в своей пылкой благодарности. Их, троих Средних, угораздило, возвращаясь с охоты, спасти в бурю караван невезучих переселенцев, стремившихся в то самое Сан-Франциско. Но их, по словам вожака каравана, всю дорогу преследовали неудачи. Ломались оси фургонов, болели и сменялись предводители, отделялись люди, оседая по дороге в ожидании других попутчиков или уходя быстрее вперёд. Куруфин тогда посмеялся над их суевериями безжалостно. Карантир попытался поторговаться, во сколько они оценят починку очередных старых повозок, но у этих людей уже мало что осталось, кроме вещей и собственных рук. Даже шумный Марко печально и неловко признавался в своем безденежье. Бросить их тогда в пустошах перед надвигающейся бурей было бы легко и разумно. Если бы не другая разумная мысль. Он первый об этом подумал, но вслух высказал ее Морьо: — Здешнее слово "репутация", Курво. Три десятка брошенных и погибших в бурю скажутся на ней очень скверно. — Мы дождемся, что нам с этой репутацией сядут на шею. — Не беспокойся, я способен вас уберечь. — Твоя жадность, хочешь ты сказать. — Моя предусмотрительность. После этих слов Морьо все же починил обе проклятые оси очень быстро. И предрек людям, что если они не устроят себе хорошую стоянку и не починят в своем старье все что можно и что нельзя, их неудачи однажды закончатся печально. Особенно где-нибудь в глубине ущелий Кордильер. Переселенцы божились, что сделают все, но цену этим словам Куруфин уже знал. Ломаный цент. В Парадайз-Спрингс въехали уже в бурю, и люди едва держались на ногах под потоками воды и порывами ветра. Но именно город буря задела лишь краем, растрачивая мощь на тех безлюдных просторах, из которых они все только что столь удачно сбежали. Грозы и бури здесь были восхитительные, Куруфин от них глаз не мог оторвать. Горы туч в небесах, огромные облачные вороты, ветвящиеся молнии и порой спускающиеся из облаков вихри-воронки... Сейчас такая вспахивала землю где-то позади них в пелене дождя, оторваться было невозможно, и Турко пришел чуть не за шиворот тащить его под крышу. Все они умели рисовать — и ни один из них не был полной силы живописцем, чтобы запечатлеть в красках эту мощь. Люди смотрели назад с ужасом, ведь вся эта красота разгулялась бы прямо над их головами. Над городком просто шел сильный ливень. В последние годы летних засух здесь не было, ручьи и речушка не иссякали ни разу, и даже Куруфин перестал гнать от себя мысль, что причина в них самих. Быть может — правда. Быть может, в искаженном людском мире само их присутствие становится благотворным, и это даже не их заслуга. Просто свойство Вернувшихся. Часть переселенцев впустили переждать непогоду в зал салуна, и человек по имени Марко шумел громче всех. Темноволосый и темноглазый, полный и невысокий, он словно бы занимал больше всех места, больше всех требовал и во время речи махал руками, словно помогал говорить самому себе. Вот тогда, пока Куруфин стряхивал воду с куртки и отжимал мокрые волосы, Марко и выдал свое обещание — громкое, напыщенное и хвастливое. — Хочешь сказать, — бросил ему Куруфин, — это горькое чёрное пойло можно хоть чем-то улучшить? — Чёрное пойло?! — Марк выпучил глаза. — Джентльмены, все, что делают в ваших краях с этим благородным напитком — чудовищно! Просто чудовищно! Издевательство и перевод продукта! — Эй, полегче, — обиженно сказал хозяин Пол. — Здесь варят нормальный, настоящий кофе. Мы не грязнули с торгового поста, и не нищие, чтобы ячмень обжаривать. — Ячмень! — Марко воздел руки к небу. — Не произносите этого слова при мне! Дорогой хозяин, если вы мне одолжите кофе и сковородку, и также сливки и сахар, я приготовлю такой напиток, который здесь не пробовал никто отродясь! Раз уж у меня не осталось ни гроша, я смогу хоть так отблагодарить вас за заботу! — Это если тебя хозяйка моя на кухню пустит и кофе одолжит, — хмыкнул Пол. Впрочем, запрещать гостю чудить он не собирался: все развлечение, когда зал забит женщинами с детьми и снаружи льет дождь. Размахивая руками, Марко унесся внутрь — уговаривать хозяйку. Первоначально, судя по негодующим крикам, его оттуда вышвырнули, но он тараторил беспрерывно, увещевал и упрашивал — и вскоре ругань стихла и послышался стук посуды. Это было по меньшей мере забавно. Смешной человек умел быть если не убедительным, то настойчивым. Не менее настойчивым, чем когда уверял, что растратил все средства на подготовку к дороге... Раздраженная хозяйка объявила Полу, что пока этот возится на ее кухне, ужина ждать не стоит, и гордо удалилась. — Забавный талант убеждать, — заметил Морьо, плеснув в привычно гадкий кофе немного из фляги. Он тоже был мокрым с головы до ног, черные волосы липли к раскрасневшимся щекам. И если согревания ему и не требовалось, как промокшим людям, то все же ощутить внутри жар от выпивки было приятно. — Только ли убеждать? — подумал Куруфин вслух. Медленно поднялся и бесшумно двинулся в сторону кухни, вспоминая настойчивые советы и уроки Маглора. Быть незаметным. Быть частью всего, что вокруг. Думать о себе, как о тени. Тень окутывает с головой, тень ложится на стены и пол, просто ещё одна тень среди прочих... Это не шум шагов, это сама по себе скрипнула рассохшаяся доска, это трескучий смех старухи из зала... Громкий трескучий звук донёсся уже из кухни, и, скользнув в незапертую дверь, Куруфин понял, что это было. Кофейное зерно, высыпанное на сковороду. Он поколебался мгновение, взвесил прошедшее время и начал считать удары сердца, как привык в мастерской, если в водяных часах не оставалось воды. Марко не замечал его, стоящего в дверях. Он смеялся, бурчал себе под нос на своем наречии и казался очень доволен жизнью. Мысли его были словно рябь на поверхности — как это бывает с людьми, в одиночестве он чувствовал себя в безопасности и раскрылся сам перед собой. Вот он снял сковороду кофейного зерна с огня и начал стремительно пересыпать из одной миски в другую, стараясь охладить как можно скорее, а затем рассыпав на позаимствованном полотенце... Курво втянул запах и усмехнулся. Он возобновил счёт, когда Марко закончил молоть первую порцию кофе и поставил на огонь не здешний высокий кофейник, а принесенную с собой маленькую медную колбу, тоже сужавшуюся кверху. Время важно везде. И лишь когда Марко вылил свою порцию кофе в чашку, затем тонкой струйкой влил туда сливки и довольно потёр руки, готовясь нести кофе в зал, Куруфин шагнул вперёд, разрушая свою незаметность. Человек подпрыгнул и выронил полотенце. Куруфин с улыбкой пригубил кофе. Замер на несколько секунд. — Я не люблю, когда лгут моим братьям, — сказал он медленно. Злость его растворялась в удивительно приятном горьковатом вкусе, которого он не ждал, не мог ждать от того, что всегда было хоть и бодрящей, но довольно противной жижей, один гадкий вкус которой выдирал из любой дрёмы. Растворялась, но не до конца. — Но если он принял решение помочь, — сказал Марко, задрав голову и попятившись, — разве он не принял и риск, что я мог сказать неправду? — Он, но не я. — И поэтому... Синьор?.. — И поэтому... — Куруфин сделал второй глоток. Улыбнулся менее мерзко, чем хотел. — ...Вы сварите вторую порцию при мне. Покажете, как. И расскажете немного... Теории. — Синьор!! Вы хотите меня разорить?! О боже! — толстяк вцепился себе в волосы. Он снова не совсем лгал. Он словно бы играл для одного зрителя. — Я кузнец, а не повар и не ресторатор. Но вы исполните мою просьбу. Мне же не нужно делиться своими мыслями о ваших спрятанных деньгах с хозяином и с моим братом? — Вы! Вы отвратительны, синьор шантажист! — сказал человек с глубоким чувством и даже с оттенком уважения. — Мы договорились. Начнем? — Куруфин улыбнулся в ответ. Люди бывали... Забавными в своей лжи, думал он, следя за коричневыми пузырьками вдоль края маленькой кофеварки. Вторую чашку он тоже выпил сам, чтобы убедиться в правильном результате. И все же Марко не удержался. — Вы все равно не сможете его повторить! — заявил он. — Не надейтесь! — Как вы жарили зерно, я тоже знаю, — заметил Куруфин. — Сеньор, вы... Вы... Да вы просто дьявол какой-то!!! Здесь никого не было! — Не буду убеждать. На лице Марко отразился страх, и эхом вспыхнула досада. Вот же сделал глупость, напугал суеверного! Сейчас перетрусит насмерть, потом начнет болтать обо всем направо и налево, чтобы утихомирить страх! И тут толстяк выдохнул и засмеялся. Куруфин поднял брови. — Сдаюсь, — сказал Марко, улыбаясь. — Вы выиграли. Так меня напугать не удавалось ещё никому... Снимаю шляпу, синьор! Вас не провести! Вот только вам не удастся завести кофейню в этой глуши. Чувствую, синьор конкурент, я скоро встречу вас в Сан-Франциско. Удачи вам! Но уверяю, настоящего мастера вам все равно не одолеть! — снова сказал он напыщенно. Куруфин помолчал. Такого радостного и честного признания проигрыша он не ждал. — Не встретите, — сказал он коротко и вернулся в зал. Пол вздрогнул от неожиданности, увидев его. — Как же вы все бесшумно ходите иногда, мистер Финн, мороз по коже! — Дурная привычка, — откликнулся Морьо с усмешкой. Объяснение горожан про их якобы войну с индейцами в Канаде медленно, но верно превращалось в "войну с бриташками". Мешать людям сочинять объяснения пока никто из семерых не захотел. — Удалось узнать что-то новое? — спросил Келегорм с нетерпением. — Да, — сказал Куруфин медленно. — Он меня... Удивил. — Секретом варки кофе, я надеюсь? Из внутренних дверей появился Марко с подносом. Двигаясь привычно и довольно легко для толстяка, он почти подбежал к столу, поставив перед Карантиром и Келегормом две полные чашки. Третью он с улыбкой унес на стойку, к Полу. Оттуда послышалось удивлённое восклицание. — Не только, — Куруфин смотрел, как расширяются от изумления глаза Морьо, слушал, как восхищённо выругался Турко, едва отхлебнув. — Не только...