Часть 1
21 октября 2024 г. в 01:37
Когда Азула просит присоединиться к их команде, она на самом деле не просит. Она заявляет, что может либо помочь выиграть эту войну, либо начать вести свою собственную, и ей, конечно, удобнее иметь союзников, но это далеко не приоритет.
Она наглая и самоуверенная. И ещё настолько бесчувственная в своих словах, что Сокку это немного пугает. Совсем чуть-чуть.
(Он никогда не видел такой сдержанности у мага огня. Они всегда полны чувств, часто — ненависти и презрения, но глаза Азулы пусты, как и её слова, и это неестественно)
Нужна ли им помощь? Любая.
Нужно ли она им? Нет, нет и ещё раз нет.
Они спорят по этому поводу около десяти минут, прямо на глазах у принцессы, и она так стоически не вмешивается, когда они называют её не самыми приятными словами, словно уже знает, к какому решению они придут. Сокка думает, что он тоже знает. Они потерпели сокрушительное поражение — не без помощи Азулы! — в День Черного Солнца, и сейчас им как никогда нужны союзники.
Только когда Катара после их долгого спора предлагает заморозить ей руки, Азула встревает в междоусобицу.
— Я здесь не ради унижений, водяная девочка, — заявляет она. — Я предлагаю помощь, и вы либо её принимаете, либо мы расходимся. Вы не можете меня связать.
— О, и кто мне помешает?
— Я.
Катара кипит от злости, словно вода, которую она покоряет. Аанг и Тоф выступают миротворцами.
Зуко, что Сокка найдёт подозрительным немного позже, сурово молчит.
***
Азула, как и Зуко, просыпается с рассветом. Сокка плохо спит (потому что девушка, способная убить его одним движением руки, находится в нескольких ярдах, и это нервирует), и поэтому он слышит, как они оба встают, словно по часам. — Маги огня странные, — бурчит он тоже проснувшемуся Аангу. — Как можно вставать в такую рань? В отличие от Зуко, после утренней медитации Азула не приступает к делам. Она начинает тренироваться, и они находят её поодаль от лагеря за выполнением смертоносных ката. Она тренируется долго и сосредоточенно. В её движениях нет ни единого изъяна, но в них также нет и ни единой эмоции. Они четки и резки, и Сокка думает, что из идеальной во всём принцессы, вероятно, получился бы плохой танцор. Танец — это чувства. В том, как Азула покоряет огонь, нет ни намёка на чувства, есть только выверенные шаги, просчитанные взмахи и регулярные выдохи. Она его, в общем-то, пугает. Не только потому что может убить одним движением руки, но и потому что тренируется как паровая машина, и это просто неестественно. Остальных она тоже пугает, но скорее по первой причине. И ещё потому, что не так уж давно выстрелила в Аанга молнией и буквально убила его. Но на войне любой союзник полезен. Особенно если этот союзник — сильнейший маг огня, после, должно быть, самого Озая. Возможно, им повезёт, и действующий Повелитель Огня с возрастом стал тратить меньше времени на тренировки, чем его дочь. Возможно.***
Когда Зуко пытался заполучить расположение их компании, Тоф, несмотря на все их опасения, первой прониклась к нему симпатией. К Азуле она относится с большим подозрением, — не только потому что она не умоляет их принять себя, но и потому что Азула в целом более подозрительна, чем Зуко, — но всё ещё обращается к ней со стандартными насмешками. Азула на провокации не ведётся. Она не реагирует ни на одно прозвище, которое Тоф ей даёт, и даже не хмурится на её порой жестокие шутки — достижение, по мнению Сокки. Тоф её отстранённость раззадоривает. Она превратила в игру поиск такого обращения, которое способно вывести принцессу из себя, использует все остроты, которые только может выдумать, и даже вызывает Азулу на дуэль, от которой та с поразительной лёгкостью отказывается. Сокке эта игра не кажется такой уж захватывающей. Азула — одна из паровых машин, которыми так гордится их нация. Она работает чётко и без погрешностей, почти не устаёт и обладает примерно тем же эмоциональным диапазоном. Но проблема любого механизма в том, что рано или поздно он оказывается перегружен и взрывается. Сокке интересно, когда взорвётся Азула и какой ущерб она нанесёт.***
Он пытался поговорить о своих мыслях с Катарой, но его сестра не особо восприимчива к разговорам об Азуле. Будь её воля, вообще не подпустила бы принцессу к их отряду спасителей. Если она даст хоть один повод начать драку, Катара не станет мяться. Но Азула придерживается жёсткой политики непричастности к их будничным разговорам, делам и тренировкам, а значит, повода не даёт. Катара остаётся в стороне, хоть и держится наготове. Сокка надеется, что до боя не дойдёт. Его сестра страшна в гневе, но преимущество Азулы в том, что она сражается хладнокровно. И они не видели её гнева. Духи знают, хорошо это или плохо.***
Она отказывается учить Аанга магии огня, что возмущает всех, кроме самого Аанга. Сокка не уверен, что любой бой, даже тренировочный, между принцессой Нации Огня и последней надеждой всего остального мира — хорошая идея, но он тоже возмущается. За компанию. — Вы наивные дети, — отвечает на все их доводы Азула, — если думаете, что чем талантливее человек, тем лучше из него выйдет учитель. Я не буду тренировать Аватара, сами разбирайтесь. Это всё, что она говорит, прежде чем отправиться в лес — должно быть, на новое место для своих тренировок. Она вообще занимается чем-то ещё? — Ну, — не особо расстроенно пожимает плечами Аанг, — вы пытались. Зуко, давай ещё попрактикуем дыхание? Сокка делает вид, что не слышит фырканья Азулы.***
Она всегда начеку. После нескольких дней тайных наблюдений Сокка наконец может сказать это с полной уверенностью. Она, например, никогда не поворачивается спиной сразу к двоим из них и располагает свой спальный мешок так, чтобы всех видеть и иметь путь к отступлению. Она прислушивается к каждому разговору, особенно к самым тихим. Она не ест приготовленную кем-либо из них еду, пока кто-то другой сначала её не попробует. Она ждёт подвоха. Она готова сражаться или бежать, если потребуется. Сокка уже не так уверен, что в Азуле нет ни капли эмоций. Он всё ещё ничего не видит в её лице, но замечает детали. Еще он помнит все насмешки с того времени, когда она охотилась за ними, и некоторые её гневные возгласы — не чётко и не дословно, но помнит. Он думает, это нехорошо. Азула так и не рассказала, почему перешла на их сторону, но что-то должно было произойти. Сокка всегда это знал, но теперь его первичный страх отступает. Теперь ему интересно не только потому, что это важная стратегическая информация, но и потому, что это история, которая должна быть рассказана.***
Они снова спрашивают. Ответа, разумеется, не получают — как и все разы до этого. Аанг советует им оставить принцессу в покое. Говорит, что тоже не доверяет ей, но видит перелом. Что-то, с чем ей нужно справиться самой. Сокка хмурится. Аанг или невероятно наивен, или мудр не по годам.***
Зуко отказывается говорить о сестре с тем же упрямством, с каким Азула ежедневно отказывается от их компании. Это раздражает, но Зуко остаётся непреклонным в своём решении оставить всё как есть. Он не говорит ни с Азулой, ни про неё, и это нездорово — они брат и сестра! — но Сокка забывает, что не у всех такие отношения, как у них с Катарой. — А может, вы с ней заодно? — не то в штуку, не то серьёзно предполагает он. Зуко хмурится. И злится. Эти маги огня… — Азула всегда лжёт, — единственное, что он выдаёт. Практически выплёвывает. — Больше я о ней ничего не знаю. Теперь отвали. Но Азула не лжёт. Она вообще с ними не разговаривает. Держится поодаль ото всех, а на брата и вовсе не смотрит. Сокка не знает, что думать.***
Что-то, отдалённо напоминающее знакомую им Азулу, проявляется редко и только во время их мозговых штурмов. Сокка думает, ей просто нравится говорить, что все их планы безнадёжны, обречены на провал и просто глупы. Да, это её любимое занятие. После тренировок.***
— Вы не успеете и двух шагов сделать, — в очередной раз критикует Азула его идею. — Охрана заметит и начнёт бить тревогу. Люди во дворце умнее рядовых военных, которых вы встречали. Вы даже не поймете, что вас заметили, пока не станет слишком поздно. Она всегда говорит «вы», «вас», «ваш». Никогда не «мы». Она настолько не с ними, что Сокка не понимает, почему они её терпят, но не возражает. Она не с ними, но и не с Хозяином Огня. Это лучше, чем ничего. — И что ты предлагаешь? — спрашивает он. Азула хмурится. И затем её лицо приобретает это выражение — ничего, кроме сосредоточенности. О, теперь принцесса предлагает идеи? Сокка почти ставит себе цель найти погрешность, чтобы отомстить за все его планы, которые она так небрежно сравняла с землёй.***
— Через месяц на центральной площади состоится чествование падших в бою. Праздник, своего рода. Соваться туда — всё равно что лишиться головы. Но… — Можно пойти ночью? — вмешивается Тоф. — Я знаю такие праздники, все будут отмечать. Азула закатывает глаза. — В ночь, конечно, проводятся настоящие празднования, и примерно четверть не самых умных стражников стабильно присоединяется к веселью, но именно поэтому в торжественные дни количество стражи удваивается. — И что? — в конце концов возмущается Катара. Азула прожигает её взглядом. — Если тебе верить, дворец — неприступная крепость в любое время! — Искорка просто говорит, что мы безнадёжны. Она так верит в наши силы. — Я верю в факты. Дворец неприступен — я лично занималась формированием усиленной защиты. — О, и поэтому в ней нет изъянов, — язвит Катара. — Да, водяная девочка, в моей системе нет изъянов, — почти разъярённо отвечает Азула. — Кроме одного — человеческого фактора. Хотя бы постарайтесь подумать. Удвоенная охрана, четверть не то чтобы начеку. Остальное население веселится так, будто это последний праздник. Мы на войне, у всех есть родственники, в честь которых можно выпить. На следующий день не будет ни собраний, ни приёмов. И кому-то всё ещё нужно принять смену. — То есть, — понимает Сокка, — охранники, которые придут на смену утром, будут не совсем… собраны? — Они будут уставшими, у кого-то будет похмелье, и, да, они не будут ждать подвоха на каждом углу, потому что в этот день дворец отдыхает. Дежурство в такие дни не всегда идёт по графику, и даже слуги будут обращать гораздо меньше внимания на своё окружение. — И ты говоришь, что это единственная наша возможность? — недоверчиво спрашивает Катара. — Сама посуди. Еженедельно во дворце проводятся собрания военного совета, три раза в месяц — встречи с министрами, и раз в две недели Хозяин Огня принимает обращения от народа. Если вы действительно хотите попасть во дворец незамеченными, утро после военного праздника — лучший из возможных моментов. В этом есть смысл. Духи, ему даже не за что зацепиться.***
И всё же что-то не даёт ему покоя. Сокка понимает, что именно, ближе к вечеру. Он не может не спросить, поэтому отправляется на поиски Азулы. Она тренируется, конечно. Она тренируется всегда, когда не ест, не спит и не участвует в их дискуссиях. Никто никогда не пытается прервать её тренировки, потому что… потому. Ему почти страшно.***
Сокка прокашливается, когда Азула делает краткий перерыв на дыхательные упражнения — они, по его мнению, не требуют такой сосредоточенности, как все те ката, которые он увидел за последние две минуты. (Позже он поймёт, что ошибался. Позже) Она чуть ли не рычит, но не поджигает его. Уже хорошо? — Что тебе надо? — Я… кхм. — Он снова прокашливается. Духи, что он хотел спросить? — Так, а… ты действительно планировала защиту дворца? Азула вскидывает бровь. — Я же сказала, что да. Его голос, неожиданно для самого Сокки, обретает твёрдость. — Тогда почему ты не учла эту слабость во время планирования? Потому что это неразумно. Азула указала на единственное «но» в своей системе защиты с такой точностью, будто сама его предусмотрела на случай, если вынуждена будет с нею бороться. Сокка в это не верит. Он не идеалист, и… «Азула всегда лжет» Это должно что-то означать, да? Азула буравит его взглядом, но Сокка не отступает. Он даже удивлён своей смелости — у принцессы свирепый нрав, полностью отражающийся в её глазах, таких же янтарных, как у Зуко, но гораздо более бесчувственных. Как можно быть магом с самым горячим пламенем и иметь такое хладнокровие? — Человеческий фактор невозможно исключить, — в конце концов отвечает она, возвращаясь к своим ката. — Чествование падших — святой праздник, нельзя запретить людям его отмечать. Особенно тем, кто сам почетно сражается за нацию. — Я… понимаю.***
Хотя не совсем. Для Сокки почти все люди Нации Огня — бесчувственные моральные уроды. Особенно те, кто сражаются. Убивают. Умирают ни за что. Что это за праздник? Чествование монстров монстрами? Воины в Южном племени воды — травмированные люди. Они сожалеют о каждой отнятой жизни и иногда не могут спать по ночам. Они вместе со всем племенем почитают погибших, но это молчаливый обряд. Смерть на войне — суровая участь. Это не почет, а траур. Он не понимает. Но, возможно, ему просто не дано понять, как устроена Нация Огня.***
Но ему интересно. И когда он снова спрашивает, — уже на следующий день, — Азула выглядит раздражённой. — Это в основе нашей культуры, — всё равно поясняет она. — Вам, дикарям, не понять. — Эй! Ваши люди убивают сотнями! Сжигают деревни, бессовестно грабят, а ты называешь нас дикарями?! Азула снова прерывает свою тренировку и оборачивается, и на этот раз в её глазах так много презрения, что в другой ситуации он мог бы отшатнуться. — Наши люди сражаются или думают, что сражаются за благое дело, — голым льдом звучит её голос. — Они посвящают жизни своей нации и умирают ради общего блага. Уверяю тебя, в воинском деле больше чести, чем в бессмысленной жизни в ледяных иглу на краю света. Этим занимается ваш народ, не так ли? — Наш народ буквально разорван на части из-за вашего! — Чего, возможно, не произошло бы, не живи вы в ледяных иглу. Подумай об этом, мальчик с бумерангом. Она надменно оставляет его кипеть на опушке, и в том, как Азула двигается, Сокка видит ту же ненависть, что бурлит в его венах. Это, возможно, самое явное проявление чувств, которое она им показывала. Он мог бы впечатлиться, если бы не был так зол.***
Следующие два часа Сокка проводит, тренируясь со своим космическим мечом и вымещая ярость на деревьях и земле. Он хочет найти принцессу и высказать ей всё своё недовольство, но не думает, что сможет подобрать слова. Для этого бы больше подошла Катара, но по какой-то причине он не рассказывает сестре о стычке с Азулой. Он вообще никому не рассказывает. Но Сокка зол, и, когда Тоф предлагает провести спарринг, он не отказывается.***
Тоф его, конечно, размазывает по земле, которой так безупречно повелевает. Это не неожиданно. Она величайший маг земли (ну почему его окружают одни только гении своих стихий?!), и Сокка, в отличие от Аанга, не умеет летать. Он не знает, почему реагирует с такой агрессией. — Ты чего, капитан бумеранг? — удивляется Тоф, когда ей приходится возвести стену, чтобы он на неё не набросился. — Ничего, — почти что плюёт он. — Иди потренируй Аанга. Я хочу позаниматься один.***
В конце концов он успокаивается. И Сокка хочет ударить себя собственным бумерангом, но он, будь принцесса проклята духами, видит зерно правды в её словах. Дело в том, что он уже думал об этом. Если бы Южное Племя было таким же укреплённым и главным образом самостоятельным, как Северное, то их, возможно, не постигла бы такая участь. Но они не были готовы к войне. У них был развитый город, это правда, но люди в нём жили мирной жизнью, почти не ввязываясь в мировую политику и международную торговлю; они ловили рыбу, катались на пингвинах и ели добытую ими же пищу. Они были счастливыми. Потом пришёл Народ Огня и уничтожил всё, что они создали, почти с минимальными затратами усилий. Это жестоко, но они не были готовы дать отпор, не хотели верить, что удар придётся и по их тихой гавани. Азулы там не было. Ей не рассказывали истории о том, каким когда-то был Южный Полюс. Откуда ей знать, о чём идёт речь? Но она попала в точку, и это угнетает больше всего.***
Они больше не разговаривают, но на следующий день Сокка продолжает наблюдать за Азулой. Она кажется неспокойной. Резко поворачивает голову, осматривая территорию, и двигается более хаотично — то есть, не так выверено, как обычно. И она постоянно на него смотрит. Как будто ждёт удара. Сокка рад бы угодить ей, но все свои удары он подарил воздуху, земле и нескольким несчастным деревьям. Поэтому он просто смотрит в ответ. Есть что-то захватывающее в непробиваемой стали её взгляда.***
— Ты тренировался с Пиандао. Теперь она прерывает его тренировку. Традиция, своего рода? — Ага, — кратко отвечает Сокка, даже не проворачиваясь. Он, может, больше и не злится, но всё равно не желает разговаривать с ней. (Что прискорбно. На сегодняшнем обсуждении они ни разу не поспорили, и он просто не чувствовал себя полностью… включённым в процесс) — Как тебе это удалось? Он не стал заниматься с Зуко, наследным принцем. Почему взялся за тебя? Пиандао отказался тренировать Зуко. Интересно. Стоит взять на заметку. Всё ещё недостаточно, чтобы растопить его лёд. — Не знаю, — бросает Сокка в ответ и вскидывает меч, отрабатывая стойку. Азула молчит, но не уходит — он спиной чувствует её присутствие. Хочет посмотреть? Что ж, тренировка окончена. Сокка делает ещё два взмаха, складывает меч в ножны и молча проходит мимо принцессы, надев такое самодовольное выражение лица, что ему даже становится не по себе. Он, в общем-то, открытый человек, но в надменности есть свои преимущества — например, то, как принцесса фыркает ему вслед.***
Она снова приходит, когда он тренируется, и Сокка думает, что может понять, почему она была так раздражена, когда он лез в её рутину. Ещё он думает, что не отреагировал бы так на Аанга, Тоф и тем более Катару (и, возможно, Зуко), но в этом и суть. Они не друзья. Вынужденные союзники — и то с натяжкой. — Это моя поляна, — заявляет Азула, когда он не реагирует на её присутствие. И, ну, нет, он не специально выбрал именно это место, когда понял, что она задерживается с утренними медитациями. Ни в коем случае. — Мы в Царстве Земли. Здесь нет ничего твоего, принцесса. Они пересекаются взглядами, и в этот момент он направляет лезвие меча в её сторону. Упражнение, простое требование техники, но Азула воспринимает это как вызов — он замечает краткое движение её брови, лёгкий намёк на хмурость. Внешне Сокка не придаёт этому значения и продолжает тренироваться под её пристальным взглядом. — Ты ведь даже не так хорош, — говорит она, критически осматривая его стойки. — Пиандао работает с лучшими, и он отказывал гораздо более умелым фехтовальщикам, чем ты. Почему? О, всё, хватит. — Если ты пришла, чтобы снова поливать грязью меня и мой народ, то можешь уходить. — Я пришла тренироваться. Это ты занял мою поляну, идиот. — Ну, найди себе другую поляну. Или займись чем-нибудь ещё.***
Она, конечно, не уходит. Сокка предпочитает делать вид, что не замечает её, и тренироваться дальше. Но он не может не размышлять над вопросом принцессы. Пиандао сам сказал, что он обладает нестандартным взглядом на мир и тем смирением, которое необходимо настоящему воину, но действительно ли поэтому великий фехтовальщик взялся тренировать его? Неужели мастер настолько устал от самодовольных умельцев, которые знают, как держать меч, но имеют внутренний мир носорога комодо? Он сам был таким до того, как покинул Южный полюс. Путешествие с Аангом навсегда изменило его представление о ценностях, и Сокке нравится думать, что Пиандао зацепился прежде всего за его моральные качества, за силу духа и желание учиться, не обманываясь высокими результатами — но он не идеалист. Было ли в этом что-то ещё? Скорее всего, да. Тревожит ли его это? Возможно. Совсем чуть-чуть.***
— Ладно, мальчик с бумерангом, хватит валять дурака, — в какой-то момент начинает говорить Азула. — Если тебя обидело то, что я сказала о твоём народе, то, боюсь, пора открыть глаза. Вы были слабы — это факт. Может, не только по своей вине, но это ничего не меняет. На правду не обижаются, верно? — насмешливо подытоживает она. Сокка крайне небрежно вонзает меч в землю и резко оборачивается. — Если это извинение, то оно крайне неубедительно. Она сверкает глазами. Можно ли вызвать молнию одним взглядом? А если ты вундеркинд? — Это не извинение, — почти рычит Азула. — Я не извиняюсь. — Ну, в таком случае, я тебя не прощаю. Можешь идти. — Вспомни, с кем разговариваешь, — злится принцесса. — Я могу поджарить тебя одним движением руки. — И остаться без союзников? Ты ведь поэтому здесь. — Он знает это. Видит в настороженных движениях и аккуратных взглядах. — Боишься, что я настрою всех против тебя и оставлю одну. Хотя, поверь мне, здесь нет никого, кто был бы на твоей стороне. Ты здесь потому, что мы так решили, не наоборот, так что будь осторожнее со своими словами, принцесса. Они могут вернуться и ударить тебя по затылку, прямо как мой бумеранг. Азула скалится. — Ты мне угрожаешь? Он ухмыляется, где-то в глубине души поражаясь своей смелости и дерзости. — Нет. Предупреждаю. — В таком случае, и я тебя предупреждаю. Ещё одно слово против моего народа — и твои друзья будут сметать твой пепел с этой поляны. Если его сначала не разнесёт по воздуху.***
Он порывается что-то ответить, но не успевает. — Ребята, у вас всё в порядке?! — кричит им Аанг с другого конца поляны. Они с Азулой какое-то время буравят друг друга взглядами, — Сокка опасается, что начнёт плавиться, — но в конце концов отступают. — В полном, — отвечает он Аангу, пока Азула уходит прочь. Да, в полном.***
Он тренируется вплоть до обеденного перерыва, больше думая о недавней стычке, чем об упражнениях, что не совсем хорошо сказывается на их качестве, но определённо помогает ему прийти в себя. От того, чтобы бездумно проклинать принцессу, он переходит к гораздо более трезвым рассуждениям. Например, понимает, что ждать прямых извинений — совершенно безнадёжная идея. Не то чтобы Сокка хорошо знал Азулу, но он знает достаточно, чтобы понять: она не извиняется. И, скорее всего, вообще не чувствует вины. Она сожжёт мир во имя своего народа, — что-то, в чём он, как бы ни хотел, не может упрекать принцессу, — и Сокка не может не признавать, что в какой-то извращённой степени она права, когда говорит о слабости его народа. Но за свой народ он перережет столько глоток, сколько придётся, так что на данном этапе Сокка не видит никакого решения для их конфликта. Возможно, они могли бы обсудить это в мирных тонах и прийти к общему знаменателю, — поговорить как стратег со стратегом, — но мирно они разговаривать не будут. Он даже не уверен, что Азула понимает, как работает концепция мира. Действительно, зачем ей?***
Он тренируется, пока не слышит крики и, кажется, звуки драки. О, это нехорошо. На них напали? Почему-то Сокка не удивляется, когда возвращается в лагерь и видит взъерошенную — больше, чем когда-либо — Азулу с синим пламенем в руке. Он удивляется, только когда видит Зуко с клинком в одной руке и огненным шаром в другой.***
— Ради Агни, не смей говорить мне о чести, Зуко! Не смей вообще со мной разговаривать, не после того, как ты швырнул отцу своё признание! — Отцу не понравилось, что ты ему солгала? О, но ведь ему следовало знать, что его драгоценная Азула всегда лжёт! — Ты, Зу-зу, понятия не имеешь, о чем говоришь! — Что происходит? — шепотом спрашивает Сокка у не знающей куда деться Катары. У неё бурдюк с водой наготове и такой растерянный взгляд, что он удивляется ещё больше, потому что был уверен, что в любой возможной конфронтации она выступит против Азулы. Но Катара мнётся, и… нет, что, ради духов, происходит?! — Я не знаю. Зуко просто… взорвался, и Азула, она… она не в порядке, — растерянно отвечает Катара. — Это у них такие отношения? Нам вмешаться? — Пусть сами разбираются, — со знающим видом говорит Тоф. Она, очевидно, наслаждается зрелищем. Как может. Не буквально зрелищем, но… да. — У искорки так сердце бьётся, что я бы не переживала за малыша Зуко. Пустит молнию и промахнётся, уверяю вас. Сокка в этом не так уверен. У Азулы за плечами годы оттачивания техники, она даже с закрытыми глазами попасть сможет, если захочет. И что вообще означает «она не в порядке»? Он понимает, когда слышит, как срывается её голос. — Я дала тебе всё! Дом, отца, Мэй! А ты бросил мне всё это в лицо — и что-то ещё говоришь о чести? Какая честь, Зуко?! Какая честь в ненависти к собственному народу?! Ты себя вообще слышишь? Что, ради духов, произошло между ними в Нации Огня? Это связано с тем, почему Азула совершенно внезапно решила перейти на их сторону? — Ребята… — Не вмешивайся! — хором ругаются брат и сестра на вышедшего вперёд Аанга, заставляя того отлететь обратно. — Да, Аанг, не вмешивайся, — с ухмылкой повторяет Тоф. — Дай нашим перчикам всё обсудить, им давно пора. — Что ты знаешь? — спрашивает у неё Сокка. — О, ничего такого. Просто чувствую. Они же смотреть друг на друга не могут, вы не замечали? — Я… вообще-то, нет, — стыдливо признаёт Катара и опускает взгляд. Аанг тоже мнётся.***
Но зато он замечал. Обращал на это внимание, но предпочёл больше сосредоточиться на собственных подозрениях, чем на их семейной драме. Возможно, зря. И, возможно, им стоит вмешаться, но семейные дела касаются прежде всего семьи. Сокка нутром чувствует, что Азуле и Зуко нужно справиться с этим самостоятельно. Желательно, никого при этом не убив, но для этого они здесь и находятся, не так ли? (Сокка не знает, кого будет защищать, если дойдёт до боя: совершенно чужую Азулу, у которой, как он случайно замечает, дрожат пальцы и дергаётся улыбка, или уже ставшего другом Зуко, который так зол, что, вероятно, в данный момент готов убить родную сестру)***
Зуко бросается огнём первым. Азула первой бросает молнию. Зуко перенаправляет её в дерево, и после этого всё стихает. В пропитанном озоном воздухе чувствуется такое напряжение, что Сокка боится даже дышать. — Я тебя ненавижу, — выплёвывает Зуко, прежде чем резко развернуться и уйти прочь. — Полностью взаимно, братец! — бросает ему вслед Азула и уходит совершенно в другую сторону. Сокка сглатывает. Никто не умер. Могло быть и хуже?***
— Она сумасшедшая! — гневно восклицает Катара, когда они, собравшись в круг, обсуждают произошедшее. Зуко и Азула все ещё где-то бродят, потерянные для них и прежде всего друг для друга. — Бросаться молнией — это уже слишком. Она могла убить его! — Зуко первым напал, сахарная царевна. — Я знаю! Но ведь не просто же так, да? И почему ты её защищаешь? — негодует его сестра. Тоф фыркает и небрежно пожимает плечами. — Никого я не защищаю. Просто говорю, что за всё время у нашей принцессы ни разу не было такого бешеного сердцебиения, и это должно о чем-то говорить. И это их первый разговор за… неделю? Серьезно? Вы не чувствуете никакого подвоха? — Что-то между ними случилось, — грустно говорит Аанг. — Брат и сестра просто… не должны быть такими. Он так наивен, но, духи, Сокка согласен. Он не может представить, чтобы направил свой клинок против Катары, какой бы раздражающей она ни была. — Они из королевской семьи, — с мудрым видом поясняет Тоф. — У них у всех голова не в порядке. — Зуко казался… нормальным, — досадливо признаёт Катара. — Я начала ему верить. Мне не нравится Азула, и я бы ожидала удара от неё, но Зуко… Зуко напал первым. И, если верить ребятам, он первым набросился на Азулу с непонятными для всех них обвинениями. Почти прижал её к дереву — на самом деле, мог бы прижать, не будь Азула так хороша. Она просто ему не по зубам, и Зуко это знает, но всё равно набросился на неё с такой яростью, будто собрал в себе все силы огня и был готов направить их против сестры. Ему нравится этот парень и крайне не нравится Азула, но Сокка просто не понимает. Им всем чего-то не достаёт для полной картины. Выяснить бы, что произошло в этом проклятом духами дворце.***
К ночи, когда ни один из наследников величайшей нации не появляется, они вместе решают, что с Зуко и Азулой нужно поговорить. По отдельности. Тоф говорит, что лучше всех понимает Зуко, и никто с ней не спорит. Аанг считает, что Сокка — тот, кому нужно идти разговаривать с Азулой, и он в ответ искренне возмущается. Они не умеют разговаривать. Особенно мирно. Последняя их беседа закончилась угрозами, и, что ж, если бы он рассказал об этом друзьям, то его, вероятно, послушали бы, но Сокка об этом умалчивает. Он знает, что так настроит всех против Азулы, и не уверен, что сейчас подходящий момент. Азула — паровая машина. Она работает чётко и без погрешностей, почти не устаёт и обладает примерно тем же эмоциональным диапазоном. Проблема любого механизма в том, что рано или поздно он оказывается перегружен и взрывается. Сокка думает, что это и есть тот взрыв, которого он так опасался, и ему не хочется быть рядом, чтобы не войти в зону поражения. — Вы мыслите одинаково, — поясняет Аанг. — Она считает меня наивным ребенком, Катару воспринимает в штыки, но вы говорите на одном языке! Вы же так хорошо ладите, когда придумываете стратегии! Если кто и сможет её понять, то это ты. Сокка считает, что Азуле нужно не столько понимание, сколько терпение, и лучше всего для этого подходит вечный миротворец Аанг. Но будь он проклят Туи и Ла, если подпустит не только последнюю надежду мира, но и своего друга, к взрывоопасной принцессе. Выбор сделан.***
Он находит её на опушке — в центре геометрически точно выжженного на траве круга. Она медитирует, сложив ноги в позе лотоса и раскрыв руки. Зрелище настолько своеобразное, что Сокка не удерживается и присвистывает. — Должно быть, было трудно не сжечь всю поляну. Азула громко выдыхает — и круг начинает гореть синим пламенем. Сокка опасается, что огонь пойдёт прямо к нему, но тот остаётся неподвижным. Хорошо. Спокойно. Она его не убьёт, да? — Эй-эй, полегче! Я с миром. Ну да. С миром. Конечно. Не стоит забывать об этом. Круг продолжает гореть, и Азула никак на него не реагирует, что Сокка находит раздражающим, но, напоминает он себе, главное — терпение. И понимание. Понимание важно. Он понимает принцессу? Да кто вообще это придумал?! — Ну, так, может, хочешь поговорить о том, что произошло? Азула снова вздыхает — ей обязательно надо быть такой драматичной? — С тобой? — Ты видишь ещё желающих? Она резко поднимается и поворачивается на него, все ещё не выходя из своего круга. Что это? Метафора зоны комфорта и личного пространства? Духи, почему именно он? (Он замечает её пустой взгляд. Не такой пустой, как обычно. Обычно её взгляд — это просто ничего, но в этот раз пустота больше похожа на безнадежность, полную потерю и необратимый крах. Что-то в Сокке отдаётся болезненным гулом) — Не притворяйся, что тебя не послал Аватар, — уверенно говорит она. — Можешь идти. Скажи, что я пригрозила сжечь тебя или что-то в этом роде. Она снова садится в свою позу для медитации, и мысленно Сокка возмущается. Ну, да, его послал Аанг, но что с того? Как будто это важно!***
Но это, должно быть, важно. Когда они с Катарой ссорились на Южном полюсе, отец часто пытался их помирить. Сокка терпеть не мог, когда его сестра извинялась по просьбе, и злился ещё больше. Это никогда не были настоящие извинения. Они с Катарой это понимали, и поэтому она всегда невзначай бросала что-то вроде «папа сказал», «папа посоветовал», «папа решил». Так она давала понять, что готова пойти на лживый мир ради семьи — не более того. По-настоящему они мирились день или два спустя, и это всегда происходило по их собственной инициативе. Они были мудрыми детьми. Глупыми в своих обидах, но мудрыми в том, как с ними справиться. Так что он понимает.***
— Ну, слушай, — немного зло начинает Сокка. — Да, Аанг решил, что я лучший вариант для этого разговора — Духи знают, почему остальные с ним согласились — и я бы не пришёл к тебе сам, но ты не можешь меня в этом обвинять! Ты бы не пошла ко мне, верно? Он слышит её усмешку, и — о, чудо! — пламя самую малость притухает. Оно всё ещё горит ярко и опасно, но уже не так интенсивно, и это хорошо! Просто замечательно. — Более того, я вообще не думаю, что тебе сейчас нужны разговоры, — продолжает он. — Ты не разговариваешь в лучшие дни, почему должна говорить сейчас? Но это честно. Тоф пошла искать Зуко, кто-то должен был пойти за тобой. Согласись, Катара — худший из возможных вариантов, и прости, конечно, но я бы не подпустил к тебе Аанга, даже если бы он рвался со всей силой Аватара. Ему более чем достаточно одного удара молнией. — Поэтому второй ты решил взять на себя? — насмешливо произносит она. — Ты не будешь кидаться в меня молниями, не-а. — Я пустила молнию в родного брата. Ты действительно думаешь, что не отправлю её в тебя? — Да. Он почему-то в этом уверен. Как будто знает. Понимает. Понимает? О, духи. — Меня поражает твоя смелость, мальчик с бумерангом. — Меня зовут Сокка. — Я знаю, мальчик с бумерангом. — Да хватит уже! — возмущается он. — Смотри, тебе необязательно говорить. Сиди в своём идиотском круге и дуйся сколько угодно, но я не уйду. Для достоверности он находит приличное дерево и садится на землю, облокачиваясь на ствол. Неудобно, но ситуация в принципе неудобная. Искать другое дерево неловко, так что он потерпит. Из вредности. — Идёт, — соглашается Азула и возвращается к своим медитациям.***
Ему не остаётся ничего, кроме как наблюдать за ней, и, что ж, разве не этим он занимался почти две недели? Сокка раздражённо хмурится. Ему следовало уйти и сказать друзьям, что всё прошло в точности, как он ожидал (безуспешно), но он поступил глупо и необдуманно и теперь вынужден сидеть здесь, ничего не делая и кипя в своих мыслях. Поэтому Сокка наблюдает. Он замечает, как её плечи поднимаются со вдохами и опускаются с выдохами, и как пламя буйствует в точном соответствии с её дыханием. Оттенок синего… удивительный. Он всегда считал синий цветом своего народа, и видеть синее пламя — это как видеть зелёную траву на полюсе. Неестественно, но интригующе. Как пламя может быть синим? Ещё он замечает, что ни одна травинка, не входящая в круг, не загорается. Это наверняка требует устойчивого контроля. Азула не выглядит напряжённой, — вернее, не больше обычного, напряжена она всегда, — и всё же пламя поднимается и опускается вместе с её плечами, не отходя ни на сантиметр в сторону, и это как подбрасывать меч и точно знать, в какой момент и в какой точке поймать его за рукоять. Мастерски. Джонг Джонг когда-то сказал, что огонь требует такого контроля, какого не просит ни одна другая стихия, и Зуко однажды упомянул, что его сестра всегда была талантлива, с самого детства поражая всех своими навыками и оставляя его в тени своего яркого пламени. Сокка не может не думать, что такая сила требует сумасшедшей выдержки. Азула подчиняет себе пламя с точностью машины, никогда не давая ему выйти из-под контроля, и, должно быть, в этом её настоящее мастерство. Не в силе, а в умении с ней совладать. Неудивительно, что принцесса всегда в таком напряжении. Он бы тоже стремился держать всё под контролем, если бы знал, что любой его нервный срыв может привести к пожару. (Интересно, Азуле кто-нибудь когда-нибудь говорил, что она молодец — не потому, что родилась сильной, но потому, что с этой силой научилась справляться?)***
— Ты ещё не устал там сидеть? — спустя духи знают сколько времени спрашивает Азула, вырывая его из полудремы. Огонь погас. Принцесса сидит к нему лицом, спокойным и даже уставшим, с наклоном головы и лёгким прищуром глаз. — Ты ещё не устала медитировать? — потирая глаза, отвечает Сокка. — Я не медитировала, мальчик с бумерангом, — с лёгким презрением говорит она. — Это дыхательные упражнения. То, чему так отчаянно Зузу пытается научить вашего Аватара, только в гораздо более изящном виде. Мастерском, я бы сказала. Она что, теперь настроена на разговоры? Это победа? Быть не может. — Ну да, ты ведь настоящий мастер своего дела, — передразнивает Сокка, одновременно пытаясь понять, что, ради Туи и Ла, происходит. — Разве ты ещё этого не понял? — Да как-то догадался, — побеждённо признаёт он. Нет смысла злить принцессу, когда она, кажется, приободрена как никогда. И у них происходит спокойный диалог. Не без элемента спора и пререканий, но мирный, и он, должно быть, всё ещё спит. Но, что ж. Дают — бери, бьют — беги. Он просто обязан как-то продолжить этот их… разговор. — Знаешь, я уже понял, что дыхание и все эти практики важны в покорении огня, но в чём их смысл? Объясни, мастер. Азула подозрительно хмурится. — Зачем тебе это? — Просто интересно. Действительно. Он не представляет, как можно часами сидеть без единого лишнего движения и для чего это нужно. У него есть догадки, конечно, но лучше услышать ответ от настоящего мастера, и что это, как не более менее безопасная тема для разговора? Да, идеальный вариант.***
Но Азула внезапно молчит. Смотрит прямо в глаза, словно читает его душу и мысли, и плечи её напряжены, — больше, чем обычно, — словно она ищет подвох. Ну, конечно, она ищет подвох. Она им не доверяет, не без причины, разумеется. Сокка сам не знает, что будет, когда они вернутся в лагерь. Захотят ди его друзья видеть её? Смогут ли они спать спокойно, когда Азула всего несколько часов назад метнула молнию в того, кого они считают другом? Сокка даже не задаётся вопросом, возникнет ли у него самого такая проблема. Он в любом случае знает ответ. (Дело не только в том, что он буквально пару минут назад дремал прямо у неё под носом, но и в том, что он откуда-то знает, что в этой войне Азула не предаст их до тех пор, пока они не предадут её. Чутьё, своего рода. Определённое понимание)***
Когда он думает, что Азула ему так и не ответит, принцесса начинает осторожно говорить: — Дело в контроле. Огонь рождается в лёгких. Если ты не контролируешь своё дыхание, то ты не контролируешь и свою силу. И поверь мне, мальчик с бумерангом, одной силы никогда не достаточно, если речь идёт о магии огня. — Я… понимаю. Да. Он также понимает кое-что ещё. Идея, подкреплённая его недавними рассуждениями о принцессе и её пугающей сдержанности. Весьма разумная, но, возможно, притянутая за уши. Он боится, что, если спросит, Азула закроется. Это не то чтобы прямо плохо, но Сокке, удивительно, нравится с ней говорить, не злясь и не пререкаясь, и он осекается. Но ему любопытно, и, как Катара не раз подмечала, он просто не умеет держать язык за зубами. Он обещает себе быть аккуратным, терпеливым и сообразительным.***
— У меня есть предположение. Пообещай, что не возведёшь этот свой круг огня, если я его озвучу. Азула настораживается. — Я не даю обещаний, которые не могу выполнить. — Ну, тогда ты не узнаешь, — просто и невинно отвечает он, откидываясь на ствол дерева.***
Аанг сказал, что они чем-то похожи. Если это действительно так, то Азула не удержится. Он знает, что прав, когда видит прищур её глаз. Такой же, как когда она смотрит на карту или слушает его наброски стратегий — взгляд анализирующий, оценивающий и, что важнее всего, любопытный.***
— Ладно, — нехотя соглашается она. — Обещай, — требует он. — Я обещаю, мальчик с бумерангом. — Хорошо. Тогда… — он пытается подобрать слова и в моменте понимает, с чего лучше всего начать. — Знаешь, когда Пиандао учил меня фехтованию, он столько же времени уделял и другим вещам. Например, заставлял меня учиться каллиграфии и рисовать. И ещё проектировать каменные сады, что мне не очень понравилось, на самом деле… но не важно, — обрывает Сокка свой поток мыслей. — Я до сих пор продолжаю иногда рисовать. Помогает собраться с мыслями и просто отвлечься. И я предполагаю, что дыхательные практики — это твоё рисование. И что тебе так важно контролировать не только дыхание, но и всё остальное, потому что ты уверена, что так можешь контролировать себя. Должно быть, тяжело обладать такой силой и постоянно держать её в узде, не так ли? Ну, вот. Он это сказал. Вслух. И Азула… молчит. Естественно. Здесь главное терпение. И понимание. Например, он понимает, что принцесса ни за что не даст так просто залезть себе в душу, и что она сейчас, вероятно, обрабатывает полученную информацию и думает, как отреагировать. Ему следует подождать. Ему следует… Нет, Сокка никогда не отличался особым терпением. — Ты хорошо справляешься, — уже серьёзнее продолжает он. — Я никогда не видел никого, кто был бы способен держаться с таким хладнокровием. Это пугало поначалу, но теперь я понимаю. Тебе это нужно, чтобы не выйти из строя, и сегодня… сегодня не самый хороший день. Ты вышла из себя, возможно, впервые за долгое время, и тебя это, наверное, пугает или как минимум раздражает, но это… нормально.***
Это нормально. Он тоже вышел из себя, когда пару дней назад в порыве ярости набросился на Тоф, и никто его в этом не обвинил. Аанг вышел из себя на Северном полюсе и потом так долго копался в себе, что Сокка боялся, что его друг окончательно сломается. Катара часто выходит из себя, когда злится, и это нормально. То, что Азула вышла из себя и чуть не убила родного брата — это можно понять, если постараться. Она среди почти что врагов. Вероятно, совсем недавно пережила переломный момент, раз оказалась на их стороне. И она, очевидно, не знает, как справляться с эмоциями, потому что с детства хватается за контроль, как за ножны меча — не совсем за саму силу, но за то, в чём сила заключается. Она привыкла работать над собой как машина, но она человек. Люди тоже имеют свойство взрываться.***
— Это нормально, — повторяет Сокка, когда Азула никак не реагирует. — Мы не нападём на тебя только потому, что ты вспылила, когда на тебя набросился Зуко. Во всяком случае, пока не разберемся, в чём дело — и ты можешь не рассказывать, что произошло между вами двумя, но… — Он хмурится. — Знаешь, мы с Катарой не всегда ладим. Особенно на полюсе. Но, как бы меня не раздражала надоедливая младшая сестра, я бы никогда не поднял на неё меч. — Мы с Зуко другие, — не своим голосом, слишком тихим, прерывает его Азула. (Она говорит. Это хорошо. Лучше, чем если бы она забыла о своём обещании не разжигать пламя) Сокка нервно смеётся. — Да, я это понял.***
Азула сглатывает, и в одно мгновение, которое Сокка очень хорошо улавливает, она закрывается. Её глаза опять становятся безразличными ко всему вокруг, такими пустыми, какими не должны быть глаза ни одного человека. Она снова берет всё под контроль: снимает лишнее напряжение со своих плеч, не расслабляя их, но придавая себе вид уверенности, и как бы невзначай поправляет челку, чтобы та стала ровнее. Она внезапно выглядит так идеально, как, должно быть, училась выглядеть долгое время. Это отточенные движения. Азула скрывает мельчайшие погрешности в своём образе по щелчку пальцев; она знает, как должна сидеть, какой изгиб должен быть у её губ и как должны быть сложены её руки, чтобы ни у кого не сложилось впечатления, что что-то не так. С такой точностью она принимает стойки для своих ката. С такой точностью Сокка сохраняет угол в локте, когда достаёт меч. — Не притворяйся, что знаешь меня, мальчик с бумерангом. — И в мыслях не было, — пытаясь сбавить её напряжение, он шуточно вскидывает руки в капитуляции. — Это просто предположение. — И мне не нужны твои утешения. — Я не пытался тебя утешить! Просто озвучил свои мысли, знаешь, то, что в голову пришло. Она скептически оглядывает его и поднимается с места, перешагивая выжженную траву и направляясь к лагерю. Сокка остаётся сидеть на месте, не зная, как лучше поступить, — последовать за принцессой или дать ей время и место подумать, — и Азула проходит мимо, отвечая за него. Но внезапно останавливается. — Ты идёшь? — почти нехотя спрашивает она. И Сокка не может не улыбаться. В его понимании это ничто иное, как скрытое предложение мира — которое он, конечно, принимает, приободрённо вскакивая и догоняя её. Он едва сдерживает улыбку всю дорогу обратно.***
Когда они возвращаются, в лагере тихо. Зуко и Тоф нигде не видно. Катара с Аангом сидят возле костра, приглушённо о чем-то разговаривая и перебрасываясь многозначительными взглядами, то неловкими, то до одури сентиментальными. Сокка думает, что его может стошнить, и прокашливается, чтобы привлечь их внимание. Он встречает их поначалу облегчённые, а после — интересующиеся взгляды и без слов пытается передать краткое сообщение «позже». И думает, что же из разговора с принцессой может открыть, не навредив новому шаткому перемирию. Задача не из простых, к слову. О чём они говорили? Допустим, о магии огня. Какая от этого польза? Никакой, но, можно подумать, кто-то действительно считает, что Азула ни с того ни с сего открыла бы ему душу. Аанг, возможно, но Аанг иногда бывает наивен. Он поймёт. Так что они говорили про огонь. Они говорили про силу.***
По возвращении Тоф громко шутит, пытаясь развеять напряжённую атмосферу, и Сокка поддерживает каждую её остроту, пока Зуко с виноватым видом вливается в их вечернюю рутину. Азула, как и всегда, остаётся в стороне, но они пару раз встречаются взглядами. Сокка надеется, что она, за всеми своими стенами, видит его желание понять и готовность потерпеть. Они ничего не забывают, но негласно решают оставить сложные разговоры на потом. Сокка снова наблюдает. Азула, как и прежде, на брата даже не смотрит, но Зуко постоянно бросает на неё взгляды, — то виноватые, то недоверчивые, то что-то ищущие, — и это начало. Он думает, у них есть шанс. Королевская семья Нации Огня испорчена насквозь, но грядёт новый мир, без войн и злых диктаторов, и, возможно, у них будет время залечить свои раны.***
Когда ранним утром Азула предлагает ему тренировочный спарринг без магии и меча, Сокка, каким бы сонным он ни был, не отказывается. Как он может, когда её глаза — это, наконец, больше, чем пустота и сталь?
