Однажды в канун Хэллоуина

Обычно Стэнли Пайнс ждал Хэллоуина с восторгом. Праздник странностей и хулиганства будто специально придумали для них с братом. И, конечно, конфеты. Нет, КОНФЕТЫ! Собирать их, гуляя по вечерним улицам, вдыхая запах палых листьев, хрустящих под ногами. Потом усесться вдвоем на полу перед телевизором, где идут ужастики. Высыпать конфеты горкой. И есть, есть без остановки, пока не затошнит! Радость, шипучая как Питт кола, всегда пенилась в душе Стэнли в последние дни октября. Но не в этот раз. И, как ни странно, из-за конфет. Дело в том, что родители загодя припасли их для раздачи, чтобы не покупать втридорога накануне праздника. Сладкий клад затаился в глубине буфета и встревожил беспокойный ум Стэнли. Даже во сне грезилось ему одно и то же манящее виденье: в дымчатом сумраке кухни медленно с тихим скрипом приоткрывается лакированная буфетная дверца, и оттуда, из сокровенных глубин, зазывно льется золотистый свет. Словом, драгоценное нутро буфета было слишком соблазнительным, чтобы долго оставаться нетронутым. Однажды ночью маленький расхититель прокрался на кухню, ступая тише, чем падают листья. Впрочем, в этом не было нужды, ибо отцовский храп обеспечивал прекрасное прикрытие. Проворная фигурка на миг обозначилась в лунном луче, и тут же скрылась из виду. Раздался тихий скрип, точно такой, как в его сне. И Стэнли замер, любуясь раскрытой тайной, как жених – невестой, с которой снял фату. Неверный свет луны явил взору бумажный пакет, с горкой набитый конфетами. Чего здесь только не было! Леденцы на палочке, леденцы без палочки, палочки без леденцов – сахарные, жевательные, шоколадные, шоколад с карамелью, карамель в шоколаде, ириски с морской солью и без, мармелад, зефир, нуга – и все это только на поверхности. Кто знает, что еще погребено в бумажной сокровищнице? Пожалуй, никто и не заметит, если из этой кучи пропадет одна конфетка. То есть две. Ну, три, и все. Ладно, пять, но не больше. Стоит ли говорить, что пятью дело не кончилось. Снова и снова возникал в его мыслях заветный пакет. Снова и снова вершились под покровом ночи темные дела. Это стало его маленьким секретом. Даже Стэнфорду он не сказал. Постепенно пакет пустел. Сначала исчезла горка, потом верхняя треть, половина, и вот, залезши туда в ночь на тридцатое октября, Стэнли вдруг обнаружил, что разорил родительскую заначку подчистую. Завтра мама заглянет сюда и увидит лишь бумажное дно, стыдливо прикрытое парочкой уцелевших конфет. Отец тотчас поймет, чьих воровских ручонок это дело, и тогда… Он боялся даже представить, какая страшная кара обрушится на его непутевую голову. Что же делать?Купить новых конфет и подложить на место съеденных? Но где взять денег? Те гроши, что отец выдавал в начале месяца на карманные расходы, давно потрачены. «Сладость или гадость»? Тоже мимо. Конфеты нужны до Хэллоуина. Что же делать? Бесплодный космический мрак воцарился в черепной коробке Стэнли. И вдруг звездным светом надежды вспыхнула одна-единственная мысль: Стэнфорд! Пора, пора все ему рассказать. Давно пора. Ведь он же его родной брат, его близнец, его лучший друг! Он поймет, он поможет. Он что-нибудь придумает. Остаток ночи Стэнли провел, пялясь в дно кровати брата, пока тот спал мирным сном человека с чистой совестью. Задремать удалось лишь под утро. И внезапно, как бандиты из подворотни, перед ним предстали картины отцовского возмездия, порожденные собственным воспаленным разумом. В самой безобидной из них отец продал его в рабство подозрительному владельцу шоколадной фабрики с наклонностями садиста. И когда этот маньяк заставил его петь поучительные песенки хором с миниатюрными мужиками, Стэнли, вопя и путаясь ногами в одеяле, грохнулся на пол. Пробуждение его было полно боли душевной и физической. Тем временем с верхнего яруса выглянула заспанная физиономия Стэнфорда, с очками, криво сидящими на лбу, и журналом «Городские легенды Нью-Джерси», прилипшим к щеке. – Стэнли, что… – он зевнул, очки съехали на положенное место, а журнал отвалился на подушку, – Что случилось? Почему ты кричишь? – Ох, Сиксер, как же я влип! И словно исповеднику, рассказал ему без утайки всю историю своего конфетного грехопадения. – Стэнли, ну как же так! – Я сам не заметил, как так получилось! – потирая ушибленные бока, он уселся на кровать. Стэнфорд спустился и присел рядом. – Почему ты мне раньше не сказал? Может, тогда это не зашло бы так далеко. – Наверное, потому и не сказал. Знал, что станешь отговаривать. Эти конфеты свели меня с ума! – он хватил кулаком по коленке и зашипел – той тоже досталось от пола. – Что же мне делать, Сиксер? – Расскажи им. – Ни за что! – Стэнли отпрянул и стукнулся многострадальной головушкой о лестницу кровати. Схватившись за новое увечье, он уныло пробормотал: – Отец убьет меня. – Но так они хотя бы будут знать, и купят новых конфет заранее. Представь, каково обнаружить пропажу, когда в дверь уже ломятся голодные дети! – А ты представь, что станет с нашим стариком, когда он купит конфеты по праздничной цене. Да он просто взбесится! Как тогда, с налоговым инспектором – тот бедняга до сих пор заикается. – Он все равно узнает. Вопрос в том, как это произойдет: просто плохо или очень плохо. – Какая разница! Мне в любом случае кранты! – Если нет разницы, тогда признайся! – Не могу! Он с мольбой заглянул в печальные и все еще немного сонные глаза брата. – Не говори им, прошу! Пожалуйста, помоги мне что-нибудь придумать! Без тебя мне точно конец! – О, Стэнли… Так тоскливо он это сказал, и такая щемящая смесь горечи и жалости была в его взгляде, что Стэнли стало еще хуже, хотя казалось, это невозможно. И когда Стэнфорд кивнул ему тихонько в знак согласия, он не испытал облегчения, а только досаду на самого себя. Вечно он все портит, вечно брату приходится выручать его из неприятностей. Однажды и ему это надоест. Ну что он за кретин! Прав отец, у боксерской перчатки больше мозгов, чем у него… Так сидел он, комкая в ладонях простынь и утопая в самоуничижении, пока Стэнфорд усиленно соображал, где бы раздобыть до завтра кучу конфет. В отличие от Стэнли, он не спускал карманные в первый же день, а умудрялся распределять их на целый месяц. Солидное достижение, ведь даже черствую галету проще поделить на тридцать кусочков, не просыпав ни крошки, чем растянуть эти крохи на тридцать дней. Однако на дворе было тридцатое число, и карманы Стэнфорда мало отличались от карманов его брата. «Надо бы начать откладывать на черный день» – отстраненно подумал он, и стал искать другой вариант. Тот не замедлил найтись, и Стэнфорд подскочил так резво, что Стэнли даже отвлекся от своих страданий. Взгляд его, секунду назад полный непролитых слез, зажегся любопытством и затаенной надеждой. Стэнфорд полез к себе наверх, и через несколько томительных, полных бумажного шелеста секунд, спрыгнул, победно вздымая в руке «Городские легенды Нью-Джерси», открытый на странице с многообещающим заголовком «Сладкий домик». Поправив съехавшие от такой активности очки, он зачитал: – «Рассказывают, что в укромном уголке под тенистыми деревьями городского парка, что в Пляже Стеклянных Осколков, стоит домик, сделанный из карамели. Там живет добрая славная женщина, которая, как говорят, прибыла сюда еще с первыми поселенцами, когда на месте парка был дремучий лес. И по сей день тех счастливцев, кто, прогуливаясь, набредет на домик, она привечает и щедро одаривает конфетами». – Насколько щедро? – оживился Стэнли, стряхнув остатки грусти. – Тут сказано «сколько смогут унести». – Представь, сколько мы унесем вдвоем! Братья мечтательно возвели глаза к потолку – да, примерно такой высоты гора нарисовалась в их воображении. Неумолимая трель будильника вернула их с блаженных конфетных вершин в суровую реальность, где существовала школа. Впервые в жизни Стэнфорд допустил грешную мысль о прогуле. А Стэнли высказал ее вслух, далеко не впервые. Но, в конце концов, было решено, что у них и так хватает проблем и не стоит их прибавлять. За завтраком Стэнли изо всех сил старался не вызвать родительских подозрений: без разговоров съел полезную овсянку, умудрился не разлить чай, и даже вымыл за собой посуду. То есть вел себя неестественно и крайне подозрительно. Впрочем, фортуна, видимо, решила в кои-то веки повернуться к нему лицом, а не как обычно, и никаких расспросов не последовало. В школе он еле досидел до ланча, то и дело глядя на часы, которые как назло решили сегодня идти помедленнее. Физру они все-таки прогуляли, как бы заманчива ни была возможность получить по носу баскетбольным мячом. Решили, что очередное занятие по боксу послезавтра компенсирует им потерю. Ласковый свет осеннего солнца струился сквозь нагие деревья и наполнял воздух запахом нагретой коры. Ленивый ветерок подхватывал засидевшиеся на ветках листья, и те с тихим шелестом опускались на землю. Братья ступили под заповедную сень, не сомневаясь в скором успехе. Отыскать такой приметный домик в маленьком парке не составит труда. Что ж, им и правда хватило получаса, чтобы обежать его весь, однако ничего кроме деревьев, ворон и бездомного, рывшегося в урне, они не нашли. Оный бездомный вожделенного домика тоже не встречал. – Может, залезть на дерево и посмотреть сверху? – предложил Стэнфорд, задумчиво почесывая лохматую макушку. – Давай лучше я. А то еще навернешься, или очки разобьешь. Но и оттуда Стэнли увидел опять-таки одни деревья. А что, если легенда – всего лишь легенда? Что если нет никакого сладкого домика, и завтра его ждет неизвестное и оттого еще более страшное наказание? – Ну что там, Стэнли? – Полный… Громко каркая, мимо пролетела ворона. – Понятно. Слезай давай, подумаем, что дальше. Стэнли не смотрел вниз, пока забирался. Только отталкивался, хватал ветки и подтягивался, глядя в небо, голубое как надежда. А теперь в поисках опоры взглянул себе под ноги. Зря он это сделал. Дыхание перехватило, ветка, на которой он стоял, доселе казавшаяся такой надежной, вдруг сделалась шаткой, как шар, и весь мир под ним закачался, кружа голову до тошноты. Ладони вспотели, сук, за который он держался, стал скользким, как сосулька, и Стэнли с визгом, достойным хэллоуинских ужастиков, обхватил обеими руками ствол. – Стэнли? – обеспокоенно спросили снизу. – Я… я-я, – слова с трудом выталкивались изо рта, как в кошмарном сне. – Я н-не не м-могу… – Чего не можешь? – С-сле-ле, ох, сле-езть! Я за-за-застрял! – Как это? Ты же залез, значит, сможешь и слезть. Просто вспомни, куда ты опирался, и спустись так же. – Нет! Я… я упаду-у-у! Ох, твою ж… Каркая еще громче, ворона полетела обратно. В конце концов, Стэнфорду пришлось лезть наверх и снимать брата как котенка. Это далось ему непросто, ибо тот ни в какую не отцеплялся от ствола: – Нет, Сиксер, уходи! Оставь меня здесь! Поселюсь тут, буду дрессировать ворон, чтобы таскали мне еду, кидаться шишками в прохожих. Будет весело! – Черт возьми, Стэнли, просто обхвати меня за шею! Ворона, каркнув, снова пролетела мимо. – Вот видишь, они уже разговаривают со мной! Иди домой, скажи ма и па, что я не вернусь. Можешь забрать мои вещи… – Не неси чушь! Давай, потихоньку, сначала одну руку, вот так, я тебя держу… И вот, спустя несколько минут, показавшихся Стэнфорду вечностью, брат повис на нем, как обезьяний детеныш-переросток, и они медленно-медленно стали спускаться. – Ты не говорил, что боишься высоты… – Да я и сам не знал! Полез бы я сюда, если б знал? Я, конечно, идиот, но не настолько! Вдруг Стэнфорд немного оступился, и еще один образцовый вопль ужаса огласил парк. Восстановить равновесие было нелегко из-за удушающих объятий Стэнли и его криков, которые, казалось, проникали через ухо прямиком в вестибулярный аппарат и учиняли там помехи. К тому же он лишился очков, что висели теперь на суку на расстоянии вытянутой руки. Однако, вытянув ее, Стэнфорд понял, что ошибся в измерениях. Пары дюймов не хватало. Он растянулся в изящной ласточке, как воздушный гимнаст, если бы те имели обыкновение исполнять смертельные номера с утяжелителями в виде братьев, и подцепил очки кончиками пальцев. В этот момент ветка под ним треснула, не выдержав столь выдающейся акробатики, и оба горе-циркача, вопя в унисон, сверзились на кучу листьев. – Ты цел, Стэнли? – Кха-кха-а, да, – выплюнув пару листочков, ответил тот. – А ты? – Тоже. Только очки куда-то пропали. – Давай поищем, они наверняка где-то здесь. Стэнфорд на четвереньках вслепую шарил рукой по земле, дважды врезался в дерево и один раз в брата, и наконец нащупал очки под каким-то пнем. А надев их, обнаружил кое-что еще. – Стэнли! Гляди! Там, на старом пне, как на диковинной лесной витрине, на подложке изо мха лежала конфета в голубом фантике. Витиеватая золотая надпись на ней гласила: «Фрау Карамельда». – Не слыхал об этом бренде, – заметил Стэнли. – Как думаешь, она вкусная? – Я думаю, это не простая конфета, – он задумчиво потер подбородок. – Неужели с этой кислой шипучкой, знаешь, от которой язык пухнет и горло жжет, но в том-то весь и смысл? – Нет. То есть, я не знаю, с чем она, но… разве не странно, что она тут лежит? Стэнли пожал плечами. – Выронил кто-то? – Или положил специально. Чтобы ее нашли. – Кто станет за просто так раздавать конфеты? Еще даже не Хэллоуин… Стой! Думаешь… – Именно! – Стэнфорд огляделся вокруг. – Если верить моей интуиции, то конфетка приведет нас прямо к… Смотри, вон еще одна! Он указал на золотистый отблеск неподалеку, среди опавшей листвы, и они бросились туда. А следующая находка привела их к узкой тропинке, по которой тянулся… – Конфетный след! – Круто! Давай, Сиксер, найдем эту старушонку! Пускай насует нам полные карманы конфет! – Думаю, не стоит называть ее старушонкой. Тем более, если надеешься на угощение. – Ладно-ладно, как скажешь, пошли скорей! И они побежали по тропинке, что вела куда-то в неведомую глубь парка. Деревья здесь росли гуще, и были очень старыми. Голые ветки причудливо изгибались и переплетались друг с другом, и здесь было куда темнее, чем там, откуда они пришли. И тише. Исчезли далекие гудки машин, доносившиеся с ближайшей к парку дороги, и не слыхать было карканья ворон. – По-моему, здесь мы еще не проходили… Стэнли, что ты делаешь?! Тот застыл с конфетой в руках, явно намереваясь ее открыть. – Да ладно тебе, разве не за этим мы сюда пришли? – Оглянись вокруг! Это незнакомая тропа, кто знает, как далеко она нас заведет, и сможем ли мы отыскать путь назад без этого следа? – Да брось, мы не такие идиоты, чтоб заблудиться в парке! – Прошу, послушай меня! Конфет у нас, судя по всему, будет навалом, и сегодня, и завтра – вот и наешься. А сейчас, пожалуйста, сделай как я говорю! И после недолгой зрительной дуэли Стэнли вздохнул обреченно и положил конфету на место. Тропинка становилась все уже и извилистей, деревья подступали все ближе, пока, наконец, не исчезло всякое напоминание о том, что здесь кто-то когда-то ходил. Им только и оставалось, что, пригибаясь под низкими ветками и продираясь через колючие кусты, идти по конфетному следу, который все труднее было разглядеть. – Кто бы мог подумать, что в нашем парке скрывается непролазная чаща? – Стэнли, у меня такое чувство, что мы больше не в парке. Может, дорога и впрямь была длинной, а может, виноваты были препятствия, и так только казалось, но шли они долго, и успели устать. И проголодаться – ведь они не остались на ланч, а завтрак давно растворился в бездонных мальчишеских желудках. Но Стэнли пришлось признать, что уничтожать их единственные ориентиры в данных обстоятельствах и в самом деле неразумно. И вот, выдравшись из очередных зарослей, изрядно помятые, с веточками и сухими листьями в волосах и всяких неожиданных местах, братья вышли к полянке. Увиденное заставило их забыть на время о своих мученьях и раскрыть от восторга рты. Под пологом ветвей, в ложе бледно-желтой осенней травы и опавших листьев, сказочно красивый, стоял маленький домик. Стены его были из рыжего карамельного кирпича, окна украшены леденцовыми витражами, а крыша выложена разноцветной карамельной черепицей, и на коньке красовался сахарный петушок. Наметанным глазом сладкоежек мальчики определили, что все это настоящее, а не какая-нибудь пластмассовая бутафория, которую выставляют в торговом центре на Рождество. – Получилось! Мы нашли его, Стэнли! – Ну не знаю, – с деланным сомнением протянул тот, – А вдруг у нас голодная галлюцинация? – Сразу у обоих? – Кто знает, может, у близнецов и галлюцинации одинаковые? Давай проверим его и отведаем кусочек! – Ах, вот оно что. Нет уж! Мы слишком далеко зашли, чтобы все испортить таким неучтивым поступком. Давай просто постучимся и вежливо попросим ее нас угостить. И да, не обижайся, но лучше говорить буду я. – Ладно-ладно, мистер Куртуазные Штаны. Но если она откажет, используем план «П», – он выпучил глаза и ударил кулаком в ладонь, – Вырубим старую кошелку и обдерем как липку! – А почему это план «П»? Ведь между «А» и «П» еще пятнадцать букв… – Потому что он называется «П… Ворона, истошно каркнув, проломила древесный покров, и, шмякнувшись о землю, вспорхнула по своим делам. – Стоило догадаться. Ладно, идем. Они поднялись на крыльцо, покрытое мозаикой из драже, с перилами из красно-белой карамельной трости, которую Стэнли украдкой лизнул, пока брат не видел – он стучал молотком из чупа-чупса в круглую леденцовую дверь с каким-то психоделическим спиральным узором. Им открыла маленькая опрятная старушка в накрахмаленном чепце и голубом платьице с белоснежным передником. На ее большом крючковатом носу сидели круглые очки, и цветные стекла в них походили на леденцы. – Кто это ко мне пожа-аловал? – протянула она голоском, который нельзя было назвать иначе как сладким. После чего принюхалась своим выдающимся носом, и воскликнула: – Детки-конфетки! – Э-э… – Стэнфорд малость опешил от столь радушного приема, но тут же собрался: – Здравствуйте! Меня зовут Стэнфорд Пайнс, а это мой брат, Стэнли. – Драсть, – буркнул тот после красноречивого тычка в бок. – О-о-о! – в умилении протянула старушка на такой высокой ноте, что в ее очках треснуло стеклышко. – Какие вежливые молодые люди! Приятно познакомиться, а я – Фрау Карамельда! Подойдите-ка сюда поближе, мои сладенькие! Я слегка подслеповата, дайте-ка мне вас хорошенько разглядеть! Глядела она почему-то руками. Покрутила-повертела, ущипнула за бока и за щеки, что тут же покраснели от смущения. Попричитала над Стэнфордом: – Какой худенький, батюшки-светы! А брату его наоборот досталась похвала: – Вот молодец, хорошо кушает! Люблю деток со здоровым аппетитом! При этом Стэнли впал в дежавю: ему вспомнились визиты к бабушке, когда та была жива. Ба вела себя точно так же. Может, их этому учат на каких-нибудь курсах для старушек? Если эта леди вздумает показывать семейные фотоальбомы, он сбежит. Уж лучше получить от отца, чем любоваться на голые попки ее внуков. – Чем я могу помочь вам, милые мои? – тем временем спросила Фрау Карамельда, и Стэнфорд, все еще пунцовый, изложил цель их визита. – О-о, я с удовольствием угощу таких славных деточек! Братья торжествующе улыбнулись друг другу. – Но сперва… Улыбка Стэнли оплыла как подтаявшее мороженое. Перед глазами замелькали младенческие достопримечательности во всевозможных ракурсах. Но все оказалось не так страшно. Старушка всего-навсего пригласила их на чай с пирогом. Сказала, что живет одна, детей и внуков у нее нет (тут Стэнли с облегченьем выдохнул), порой ей бывает скучновато здесь в лесу, и она бы не отказалась от компании за чаем. И ушла внутрь, напевая веселенькую песенку, какие крутят в кондитерских, и оставив дверь открытой. – А бабка-то с приветом, – заметил Стэнли. – И, похоже, думает, нам лет по пять и с нами надо сюсюкаться. – Ну да, она немного эксцентрична. Но в целом приятная дама, как по мне. Уж точно не страннее, чем некоторые наши соседки. К тому же, смею напомнить, нам нужны конфеты. А еще мы голодны и устали. Стэнли вздохнул. – Ты прав, Сиксер. Эх, была не была. И они вошли, затворив за собой леденцовую дверь. Внутри домик оказался такой же сладкий, как и снаружи. Даже чайные чашки были из сахара – Стэнли убедился в этом, откусив краешек. Но ароматный чай с травами держался в них не хуже, чем в фарфоре. Видно, старушка была такая же непростая, как ее конфеты. Единственной несъедобной вещью в доме была большая старинная печь. Оттуда, натянув длинные прихватки чуть не до локтя, хозяйка извлекла пирог. О, что это был за пирог! От одного только запаха у голодных мальчишек глаза заволокло блаженным туманом, а во рту образовался водопад. А когда нож с хрустом надломил щедро смазанную сливочным маслом золотистую корочку, и в дымящемся разрезе обнажилась, плавясь от нежности, мясная начинка, напитанная густым соком, они забыли обо всем на свете, и лишь одно желание горело в их сердцах: поскорее впиться в пирог! На вкус он был еще прекраснее, чем на вид. И, может виной тому был особый свет витражных окон, похожих на окна церквей, но лица их, когда они ели, напоминали лики пророков в момент откровения. Однако вкус мяса был им незнаком. Когда Стэнфорд поинтересовался у Фрау Карамельды, что это они такое едят, она ответила, что это молочный поросенок. Что ж, понятно, подумал он. Родители не были такими уж религиозными евреями, но свинину у них дома все-таки не ели. Он не чувствовал себя виноватым за то, что попробовал. Во-первых, он не знал заранее. Во-вторых, это было так чертовски вкусно, что просто не могло быть чем-то плохим. А Стэнли и вовсе не допустил мысли о том, что делает что-то неправильное. После такой роскошной трапезы, чей расслабляющий эффект подкреплялся усталостью от беготни по лесу, их ожидаемо стало клонить в сон. Фрау Карамельда предложила им вздремнуть немного, пока она подготовит гостинцы. И собралась было постелить им, но братья уже сладко посапывали, притиснувшись друг к другу на диванчике и сомкнув вихрастые головы, как они, бывало, засыпали дома перед телевизором, или на пляже в тени своего корабля. Но проснулись они не там, где уснули. Нет, вокруг был все тот же сладкий интерьер, но с одной существенной разницей: теперь они смотрели на него сквозь прутья клетки. Тут же выяснилось, что печь была не единственной несъедобной деталью этого интерьера. Клетка тоже оказалась вполне себе несъедобна – Стэнли попробовал ее на зуб и чуть этого зуба не лишился. Словно почуяв их недоумение, объявилась хозяйка. Пинком распахнув дверь, она возникла в круглом проеме с охапкой дров, какую не всякий дровосек осилит поднять, не то что хрупкая старушка. – Ага! Очнулись! А я уж боялась, никак переборщила с сонными травами. Привкус от них потом неважный, скажу я вам, – она поморщилась. – Что все это значит, Фрау Карамельда? – вопросил Стэнфорд. – А ты как думаешь, милый мой? – с приторной улыбкой она свалила дрова у печи. Стэнфорд думал, точнее, надеялся из последних сил, что это лишь неудачная шутка чудаковатой лесной отшельницы. Что думал Стэнли, никто не узнал, поскольку его мнение заглушил грохот дров. Но было ясно, что он уже ни на что не надеялся. Увы, это была не шутка. Медленно укладывая бревна одно за другим в голодный зев печи, она поведала, как сбежала в Новый Свет, едва спасшись от костра на своей родине, где ее обвинили в колдовстве и похищении детей для жертвоприношений дьяволу. – Вот олухи! Если я и кормила какого дьявола, то только того, что сидит у меня в желудке! Как начала новую жизнь со старыми привычками. Как построила сладкий домик, дабы приманивать детишек себе на съеденье. – Но в журнале писали о «доброй славной женщине»! – разочарованно протянул Стэнфорд, не в силах поверить, что его самым подлым образом обманули. Тем более такая приветливая и гостеприимная особа, у которой к тому же такой вкусный пирог. – Не все, что где-то написано – правда, мой сладенький, – вонзила она еще одну стрелу в его разбитое сердце. – Я сама пустила этот слушок. Скажи на милость, пришел бы кто-нибудь сюда, прознав о «старухе-людоедке»? Скверная реклама! Разве что полиция заглянула бы. Их в последнее время развелось как собак нерезаных, приходится быть изобретательной. И, надев опять свои гигантские прихватки, она разожгла печь и стала раздувать ненасытное пламя. Алые отсветы плясали на ее морщинистом лице, в стеклышках очков горели жуткие, ничего доброго не сулящие огни. Только теперь до них окончательно дошло, какая страшная гибель их ждет. Пропали, совсем пропали! Никто не услышит их криков в этом проклятом лесу. Никто не поможет. Странное чувство накрыло их: казалось, будто бы все это происходит не с ними, не по-настоящему. Ведь этого никак не могло быть на самом деле. Они не могли умереть. Их жизни не могли вот так оборваться в самом начале. Это какой-то бредовый сон! Наверняка они на Хэллоуин объелись конфет и насмотрелись ужастиков – вот и снятся всякие страсти. И сейчас они проснутся, и все будет в порядке! Но нет, они никак не просыпались, и по-прежнему сидели в клетке. Железные прутья в дрожащих от страха ладонях были неотвратимо настоящими, и никуда от них не деться. – Какой же я дурак! – сдавленно просипел Стэнфорд, голос его не слушался. – Каким надо быть идиотом, чтобы поверить подозрительной старухе, живущей в лесу, от которого явно несет чертовщиной! – Ты не дурак, – от сжимающих горло слез голос Стэнли звучал глухо и подрагивал. – Просто ты хороший человек, и невольно всегда надеешься, что другие – такие же. А она воспользовалась этим. Если кто тут и виноват, так это я. Из-за меня мы здесь оказались. Мне нас и вытаскивать. – Что ты задумал, Стэнли? – То, что умею лучше всего. Эй ты, горгулья облезлая! – Ай-ай-ай! Разве можно так разговаривать со старшими? Где твои манеры? – Фрау Карамельда схватилась за сердце. Очень убедительно, но они знали, что его у нее нет. – Манеры-шманеры! Слушай сюда, старая хрычовка, если хочешь нас съесть, то начинай с него! Пораженный, Стэнфорд раскрыл рот. Такого он от брата никак не ожидал. – Доверься мне, ладно? – едва слышно прошептал Стэнли, и снова обратился к Фрау Карамельде: – Только глянь, какой он тощий! – и демонстративно обхватил его плечо. Даже с рукавом куртки оно свободно поместилось в ладони. – Все оттого, что он постоянно думает, все калории уходят в мыслительный процесс. Не то, что я! Голова мне нужна только чтобы есть, мозгами я почти не шевелю – вот и раздобрел так, что скоро ног увидеть не смогу! Короче, если хочешь от души набить брюхо, выбирай его, а не меня. – Ты, как видно, и впрямь не очень умен, – усмехнулась старуха. – Зачем мне есть твоего братца? Нет уж, я его откормлю сперва как следует. А вот тебя, поросеночек мой, я зажарю сегодня на ужин! Тоненько хихикая – уж лучше бы она зловеще хохотала – Фрау Карамельда отперла клетку, оттолкнула Стэнфорда подальше, сграбастала Стэнли и заперла ее вновь, положив ключ в карман передника. Стэнфорд вцепился в прутья и взвыл в бессилии, пока Стэнли извивался как гусеница в птичьем клюве и вопил: – Нет! Не ешь меня, дьявольское отродье! Но у старушки оказалась на удивление крепкая хватка. Она подтащила его к раскаленной печи, и, удерживая одной рукой в прихватке, другой открыла заслонку. Их обдало адским жаром. И вдруг: – Сиксер, лови! – Стэнли бросил ему ключ от клетки, попав как раз между прутьев. – Что? – вскричала Фрау Карамельда, от удивления ослабив хват. – Ах ты мелкий гаде… – Хук слева! – Стэнли вложил всю свою волю к жизни в этот удар и, отправил старуху прямиком в печь. Она завизжала и стала плавиться, тело корчилось и чернело, растекаясь лужей по накаленным углям, шипя и пузырясь. Разинутый рот растаял, и крик перешел в глухое бульканье, пока, наконец, не стих совсем. Запах жженого сахара наполнил маленькую комнату. Стэнли затошнило. Внезапно руки в длинных прихватках вцепились ему в шею и прижали к полу. Пока он, застыв в изумлении, наблюдал кончину колдуньи, уцелевшие обрубки ускользнули, и теперь стремились его удушить. Но не тут-то было: Стэнфорд уже выбрался из клетки и поспешил на помощь брату. Он отцепил зловредные конечности, лишил их защитной брони и бросил туда же, где сгинула их хозяйка. – Фу, ну и гадость! – Стэнли вздрогнул от омерзения. – Как ты достал ключ? – спросил Стэнфорд, помогая ему подняться. – Стащил из ее фартука, пока брыкался. Если я чего и умею делать хорошо, так это хитрить и лазать по чужим карманам. – Что ж, – Стэнфорд предприимчиво оглядел комнату, – Очевидно, мы все-таки действуем по плану «П». И они взялись перетряхивать старухины вещички как парочка умелых грабителей, сочтя это справедливой компенсацией за ужас, пережитый в ее доме. Конфеты обнаружились в буфете: целая корзинка, в разноцветных фантиках, похожие на те, из которых был след. Покидая сладкий домик, они раскидали повсюду угли из печи. Только печь да клетка и остались мрачными памятниками в чаще леса, а злонамеренное творенье Фрау Карамельды постигла та же участь, что и ее саму. – Теперь всю жизнь не смогу есть карамель, – сказал Стэнли, глядя на догорающие останки. Стэнфорд ответил на это скептическим взглядом. – Ну ладно, может и не всю. Но пару дней так точно. – Спорим, максимум до завтрашнего вечера? И они, смеясь, побежали обратно, собирая за собой конфеты – ни к чему оставлять эту дорогу в никуда. Прохладный осенний вечер опустился на Пляж Стеклянных Осколков. В ломбарде Пайнса было уже закрыто, а хозяин сидел в гостиной за сигарой, компанию ему составляли вечерние новости. Жена его устроилась на кухне, беседуя по телефону с поздним клиентом, которому срочно понадобилось узнать, не умрет ли он в этот Хэллоуин. Скоро она закончит разговор благоприятным прогнозом, посоветовав избегать лакрицы: людям нужна иллюзия контроля над непредсказуемой жизнью, и если они готовы за это платить, то кто она такая, чтобы им отказывать? И отправится спать. А следом и ее муж. И когда оба крепко заснут, и громогласный храп заглушит все звуки на милю вокруг, в кухню проберется их младший сын, и словно проказливый хэллоуинский эльф, превратит пустой пакет в буфете в полный. А пока что близнецы сидели на полу в своей комнате, залитой теплым светом, и мастерили костюмы. – Ну как? – Стэнли только что закончил копию собственной головы из папье-маше. Он собирался нарядиться дровосеком, который случайно отрубил себе голову. Фальшивку предполагалось носить под мышкой, а на настоящую голову натянуть одну из клетчатых рубашек брата. Стэнфорд в это время прилаживал рождественскую гирлянду к темно-синей пижаме. Его костюм созвездия Ориона был готов по пояс. Он отвлекся от своего занятия и, взглянув на шедевр Стэнли, поежился – уж больно натуральной вышла смертная гримаса. Синюшная кожа, изогнутый в муке рот с вываленным языком и налитые кровью выпученные глаза. Но больше всего пугало, конечно, портретное сходство. – Жуть! – резюмировал Стэнфорд, вызвав у брата горделивую улыбку. – Да уж, это заставит наших сонных домохозяек немного встряхнуться, – он бережно поставил голову сушиться на подоконник, и взялся делать топор из палки и пищевой фольги. Вообще-то он хотел взять настоящий топор, что лежал в кладовке, но мама не позволила. Она и безо всякого ясновиденья могла сказать: добром это не кончится. – Эй, Сиксер… – позвал Стэнли, нервно теребя краешек фольги. – Да? – Я просто хотел… ну… – фольга надорвалась. Он вздохнул. – Нас сегодня чуть не съели, и… – Да уж, мне надо критичнее относиться к информации, – с досадой заметил Стэнфорд. – Да нет, я имел в виду… мы и правда едва не окочурились, и я подумал… ведь я даже не сказал тебе… Он бросил фольгу, сунул руки в карманы и выпалил: – Короче, спасибо, и все такое. Что помог мне сегодня. И вчера, с этой контрольной. И вообще всегда. Просто чтоб ты знал, если вдруг мы опять соберемся сыграть в ящик. – О, Стэнли, ты что, плачешь? – Нет! Мне клей в глаз попал, понятно? – Понятно-понятно! – он примирительно поднял руки, и улыбнулся брату. – А здорово ты этой ведьме врезал! – Да ладно, она всего лишь дряхлая старушка. Таким и гордиться как-то неприлично, – он махнул рукой, но все же порозовел слегка от этой похвалы. И добавил немного погодя: – Знаешь, если б мы были этими братьями Сиблингами, мы бы, наверное, обнялись. – Хорошо, что мы не они. – Да уж. Не хватало еще, чтоб их вездесущие фотографы засняли нас за этим делом. – Боже упаси. Прошло примерно полминуты, в течение которых каждый был занят бесцельной возней со своим костюмом и смирялся с неизбежным. – Сиксер? – Ладно, только быстро! И засим последовали торопливые неловкие объятья. Этой ночью Стэнли снова спал спокойно. Угроза отцовской расправы миновала. И даже жуткая смерть Фрау Карамельды не беспокоила его посттравматическими кошмарами. Хэллоуин предвещал только веселье, разделенное с братом. А опасность представляло лишь количество конфет, которое он планировал съесть, и то для здоровья, о коем он по юности своей совсем не волновался. Жизнь опять виделась ему бесконечной, неспособной внезапно прерваться. И брат, казалось, будет рядом всегда, и вместе они как-нибудь управятся и с отцом, и со школой, и с секцией бокса, и с другими неприятностями. А потом оставят все это позади и отплывут на своем корабле туда, где их будут ждать сокровища и красотки, навстречу приключению всей их жизни! Именно этот сладкий миг и снился ему в ту ночь. Там и тогда, лежа в теплой постели в канун Хэллоуина, Стэнли Пайнс был счастлив.