смерть в шестьдесят секунд

удивительно, как просто закрыть глаза. здесь ничего нет, кроме вихря тьмы. здесь голоса – зов погибших. потерянный народ – неразличимый шепот. здесь вопят измученные души – затерянный язык. и ты знаешь, что они говорят: ты мертв. вместо: трагический герой. удивительно, как много рожденных на заклание. здесь чьи-то кости готовы стать пищей для ненасытных. здесь жертвоприношение считается осквернением в золотых залах славы. бесконечный цикл насилия: ради войны, ради хаоса. — а когти, когти-то какие! удивительно, как легко заставить пустыню замолчать. москов открывает глаза: в круглой белой комнате всего трое. здесь намного ярче, чем во тьме. он горбится, прячется от слепящих лампочек. позволяет рубленным прядям скатиться по лбу. рядом прыгает розовая болтушка: — ещё! покажи ещё! ожидание – вот настоящая смерть. таймер возрождения неспешно сменяет одну цифру на другую. время здесь течет иначе. ожидание в белой комнате – полное отрешение в шестьдесят секунд. стерильный белый, отсутствие окон и идеально сглаженная пластмасса, плотно прилегающая к стене по кругу. здесь можно только сидеть и мучительно ожидать своей очереди. нана активно размахивает полосатым хвостиком, стучит бумерангом по белой плитке вверх-вниз. крошечные ладошки крепко держат заостренный конец. москов смотрит на свою руку, на ту, изуродованную. она вся горит – тьма под обсидиановыми наростами. струится огненно-фиолетовым под неестественно грубыми пальцами. это напоминание: ты мертв. а затем он поднимает голову. нана скачет возле багряных доспехов. возле живого механического скелета. и тогда москов посильнее сжимает основание копья. у москова в глазах нет радужки – к таким в лицо обычно не заглядывают. у москова мерлая кожа цвета глины, натянутая на выпирающие ребра – к таким обычно не прикасаются. у москова вдоль тела протянуты кричащие шрамы – на таких обычно не заглядываются. над такими вообще обычно не восхищаются. над мертвыми. а альфа – воин без взгляда, немой страж. он не утруждает себя роботизированным ответом. не напрягает связки, ведь знает, что звучит как грубое радио. альфа смотрит на нану свысока пока она тянет к нему свои короткие пальчики. так и хочет прикоснуться к клыкам на бедре – а когти, когти-то какие! – к выпуклым узорам на багряном металле. она ходит кругами вокруг него, вычерчивая коготком золотые инициалы на броне, а он лишь неспешно сопровождает ее головой: механические нити-дреды бьются об зубцы черепа на плече. у альфы слишком прямая спина, и медленно поднимается и опускается грудь. он не садится чисто из принципа: вцепился в горящее копье, ждет. возвел вокруг себя непробиваемую стену, словно человеческое взаимодействие для него чуждо. он слишком правильный. слишком отстраненный: сосредоточен на цели. слишком живая плоть обтягивает его выбритое лицо – чудеса облика. в комнате появляется аврора – скорбящая ледяная дева. снежинки с её приходом в беспорядке вьются над обесцвеченной макушкой. ложатся на плитку и растворяются, оставляя мокрые пятна. она топает каблучком, и замороженные усы тут же разбегаются в разные стороны. выругивается, хотя это первая ее смерть за матч. в белой комнате, как внутри таблетки – глухо и горько. ни одного угла – сглаженная технология. все блестит. все слепит. в белой комнате умираешь – раз секунда, два секунда – и возрождаешься. бесконечно возвращаешься на исходную точку возле главной башни, а потом лежишь возле этой самой башни. мертвый. и ждешь свое время. ох, белая комната... у авроры высокий пинг, она замирает с открытым ртом, раскинутыми руками и растворяется так быстро, как снежинка. автоматически присоединяется к танку – следует позади него. в комнате снова трое. снова давят белые квадраты. снова таймер показывает: еще нет, еще не время. дрон над головой наны лишь больше ее задорит. погладить, погладить, погладить. — ну, он такой милый! костяная железяка не слушается, подмигивает голубым светом и снова делает оборот в воздухе. альфа молчит, наблюдает. альфа – механический скелет, и воздух рядом с ним вибрирует. механизм в его железном мозгу вечно в работе – даже связки. он скрипит заученные фразы по скрипту, бьет наконечником копья и встает в стойку. всегда. но даже так он кажется живым. даже так располагает к себе. удивительно, как очевидно скучать по тишине. шестьдесят секунд наны проходят. она задорно машет альфе. намекает, что рада вернуться снова. и исчезает в быстрой вспышке света. в комнате двое. бета подлетает ближе, дружелюбно светит в глаза. но москов отворачивается, складывает ногу на ногу. и от движения под сглаженные сиденья скатываются металлические кости, а они везде: на ногах, на бедре. москов скребет обсидиановым пальцем защитный металлический зубец на другой руке. мертвый, мертвый, мертвый. время альфы истекает: он подсвечивается и молниеносно переносится на базу синих. в комнате всего один. в комнате глухо. в комнате горько. в комнате таймер еще качает невидимой головой: еще сидишь тут! а когда время москова заканчивается, начинается неприятное расщепление тела: перенос на точку. наконец, свет погасает, перетекает в родную тьму. но все замирает. это означает лишь одно – победа. удивительно, как быстро команда справилась без мертвеца.