Лав-Лав

      С самого первого дня в Хогвартсе он считал Лаванду Браун самой красивой девушкой на всём факультете. Для него она всегда выглядела такой нежной и ранимой, как хрупкие цветы лизиантусов. Невилл не понимал, как этого не видят другие. Лаванду называли модницей и сплетницей, но никак не ранимой девочкой.       Невилл вообще на самом деле видел многое. Просто предпочитал не заострять на своей проницательности внимание окружающих. Так было спокойнее. Так никто не обращал к нему много внимания. По своему опыту Невилл знал, что чужое внимание это к беде. Взять хотя бы его дядю Элджи, из-за которого он мог умереть, или профессора Снейпа, из-за которого далеко не всегда получалось уйти с занятий по зельеварению в целости и сохранности.       Влюблённость Лав-Лав в Рона показалась Лонгботтому невероятной глупостью. Ну где Лаванда и где Рон? Они же из абсолютно разных миров! Как она могла этого не понимать? И нет, это говорила в Невилле не ревность. Он не был влюблён в Браун. Он лишь искренне считал её красивой и иногда любовался ею, как любуются цветами в саду. И всё же, когда девушка убивалась слезами из-за разбитого сердца, Лонгботтом не смог остаться в стороне. Многим, кто как и он к тому времени рассмотрел в ней милую и ранимую личность, хотелось её утешить. Лаванда была солнышком, а солнце бывает обжигающим, потому и сплетни, которые она с Парвати собирала и распространяла, часто обжигали другие такие же нежные души.       В тот день Невилл нашёл тихо рыдающую Лаванду в одном из малолюдных коридоров замка. Он несколько минут мялся в стороне, не решаясь подойти к ней, пока девушка сама его не заметила. Она горько улыбнулась и шмыгнула носом. Удивительно, но рыдать она перестала, лишь украдкой вытирала пробивающиеся непрошенные слезинки.       Сильно покраснев, Невилл всё же подошёл к ней и присел на подоконник рядом. Какое-то время они молчали, смотря в окно и наблюдая за тренирующимися на квиддичном поле гриффиндорцами. Когда находиться рядом стало совсем неловко, Невилл тихо сказал то, что уже несколько раз прокручивал у себя в голове: — Он совершенно не достоин твоих слёз. Знаю, что ты со мной не согласишься, но я считаю, что Рон тебе не ровня. Тебя достоин кто-то другой. Более честный, верный и... заботливый? Не уверен, что у нас на курсе есть хоть кто-то, кто смог бы соответствовать тебе, — парень боялся смотреть на Лаванду, а волшебница в свою очередь была искренне поражена таким словам и тому, кто их ей сказал. — Рон он... толстолобый. И не видит дальше собственного носа. Не понимаю, что вы в нём нашли. — Ну, — тихо протянула Лав-Лав, — он сильный, мужественный и уверенный в себе. — И при этом неопрятный, а про то, как он ест вспоминать не хочется.       Лаванда хихикнула. Невилл недоумённо посмотрел на неё, и девушка снова засмеялась, а после с улыбкой пояснила своё веселье: — Не ожидала от тебя, что ты можешь кому-либо дать такую характеристику.       Только-только вернувший себе обычный цвет лица, Невилл снова вспыхнул от смущения. Взгляд его приковался с небольшому цветку лизиантуса, что он крутил между пальцами. — Знаешь, с чувствами так бывает, что мы совершенно не можем ими управлять, — теперь Лаванда говорила тихо и грустно. — Наше сердце само решает в кого влюбиться и кого полюбить...       Цветок в его руках гриффиндорка так и не заметила, а Невилл просто не знал, что ей ответить. Едва ли он мог сказать, что влюблялся и понимал о чём говорила Браун.       Всё также отчаянно краснея, он впервые за весь разговор взглянул на Лаванду и протянул ей цветок, который держал весь их короткий разговор. — Ты очень красивая, Лаванда. Просто знай это.       Девушка от чего-то тоже вспыхнула, но подарок приняла. Можно сказать, что в этот день на впервые обратила своё внимание на неуверенного Невилла и, что особенно её удивило, он ей понравился! Не то, чтобы она влюбилась в него, как в Рона до этого, но теперь стоило ей увидеть его, то сердце отдавалось волной тепла в груди.       Нет, не так. Она всё же влюбилась в Невилла, но несколько позже, когда сначала узнала о его смелом противостоянии Пожирателям смерти, а потом когда он помог ей с близняшками Патил вынести чемоданы из Хогвартс-экспресса. Это было так... по-джентельменски? Лав-Лав не знала какое определение лучше всего сможет описать её чувства и ощущения в тот момент. К удивлению подруг, она тогда снова была смущена и отводила глаза в сторону, когда благодарила однокурсника за помощь. — Лав, не узнаю тебя, — прошептала ей Парвати на ухо, когда Невилл отошёл от них на достаточное расстояние, чтобы не слышать этого разговора. — Ты чего? Это же Невилл! — Ничего, — Лаванда рассердилась на себя и подругу. На себя из-за этого глупого смущения, а на Патил из-за этих глупых и неуместных вопросов.       Парвати и Падма переглянулись и не стали развивать эту тему дальше. Если подруга захочет, то сама поделится переживаниями. Близняшки видели, что что-то происходит, и что Браун сама не могла понять, что именно.

***

      Лето перед последним курсом изменило Невилла до неузнаваемости. Нет, он выглядел всё также, но смотря на него, Лаванда видела немую решительность и силу. Неуверенный в себе мальчик повзрослел и стал мужчиной. Это было видно в развороте его широких плеч, в прямой мужественной спине и в его взгляде.       Сколько раз за этот учебный год он спасал их и малышей от пыток Пожирателей? Браун сбилась со счёта. И однажды её нежное сердце этого не выдержало. Придя в больничное крыло, она застала Лонгботтома сидящем на постели и пустым взглядом сверлящим стену. Так, как она рыдала у него на груди, Лаванда никогда не рыдала. Она обрушила на обескураженного и не ожидающего подобного парня такую лавину боли и отчаяния, что сама поразилась тому, как ему хватило смелости и выдержки, чтобы успокоить её. — В следующий раз он убьёт тебя, — хриплым после истерики голосом сказала Браун, когда успокоилась. — Я что-нибудь придумаю, — пообещал ей парень, но Лаванда не поверила ему. — Нет, — твёрдо сказала девушка и выпрямилась. Последний раз протерев слёзы, она уверенно посмотрела Невиллу в глаза. — Вместо прямого сопротивления мы можем действовать тайно и скрытно. — Что ты имеешь в виду? — Отец рассказывал, что в прошлую войну с Тем-кого-нельзя-называть были группы волшебников, которые выступали против Пожирателей смерти тайно, не от лица правительства. Они подставляли точно известных носителей метки и срывали их нападения, если это было возможно. Мы можем также действовать здесь в Хогвартсе, — Лаванда замолчала, обдумывая, как лучше донести до осмелевшего гриффиндорца свою следующую мысль. — Вот только... — Вот только что? — Боюсь, что после следующей же встречи с Керроу ты уже не будешь... дышать. Может, спрячешься в Выручай-комнате? — И сидеть там как трусу? — парень недовольно нахмурился. — Нет, — снова твёрдо не согласилась Браун. — Как делал это раньше Гарри, готовить нас к сопротивлению. Рано или поздно ребята вернутся, и тогда мы будем им нужны готовыми, а не бездыханными после непростительного.       Невилл всё же прислушался к её доводам, что слабо, но всё же успокоило её. Подтверждение её опасений было на следующий же день, когда Амикус Керроу внимательно осматривал ряды гриффиндорцев, что пришли на его очередной урок. Губы его недовольно дёрнулись, когда он не нашёл среди них Лонгботтома. В этот день пожиратель смерти был особенно жесток — в больничное крыло на попечение мадам Помфри попало намного больше студентов с последствиями от круциатуса.

***

      Лаванда стояла на перроне и ждала прибытия своего поезда. Ей потребовалось время, чтобы оправиться после Битвы за Хогвартс, как громко прозвали историки их сопротивление Пожирателям смерти и их лорду. И за это время девушка поняла, что не сможет больше оставаться в Англии. Всё здесь отравляло её и напоминало о пережитом ужасе. Родители с пониманием отнеслись к её решению уехать во Францию. Даже помогли быстро найти там симпатичный домик. Лав-Лав не представляла чем займётся и чем станет зарабатывать на жизнь, но она ведь что-нибудь придумает, правильно? Например, откроет своё ателье. Ей всегда нравилось шить и работать над своим стилем и одеждой.       Хлопок аппарации отвлёк волшебницу от размышлений. Она оглянулась и заметила мнущегося на месте Невилла. Тепло улыбнувшись ему, она сама подошла ближе. — Здравствуй, Невилл. — Привет, — парень неуверенно провёл ладонью по голове, взъерошивая свои волосы. — Ты действительно решила уехать во Францию? — Да. Для меня так будет лучше. — То, что ты написала в письме...       Лаванда понимающе улыбнулась. На его месте она бы тоже не знала, что сказать или сделать. В своём последнем письме она не только попрощалась с Лонгботтомом, но и честно призналась в своих чувствах к нему, не надеясь на какую-либо взаимность. — Не бери в голову. Я справлюсь с этим. Глупому сердцу ведь не объяснишь, в кого нужно, а в кого нет влюбляться. Но влюблённость на то и влюблённость, чтобы рано или поздно проходить. Ничто не вечно в нашем мире.       Невилл снова взъерошил волосы. Ему было неловко. Лаванда нравилась ему как девушка, но он не чувствовал к ней ничего сильнее чем дружбы. И хоть её слова должны были его успокоить, но Лонгботтом всё равно нервничал.       Объявили о прибытии поезда, на котором собиралась ехать Лаванда. Девушка взглянула на часы, что висели на стене платформы, и вернула свой взгляд обратно к Невиллу. Всё также тепло улыбаясь, она сказала ему, что ей пора. — Мм, хорошо. Береги себя, Лав-Лав.       На секунду Лаванда замерла на месте, когда впервые услышала такое обращение к себе от него, а в следующую секунду ещё шире улыбнулась и шагнула ближе, обнимая парня. — Ты тоже. Соберёшься во Францию — заглядывай в гости, — девушка подмигнула. — Взаимно, — Невилл, наконец, улыбнулся в ответ и тоже обнял девушку.       Позже он помог ей занести чемодан и, пожелав на прощание хорошей дороги, вернулся на перрон. Было грустно прощаться. На мгновение ему показалось, что девушка не просто друг или подруга для него, но это чувство ставило в тупик, и Невилл просто не знал, что ему делать. Лишь много позже в счастливом браке с Ханной он поймёт, что сложись всё немного иначе и они с Лавандой могли бы попытаться построить что-то. Вот только прошлое не возвращается. И Лаванда Браун тоже больше не возвращалась обратно на родину.