Моя мелодия

      Канаэ, стоя с шваброй и ведром перед дверью в кабинет отца мысленно вздохнула. Как давно она туда не заходила? Тем не менее, девушка прекрасно понимала: так продолжаться уже не может. Сколько пыли и грязи там могло скопиться за долгое время? А может, там даже кто-то завёлся… Отова тут же начала интенсивно мотать головой из стороны в сторону. Нужно было отбросить такие мысли. Мысленно вздохнув, она собралась и дотронулась до дверной ручки.       Дверь, что удивительно, открылась без лишнего скрипа. Зато в самом помещении был вполне ожидаемый беспорядок. Канаэ в который раз успела разозлиться на своего неряшливого и слишком беззаботного отца. Тем не менее, она включила свет, что уже гласило о начале генеральной уборки.       Шкафы и тумбочки были забиты какими-то бумагами, папками, инструментами. Похоже, места не хватало настолько, что бедные и всеми забытые листы нашли своё пристанище на полу, на столе и прочих поверхностях. Даже подоконник едва ли не ломился от всей скопившейся макулатуры. Ладно, для начала нужно всё прибрать, а затем можно приступить к задуманному.       Поднимая с пола бумаги с множеством букв, цифр и каких-то схем, Канаэ неожиданно для себя вспомнила часть своего детства. Кабинет отца всегда был забит различными бумажными работами. Сам же он называл это «творческим беспорядком, который он обязательно разберёт» и беззаботно смеялся, понимая, что руки до уборки у него навряд ли дойдут. Но убирать с тех мест, на которых стояли даже наполовину съеденные чашки с раменом, девочка в некотором роде боялась. Как она тогда считала, это может помешать работе папы.       Канаэ невольно улыбнулась своим детским воспоминаниям. Она не могла отрицать того, что память о старых деньках для неё была приятной. Жаль, что сейчас она не может жить так же беззаботно, как и прежде. Шумная компания классикалоидов и друг детства Соскэ напоминали ей об это ежедневно.       Девушка, не зная почему, пробежалась глазами по одному из текстов. И тут же вчиталась в то, что поразило её до глубины души.       «20-ое октября. Кажется, я нашёл то, что искал. Не без помощи Такаги Мэнэми, которая согласилась мне помочь, я довёл мьюзик до совершенства. У неё такая забавная реакция, когда говорю об этом – вот оно, счастье».       Канаэ нахмурилась. Её взгляд перешёл к чтению другого текста, находившегося уже на другой странице. Эта запись была сделана раньше предыдущей, если судить по дате.       «7-ое августа. Я впервые услышал то, что создаёт эта удивительная девушка. Кажется, её зовут Такаги Мэнэми. Хочу предложить ей создать таких же, как и она сама, людей. Будет весело, если они будут обладать такой способностью. Назову её мьюзик. Просто, со вкусом и запоминается».       Отова просто не могла поверить своим глазам. Да, прочитала она не много. Но уже из этих записей можно было сделать вывод о том, что где-то расхаживает ещё один такой чудик с необычной способностью. Ещё один классикалоид.       Канаэ сорвалась с места, едва ли не снося всё на своём пути. Она нервно набирала номер на своё телефоне, чувствуя, как закипает от злости. Отец многого не рассказывал, и это начинало раздражать. Сначала само существование его детищ, затем о ещё двух классикалоидов, а теперь это!       Спускаясь вниз к гостиной, девушка уже приложила телефон к уху, вслушиваясь в размеренные гудки. От жильцов Отовакана, которые по законам жанра собрались все вместе в одном месте, не укрылось раздражение домовладелицы. Прямо сейчас они решили вести себя тише воды и ниже травы, а заодно вспомнить все совершённые грехи, из-за которых, как считали, Канаэ злилась.       – О, Канаэ? –через несколько секунд ожидания девушка с каштановыми волосами услышала знакомый мужской голос на той стороне телефона. Отец, как обычно, был беззаботен и весел. –Как дела?       – Как дела? Как дела?! –злости не было предела. Как он вообще мог оставаться таким… Таким! И при том, что в который раз не рассказал всего о том, кто такие и сколько классикалоидов на свете! –А ты сам ничего не хочешь мне рассказать?!       – Хм? О чём это? –в голосе учёного слышалось искренне удивление. Канаэ даже сжала бедные листки бумаги и начала трясти их, держа в своём кулаке.       – Я тебе о Такаги Мэнэми! Когда ты собирался рассказать о ещё одном классикалоиде, который сядет на мою шею?! –буйствовала девушка.       – А есть ещё один? –поинтересовался Соскэ, обращаясь к притихшим товарищам. Судя по их лицам, никто даже не подозревал, о чём говорила Канаэ.       – Сколько же их всего создал Кёго? –спросил Моцарт, покачиваясь на стуле.       – Кто знает, что было в голове у этого человека, -пожал плечами Бетховен, после чего прикрыл глаза. –Мы даже не знали о Дворжаке и Вагнере. Судьба ли это?       – Как мудро, семпай!       – Никогда не слышала о таком композиторе, -задумалась Лист, пока Шопен что-то искал в Интернете.       – Такаги Мэнэми? –спросил тем временем глава семьи Отова, растягивая это имя. Кажется, он пытался вспомнить, что-то. А когда вспомнил, как-то по-доброму рассмеялся. –А, она? Да, помню, помню эту барышню. Кстати, откуда ты о ней узнала?       – Нашла записи о ней в твоих бумагах, -недовольным тоном ответила Канаэ, как бы призывая вернуться к поставленному ею вопросу.       – А я их искал, ну и ну!       – Эй, не уходи от ответа! Когда ты собирался о ней рассказать?! –продолжила свирепствовать дочь. На том проводе Кёго невольно улыбался. Его дочь была в добром здравии – вон, какая активная, так ещё и напомнила о той самой.       – Что такое? –задала вопрос Химэко, вернувшаяся вместе с Ватару с пляжа. Отова-старшая услышала разговор мужа с любой дочкой, вдобавок как раз о той, о ком и сама знала. –Ой, неужели вы заговорили о Мэнэ-тян?       – А кто это? –спросил недоумевающий Вагнер.       – Да, да, сейчас всё расскажу, -ответила Кёго, не переставая улыбаться. –Канаэ, ты можешь поставить наш разговор на громкую связь? Могу рассказать всем желающим.       Вздохнув и выдохнув, Канаэ проделала это ещё несколько раз. Немного успокоившись, она сделала так, как и просил отец. Она подошла поближе к компании из шести людей, планшета и бегемота, которые не без любопытства смотрели в сторону мобильного устройства. Прокашлявшись, Отова Кёго ещё раз проверил связь, после чего начал отвечать на ранее поставленный вопрос дочери:       – Для начала хочу сказать, что Мэнэ – никакой не классикалоид.       – Что? –искренне удивилась Канаэ. –Но ты писал, что она может использовать мьюзик!       – Невозможно, чтобы обычный человек был способен на подобное, -хмыкнул Бетховен, сложив руки на груди. –Если не классикалоид, то кто она в таком случае?       – Можете мне не поверить, но она самая обычная девушка. Хотя, после того, что я видел, её навряд ли можно назвать обыкновенной… Да, суть в том, что я её не создавал. Да и то, как мы познакомились, стало абсолютной случайностью. Хотя, может, судьбой?       Кажется, это был конец июля… А нет, нет, всё же, начало августа! У меня как раз выдался нерабочий день, вот и решил прогуляться. К тому моменту у меня уже были некоторые мысли о том, как можно создать классикалоидов – буквально переродившихся великих композиторов. Но в моей идее не было какой-то… Изюминки, что ли? Поэтому я постоянно откладывал проект. Так, на чём я так остановился… Точно, гулял. Уже собирался возвращаться домой, когда услышал скрипку. Кто-то играл и, как я успел заметить, собирал целую толпу. Что-то было в этом звуке. Необычное. Манящее. Я даже запомнил, что это была за мелодия. Первая соната G минор: фуга, аллегро. Иоганна Себастьяна Баха. Признаюсь, не удержался от подобного искушения, решил взглянуть, кто так играет.       У девушки, которая, собственно, и держала ту самую скрипку, были красные волосы. До сих пор думаю, что она их красила. Глаз я сначала не видел – играла с закрытыми. Могу забежать вперёд и сказать, что они были красивого голубого цвета. На сапфиры похожи, знаете? Так вот, увидев эту скрипачку, я сначала не понял, что к чему. Только потом заметил. В то время, как играла мелодия, я будто попал в другой мир. Вокруг был лес, тихо шумела листва и дул приятный ветер. А рядом бежали олени. Хах, я даже помню, как один остановился прямо напротив меня. Захотелось дотронуться, чтобы удостовериться в том, что это не сон. Олень был мягкий и тёплый, словно живой. Затем его спугнули птицы. Их стая взлетела так высоко, что скрылась за верхушками деревьев.       Я не успел опомниться, как мелодия закончилась. Девушка закончила играть на скрипке, после чего поклонилась. А, ещё одна удивительная вещь. Она это делала просто так. Ну, вы же знаете, как иногда музыканты выступают на улицах, чтобы немного заработать. А тогда вокруг ничего не было. Ничего, куда можно было положить хотя бы йену. Девушка собрала вещи и, поклонившись ещё раз, ушла. Я потом спросил у таких же, как и я, слушателей, о её имени. Кто-то ответил, что скрипачку зовут Такаги Мэнэми. И её игра, которую я воспринял не как иллюзию или плод своего воображения, натолкнула меня на мысль: вот, чего не хватало классикалоидам!       На следующий день я повёл с собой Химэко, чтобы она тоже услышала эту игру. Ты тогда, кстати, ещё в школе была. Поэтому, похоже, так и не узнала её. Жаль. Так, снова отвлёкся… Такаги Мэнэми была на том же месте, в то же время, но играла уже другую мелодию. Соната для скрипки и фортепиано №5 Людвига ван Бетховена. Теперь мне казалось, что мы с твоей мамой оказались возле моря. Шумели волны, под ногами был тёплый песок. И светило ясное солнце. Я тогда посмотрел на Химэко и понял, что вижу всё это не один. Эта девушка была уникальной и, возможно, могла бы мне помочь. Девушка закончила играть, люди начали расходиться, а я последовал за ней. Тогда мы и познакомились. Мэнэ оказалась приятным человеком, который не отказал мне в разговоре. Правда, его пришлось перенести. Твоя мама с ней очень разговорилась, да так, что мы не заметили, как пролетел лишний час. Уже нужно было возвращаться, поэтому я дал Мэнэ свой номер телефона. И договорился о новой встречи.       – Ах, с Мэнэ-тян всегда было так приятно разговаривать! –Химэко приложила ладонь к щеке, предаваясь воспоминаниям. –Мы говорили о том, о сём. Жаль, что потом произошли те обстоятельства...       – Обстоятельства? –переспросила Лист, которой уже не терпелось познакомиться с молодой особой.       – Да, но это было позже. Зимой, кстати, -вспомнил Кёго. –После пробуждения Баха.       – Она виделась с Бахом? –удивился Шуберт. Собственно, такая реакция была у всех классикалоидов. Впрочем, это было естественно, ведь сами они никогда не встречались с этой таинственной девушкой.       – Ну да. Вы, собственно, можете сами прочитать об этом в моих записях. Или самого Баха спросить, -предложил учёный.       – И как, прикажешь, искать иголку в стоге сена? –недовольно пробурчала Канаэ, уже представившая, сколько бумаг нужно будет пересмотреть и прочитать, чтобы понять всю историю Мэнэ.       – Так я эти самые иголки пометил, -шутливо ответил отец. –Её инициалами в левых верхних углах.       Девушка выпустила многострадальные листы бумаги из сжатой ладони. В самом деле, мужчина оказался прав. Оба раза записи были помечены двумя буквами в левом верхнем углу: «T.M.».       – Я так понимаю, дальше вы сами справитесь, так что, до связи! –сообщил Кёго. Он отключился, когда Канаэ уже хотела протестовать и заставить отца рассказать больше. В ответ ей были только прерывистые гудки. А классикалоиды принялись изучать эти две записи, стараясь не пропустить ни словечка. Обычный человек с мьюзиком – уже какое-то открытие. Вдобавок сама новость о том, что их уникальную силу «позаимствовали» у чужой девушки, в глубине души била их по самолюбию. Поэтому скоро новосформированный отряд «За правду!» принял решение пойти в кабинет Отовы Кёго и найти всё, что можно. Всё, чтобы узнать больше о Такаги Мэнэми.       Найти особо помеченные листы оказалось нелёгким делом. Большинство жителей Отовакана едва справлялась с любопытством, чтобы прочитать что-то ещё. Кто знает, возможно, профессор Отова оставил после себя компромат или другие тайны мироздания. Но миссия оставалась миссией, так что поиск информации о загадочной девушке продолжился.       Дружная коалиция классикалоидов смогла обнаружить только три листа с необходимой пометкой. На каждой красовались английские инициалы «T.M.». Так и устроившись в кабинете прежнего хозяина дома, композиторы в компании двух подростков принялись читать.       «4-ое января. Первым из классикалоидов я решил пробудить Баха. Сообщил об этом Такаги Мэнэми. Кто бы мог подумать, что девушка её возраста будет настолько смущена голыми людскими телами, что даже не навестит мои творения ни разу?»       «16-ое января. Такаги Мэнэми и Бах хорошо ладят. Стоило видеть, с каким умиротворением он слушает её игру на скрипке. Не это ли великолепная встреча двух поколений музыкантов?»       «30-ое января. Проект «Классикалоиды» успешно завершён. Думаю, мьюзик этих людей сможет, как и когда-то раньше, проникнуть в сердца людей. Разве это не прекрасное ощущение – чувство, будто ты сливаешься с мелодией воедино? Жаль, Мэнэми этого не увидит».       В кабинете повисла тишина. Канаэ растерянно переглянулась с Соскэ, выглядевшим таким же. Мрачные выражения лиц были и у классикалоидов. Казалось, у всех промелькнула эта неприятная мысль после прочитанного. Такаги Мэнэми была мертва.       – Я перепробовал разные сайты, чтобы найти хоть какую-то информацию о человеке с таким именем и внешностью, -тихо подал голос Шопен. –Ничего.       – Какая жестокая судьба… -Бетхо сжал руки в кулаки. –Юный талант скончался столь скоропостижно…       – Они были близки с Бахом, так? –Лист трагично вздохнула. –Могла ли между ними быть любовь?       – Тогда, почему бы нам не узнать у него самого? –Моц немедленно подскочил, примеряя на лицо улыбку.       – Варвар! Неужели ты думаешь, что Бах нам так просто всё расскажет? –возмутился Шуберт.       – Ну, мы ведь больше не враждуем, так?       – Это да, но..!       – Разве вам не интересно узнать? –неожиданно встрял Соскэ, выглядя почему-то наиболее воодушевлённым из всех. –Это же первый человек-не-классикалоид, который может использовать мьюзик! Мы ещё таких не встречали! –видя, как композиторы задумались, а в их глазах начала загораться заинтересованность, парень широко улыбнулся. –Тогда, вперёд! Прямиком в «Аркен»!       – Да! –хором поддержали классикалоиды и последовали за Кагурой. В кабинете профессора Отовы остались только Канаэ, Пад и Дово, устало вздохнувшие. Во-первых, кажется, снова эта компания ищет себе приключений. Кто знает, чем всё закончится на этот раз?.. А во-вторых…       Дворжак издал непонятный звук на своём языке, понятный только компаньону-планшету.       – Да, я более чем уверен, что Соскэ хочет узнать, как в последствие получить мьюзик, -пробормотал Пад. На его экране появился уставший смайлик с каплей пота у воображаемого виска.       – Казалось, ниже уже быть не может, -процедила Канаэ сквозь зубы. Однако оставаться надолго здесь было нельзя, поэтому девушка побежала за жильцами Отовкана, чтобы удостовериться, что те не найдут неприятностей. Карликовый бегемот, проследив за хозяйкой дома взглядом, лишь зевнул и побрёл на первый этаж.       Канаэ за счёт своего авторитета и крайне грозного вида убедила остальных добираться до главного офиса «Аркен» на автобусе. Опоздай девушка хотя бы на пару секунд, Бетхо бы немедленно использовал свой мьюзик, чтобы создать робот-транспорт из первых попавшихся вещей. Не желая спорить, да и побаиваясь гнева домоуправляющей, классикалоиды и Соскэ, притихнув, сидели на последнем ряду автобуса и покорно ждали, когда они доберутся до нужной остановки.       Заплатив за проезд, компания из семи людей обернулась к высокому небоскрёбу. На нём был указан логотип необходимой им компании, что свидетельствовало о том, что они прибыли в нужное место. Наиболее воодушевлённые Соскэ и Моцарт поспешили вперёд, за ними следовали Бетховен с Шубертом, Лист, ведущая смущённого и немного напуганного Шопена за руку, а замыкала эту процессию уставшая Канаэ. Девушка уже могла предположить, что их ждёт дальше – их не пустит охрана. Так и случилось. Узнав, что им не назначено, люди в форме начали выставлять их прочь. Естественно, это не обошлось без возмущения со стороны многих классикалоидов.       Лист решила взять ситуацию в свои руки. Она отпустила перепуганного Шопена, который больше хотел вернуться домой, чем продолжать расследование, взмахнула волосами и как можно ближе подошла к охране. Она обворожительно улыбнулась, слегка прищурившись.       – Мальчики, -мягко произнесла женщина, заставляя охранников удивлённо моргнуть. –Нам, правда, очень нужно попасть к вашему главному. Это расследование во имя любви, как вы не понимаете!       – М-мы всё равно не можем, -пролепетал один из мужчин, стараясь отводить взгляд от декольте Лист.       – Правила, как-никак… -поддакнул ему коллега.       – Да пустите, вам жалко, что ли?! –возмутился Моцарт, обиженно дуясь. Канаэ отчётливо почувствовала, как у неё на виске вздулась вена. Она, не медля, схватила обоих классикалоидов за шкирки и оттащила в сторону, после чего поклонилась в знак извинения.       – Мне очень жаль! Мы сейчас же уйдём! –шатенка начала поспешно оттаскивать остальных назад, намекая, что им уже пора, и здесь им не очень рады. Именно в этот момент открылись двери лифта, и оттуда вышла Мицуру Акира. Она прошла вперёд, смотря что-то в планшете, а затем подняла голову. Женщину искренне удивило появления классикалоидов здесь, в «Аркене», ещё и в таком количестве. Видя беспорядок, который они уже успели устроить здесь, Акира поспешила подойти к охране.       – Что здесь происходит? –спросила женщина строгим тоном. Канаэ подняла глаза и удивилась, увидев знакомую.       – Мицуру-сан! Простите, мы уже уходим, -девушка продолжала настойчиво тащить за собой Лист и сопротивляющегося Моцарта.       – Мы не уйдём, пока не узнаем о Такаги Мэнэми, -упрямо заявил Бетховен, сложив руки на груди.       – Бетхо!       Услышав знакомую фамилию, Мицуру удивлённо вскинула одну бровь. Она некоторое время в задумчивости смотрела на классикалоидов и решала что-то для себя в уме. Женщина прикрыла глаза и потёрла их под очками, собираясь с мыслями окончательно. Она посмотрела на охрану и кивнула им, показывая, что семёрку можно пройти. Работники недолго колебались от неожиданных указаний, но всё же позволили посетителям пройти. Канаэ удивлённо уставилась на помощницу Баха, не до конца понимая, почему та согласилась. Классикалоидов же, кажется, эта информация особо не волновала, поэтому большинство из них с радостью прошла дальше.       Мицуру попросила следовать за ней. Она вернулась к лифту и нажала кнопку вызова. Немного погодя, кабина спустилась и открыла двери. Едва вместившись, восемь человек начали подниматься наверх. Достигнув последнего этажа, кабина открылась вновь. Компания, находившаяся в ней, практически вывалилась наружу. Акира поспешила поправить костюм, причёску и очки и повела гостей за собой по длинному коридору. Моцарт и Соскэ, как и прежде, поспешили вперёд. Бетховен следовал за ними с крайне важным и серьёзным видом. Шуберт с удивлением осматривался, подмечая для себя, что ещё не видел это место таким после мьюзика Вагнера. Лист же, не менее воодушевлённая, чем её коллега и Инструмент, взяла за руки нервного Шопена и выдохшуюся Канаэ и повела за собой. Отова уже чувствовала, как начинает уставать от всего происходящего.       Мицуру остановилась у дверей в кабинет Баха и вежливо постучала. Не дожидаясь ответа, она повернула ручку и прошла вовнутрь. В самом конце, у панорамных окон располагался стол. За ним, в своём синем плаще, привычно сидел сам руководитель компании.       – Прошу меня простить, Бах-сама, но к вам посетители, -тёмноволосая отошла немного в сторону, открывая вид на жителей Отовакана. Увидев их, Бах почувствовал, как брови слегка дёрнулись вверх – настолько их появление было неожиданным. Мужчина отложил бумаги, с которыми работал до этого, после чего обратился к пришедшим:       – Ваш визит довольно внезапен. Я могу чем-то помочь?       – Простите, что мы вас так беспокоим, -Канаэ выглядела искренне виноватой, от того снова поклонилась в извиняющемся жесте. –Но мы только сегодня узнали, что…       – Ты был знаком с девушкой, которая обладала мьюзиком, так? –у Отовы дёрнулось нижнее веко, когда громкий голос Моцарта перебил её. –Ну эта… Как её… -юноша с розовыми волосами задумался, пытаясь вспомнить имя. Когда у него это не получилось, он виновато хихикнул и легонько стукнул себя кулаком по голове. –Забыл.       – Такаги! Её звали Такаги Мэнэми! –Шуберт от раздражения схватил другого классикалоида за грудки и начал его трясти. Тот в свою очередь продолжал неловко смеяться. –Как ты мог забыть имя, которое мы сегодня произносим целый день?!       Услышав, что не было проблемой, о ком они говорят, Бах на некоторое время замер в задумчивости. Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, заставляя воспоминания более чем годичной давности промелькнуть в памяти. Наконец, мужчина поднялся, привлекая к себе общее внимание. Открыв глаза, классикалоид подошёл к окну. Казалось, сейчас он был занят только тем, что разглядывал город, однако вскоре мужчина заговорил:       – Я хорошо помню Мэнэми. Наша первая встреча произошла всего спустя пару часов после моего пробуждения. Кёго только начал знакомить меня с новым миром, когда дверь с шумом открылась. В проёме стояла молодая девушка. Тогда у неё были растрёпанные волосы выцветшего красного оттенка – похоже, она очень спешила. Сначала она посмотрела на самого Кёго и только потом перевела взгляд на меня. Стоило видеть, как эти сапфировые глаза расширились, словно тогда перед ней был призрак. Видимо, Кёго лишь развеселила эта ситуация, и он представил её как Такаги Мэнэми.       Она толком не разговаривала со мной. Лишь изредка поглядывала в мою сторону и что-то тихо, словно боясь собственного голоса, спрашивала у Кёго. В тот момент Мэнэми казалось очень смущённой и скромной. Так продолжалось около пяти дней. Наконец, я спросил, почему эта девушка так себя ведёт. Искренне рассмеявшись, Кёго ответил, что это из-за того, что Мэнэми никогда не видела людей вроде неё самой. Тем более, если это был воскрешённый композитор, живший три столетия назад. Его слова показались мне странными. «Что значит: людей вроде неё самой?» - спросил я. Тогда-то мне впервые и рассказали о мьюзике. И о том, что именно ДНК Мэнэми, вживлённая в тела классикалоидов, позволяла пользоваться этой удивительной способностью. Которая, между тем, была изначально у этой девушки.       Мэнэми пришла и на следующий день. Тогда я был немного занят – искал через компьютер информацию о том, как прочие люди описывали мою жизнь. Кёго отошёл, поэтому она какое-то время мялась у порога. До сих пор думаю, что он сделал это специально. Наконец, Мэнэми подошла и тихо поздоровалась. Я оторвался от компьютера и поприветствовал её в ответ. Между нами повисла тишина. Решив её развеять, я решил спросить Мэнэми о мьюзике. Тогда она задумчиво потёрла затылок и ответила: «Я сама не уверена, как он работает. Это похоже на то, что ты представляешь прекрасные виды, меняешь реальность в своём воображении, и это переходит в реальность. Как иллюзия твоего взгляда на мира». Слово за слово, и нам удалось разговорить друг друга. Мэнэми жила с родителями, а её мьюзик проявился, когда она только начала выступать со скрипкой на школьных и городских конкурсах. Людей это пугало, как и её саму. Но со временем она решила не сдаваться и продолжать играть – настолько её душа была предана музыке. Но это не отменяло её одиночества. В мире не встречались люди с силой мьюзика, как у неё. Предложение Кёго показалось ей заманчивым, от того Мэнэми согласилась на сотрудничество для создания нас, классикалоидов.       Каждый день мы говорили. Она рассказывала о современном мире. Я делился опытом. Однако всему вскоре настал конец и… -на этих словах Бах обернулся к остальным. –Начало нашей с вами истории вы уже знаете.       В кабинете повисла тишина. Она длилась недолго, так как буквально через пару секунд раздались всхлипы. Все обернулись к его источнику. Лист, едва-едва сдерживаясь и не беспокоясь о своём макияже, сглатывала слёзы.       – Как… Как это трагично! –вздохнула женщина, прикладывая руку ко лбу.       – Эта история трогает за душу, -Шуберт достал платок и аккуратно вытер выступившую на своих глазах влагу. –А что вы думаете, семпай?       – Мы обязательно почтим память той девы, что одарила нас своей силой, -серьёзно произнёс Бетховен, вызывая недоумение и непонимание у Мицуру и Баха. –Сегодня я приготовлю свои лучшие гёдза!       – Как великодушно!       – Вам, наверное, не просто вспоминать об этом, -Канаэ мягко и сочувствующе посмотрела на главу «Аркена». –Раз Такаги-сан больше нет…       – О чём вы говорите? –Бах всё ещё не понимал, как его посетители пришли к подобной мысли.       – Признайся, насколько вы были близки? –на лице Моца появилась хитрая улыбка. –Она тебе нравилась, не так ли?       – Чт…       – Может, мы сможем посетить место её захоронения? –Соскэ обернулся к друзьям.       – О, боюсь, это невозможно, -Мицуру была профессионалом. Поэтому она профессионально скрыла подступающий смех за кашлем, поняв, куда зашли мысли жителей Отовакана. –Насколько мне известно, Такаги жива и здорова.       В кабинете снова повисла тишина. Удивлённые классикалоиды и подростки некоторое время смотрели на женщину, после чего дружно выдали недоумённое:       – А?       – Больше года назад её семье пришлось переехать. Поэтому она покинула город. Но, более чем уверена, что она жива, -Акира специально выделила последнее слово интонацией. Семёрка ещё какое-то время обрабатывала услышанную информацию. Наконец, в них что-то щёлкнуло, и они поняли, как сильно ошиблись.       – Эээ?!       – Но у неё нет никаких социальных сетей! –воскликнул Соскэ, вспоминая слова Шопена.       – Мэнэми никогда не любила их вести, -Бах устало вздохнул. Неправильный ход мыслей названных братьев и сестёр он старался игнорировать, как мог. –Поэтому решила и вовсе не регистрироваться.       – Такие люди ещё существуют?.. –тихо пробормотал Шопен.       Канаэ чувствовала, как её переполняют эмоцию. Искренний шок, что та, кого они посчитали мёртвой, оказалась жива. Злость на отца, что так неточно выразился на бумагах. А ведь именно из-за этого произошла вся путаница! Наконец, сильное смущение, что они вот так выставили себя перед Бахом и Мицуру-сан. Эмоции были настолько сильны, что начали объединяться и..!       – Как же я устала от всего этого… -со стоном страдальца девушка опустилась на колени на пол.       Закончив расследование, пять классикалоидов и два человека вернулись домой. Услышавшие эту историю Пад и Дово не могли сдержать смех, совершенно забыв, что также были единомышленниками, заранее похоронившими незнакомую им девушку. Жизнь в Отовакане, как и следовало, вернулась к череде своих весёлых, а порой и невыносимых дней.       – Мне только что пришла мысль, -Шуберт искренне задумался. –ДНК Такаги Мэнэми ведь использовалась для того, чтобы в нас пробудился мьюзик?       – Ну, вроде, так оно и есть. Ты к чему это, Шу? –удивлённо спросил Соскэ.       – Профессор Отова – наш создатель. Мы уже решили, что он нам, как отец, -продолжил рыжеволосый мужчина, после чего поправил очки. –Его жена, Химеко – наша фактическая мать. Тогда… Кто нам Такаги Мэнэми?       – Получается, что биологическая мать, -тихо ответил Шопен, не отрываясь от игры на телефоне.       – Эй, эй! А если и мне вживить её ДНК, то я тоже смогу использовать мьюзик? –сразу же оживился Соскэ.       – Тебе, Инструмент, даже первоначальная ДНК навряд ли поможет, -с хитрой усмешкой ответила Лист, выпив немного чая из чашки.       – Это жестоко!       – А я бы хотел познакомиться с ней. Интересно, она миленькая? –Моцарт ухмыльнулся каким-то своим мыслям.       – Варвар! О чём ты вообще помышляешь в сторону нашего второго создателя?!       – Уже почти время ужина. Пора приготовить гёдза.       – Хэээ, а как это вообще связано с нашим обсуждением, Люд?       – Семпай сказал гёдза, значит гёдза!       В Отовакане сохранялся привычный шум, источником которого были исключительно жильцы этого дома. Они были настолько заняты своими делами, что даже не смогли бы заметить приближающуюся фигуру. К особняку подошла девушка с слегка красным цветом волос. Её голубые, как сапфиры, глаза были устремлены к большому металлическому скрипичному ключу на крыше. Помахав китоглаву, который наблюдал за гостьей сверху вниз, девушка улыбнулась своим мыслям. Она была готова навестить этот дом, вернувшись спустя долгое время.