до и после

причин, по которым жизнь Мэри была до и после знакомства с Мэттью, было достаточно много. он научил ее любить; оказывается, до него она совсем не знала, что это за чувство. любовные романы, которыми обыкновенно зачитывались девушки, всегда ее веселили и вместе с тем вызывали неприятные ощущения: немного зависти, непонимания, злости и – самую капельку – тоски. любовь виделась пошлой и глупой, люди с переменным успехом пользовались друг другом ради достижения личных целей – о чем тут мечтать? хотя, конечно, мечтать следовало, не хотелось отставать от общества со своими странными взглядами. Мэттью вызвал в ней то настоящее, что доступно немногим, и оно было совсем не таким, как в этих бульварных книжках; Мэри долго шла к принятию этого обескураживающего факта, понемногу привыкая к собственным чувствам и разбирая их на мельчайшие кусочки. однажды она выудила из своего сердца признание: «я по-настоящему люблю этого человека и хочу прожить рядом с ним жизнь». явившись непрошенным, оно осталось с ней навсегда. а еще он знал ее лучше нее самой, видел то, что сама Мэри, как ни старалась, не могла разглядеть в собственном отражении; Мэттью ловил за хвост такие крошечные проявления ее «другого» характера, что оставалось лишь удивляться: как заметил? он твердо заявлял о ее доброте и человечности, мягкости и ранимости, Мэри же в ответ насмешливо и недоуменно фыркала. но – она потеряла его. образ Мэттью, его спокойный голос, ласково смеющиеся глаза, нежный поцелуй в лоб каждый вечер перед сном, – все сохранилось в памяти нетленно, только его самого, родного и любимого человека, рядом больше не было. Мэри не знала, что делать. она плотно закрыла ставни, зашторила окна, повесила замок на дверь – никто и никогда не нарушит ее покой. мир вокруг нее умер, лишившись наполнявшего его смысла, и лишь внутри продолжала теплиться жизнь; она грелась воспоминаниями, дышала ими. Мэттью сидел рядом с ней за завтраком, с волнением во взгляде прося ее съесть еще немного; неспешно прогуливался по саду, вторя ее безжизненной походке; долгими часами вместе с Мэри наблюдал за движениями облаков из окон их комнаты; обнимал со спины, пока она без интереса смотрела в одну точку. Мэттью был с ней каждую секунду ее существования, порой становясь реальнее любого из членов семьи. это не пугало Мэри, но и не влекло в объятия смерти. продолжать так жить казалось самым правильным из всех возможных решений. однажды она поделилась этим с Томом. просто так, без предварительной подготовки, признание в собственном безумии сорвалось с ее языка. он, сперва в раздумье опустивший голову, спустя некоторое время поднял ее, и в его взгляде Мэри не нашла осуждения или насмешки. они были достаточно близкими знакомыми, даже друзьями, и не то чтобы Том действительно мог так повести себя, но все же. – я тебя понимаю, – тихо произнес он и вновь погрузился в молчание. – надо же, какое облегчение, что ты не побежал вызывать санитаров, – слегка язвительно прокомментировала Мэри, хотя эта колкость была лишь блеклой тенью того, что она сказала бы раньше. Том ничего не ответил. его крайне редко задевали ее слова, и не потому, что он ни во что не ставил их или ее саму, наоборот: он знал, чувствовал настоящий характер Мэри за всеми ее баррикадами; словно в его голове существовал некий фильтр, самостоятельно отсеивавший все напускное и ненужное и оставлявший только главное. – знаешь, Мэри, – начал Том, – у меня было то же самое. Сибил до сих пор не выходит у меня из головы и, боюсь, никогда не уйдет... хоть я и не слышу больше ее голос после пробуждения и перед сном, но... она часть меня, ничего с этим не поделаешь. Мэри тяжело выдохнула. – «все пройдет». в это невозможно поверить, я понимаю. «смирись и живи дальше» – как тут смириться? какая черствая, пустая фраза. любая проведенная на земле секунда без любимого человека кажется оскорблением его памяти. голос Тома был немного скрипучий из-за кома в горле и стойко сдерживаемых слез. их обоих уничтожило горе. они сидели вдвоем и лишь вместе составляли полного человека: каждый был лишен своей половины, в которой он отчаянно нуждался. этот разговор остался в памяти Мэри на долгие месяцы. она полагала, что именно он запустил внутренний механизм возрождения, возвращения в реальный мир. двигаться вперед стало проще, ведь было на кого опереться. Мэри погрузилась в работу над поместьем, открывая для себя новое буквально каждый день; бесконечное множество информации, которой она не знала ранее и о которой и не думала бы узнать. однажды Том сказал ей с долей восхищения в голосе: «теперь ваше с Сибил родство куда заметнее». Мэри обнаружила в себе глубокую страсть и саму способность к ней, впрочем, Мэттью наверняка весело заметил бы, что впереди у нее еще множество открытий. они полагались друг на друга, делились советами и мнениями, строили планы; доверяли сокровенное, то, что лишало сна, радовало или печалило. поначалу смутное и неоформленное, стремление Тома уехать вместе с дочерью и жить свою жизнь будто обухом ударило Мэри по голове. она воспротивилась ему с первых же секунд, как почувствовала, что скоро вновь потеряет близкого человека. ни за что она не даст этому случиться! Мэри отшучивалась и переводила тему каждый раз, когда Том начинал говорить об отъезде; поджимала губы и смотрела с отчаянной мольбой, но почему-то он, обыкновенно такой чуткий, отказывался понимать ее чувства. а точнее, отказывался делать то, что она от него ожидала, требовала; Том хотел распоряжаться собственной судьбой и не мог поддаться на уговоры, сколь дорога ни была ему Мэри. смятение и хаос поселились в ее душе. Мэри не могла найти себе места: металась от людей к людям, разъезжала по «крайне важным и срочным» делам; ее отношение к Тому менялось по несколько раз за день – мысленно она то проклинала его, то переполнялась теплыми чувствами, то молила остаться, то смиренно отпускала. ей было жаль Джорджа и Сибби, привязавшихся друг к другу как родные брат и сестра, но по большей части Мэри думала лишь о себе. пусть умом она соглашалась с решением Тома и видела в смене обстановки некоторые положительные аспекты, сердце ее категорически отказывалось принимать такой расклад. что же она будет делать одна? Мэри хмурилась каждый раз, когда эта мысль возникала в ее голове. неужели она до сих пор не выросла, что зависит от присутствия в ее жизни другого человека? ну и пусть, возражала себе Мэри, пусть не выросла. да и вообще, дело ведь совсем не в этом. больше у нее нет никого столь ценного, никого, кто смог бы разделить ее чувства. на кого он ее оставляет? на Эдит? немыслимо! так она и ходила мрачнее тучи. приближалось Рождество, и впервые Мэри ждала его со страхом, а не трепетом предвкушения, однако боялась она не только отъезда Тома. Мэри призналась себе уже давно: ей хотелось вновь испытать то необыкновенное чувство, что открыл ей Мэттью, вновь полюбить и быть любимой. она понимала, что никто не сможет заменить ее первую любовь; Мэттью суждено умереть дважды – еще раз, когда она испустит свой последний вздох. и все же что-то останавливало Мэри, словно она стояла перед закрытой дверью и никак не решалась постучать. не было никаких гарантий, что там ждет именно счастье, а несчастьем Мэри была сыта по горло. она наблюдала, как Эдит и Том переговариваются с искрящимися улыбками на лицах, и сама не понимала своих чувств, не понимала, что хотела от мужа своей покойной сестры, друга своего покойного мужа, бывшего шофера их семьи, человека чужой крови... как правильно поступить? разве то, что она испытывала, верно по отношению к людям, которых она любила всем сердцем? Мэри ощущала себя предательницей, ошибочно истолковавшей настоящую дружбу. – Мэри, – позвал Том, когда она вышла ненадолго подышать свежим воздухом. он осторожно закрыл за собой дверь и подошел ближе. – Том, – отозвалась она. – тебе не холодно? – нет, спасибо. – устала от праздничных песнопений? – с нарочитым смешком спросил Том. Мэри повела плечами. – ни в коем случае. просто набираюсь сил – впереди долгая ночь. воцарилось молчание. близился последний рубеж. – Мэри... – я буду ждать тебя, – перебила его Мэри, наконец решившись. она развернулась и посмотрела ему в глаза – уверенно и упрямо. истинный смысл этих слов, как и всегда, дошел до него сразу же. Тому хотелось отвести взгляд в смущении, но вместо этого он сделал шаг вперед и мягко взял ее руки в свои. – я хочу понять, кто же я и чего стою вдали от семьи, – Мэри собралась ему возразить, и Том торопливо продолжил: – нет, я серьезно. вернусь, как только верну себе былую уверенность, иначе не могу. и добавил уже тише: – обязательно вернусь. Мэри поняла: этот момент – новое до и после. и пусть ее чувства отличаются от тех, что она испытывала к Мэттью, это не делает их менее настоящими. любовь бывает разной – очередной усвоенный ею урок.