Если склонишься к мутной воде

1. От Иванса Потта Английская земля неприветливо встретила Теда Болдуина, американского туриста средних лет. Он поплотнее запахнул ворот пальто, когда спускался по трапу парохода, и посмотрел вверх: тучи были тяжелы, потоки воды низвергались на землю водопадом. А у него даже не было зонтика: не захватил за ненадобностью, хотя брат Уилбай его предупреждал о скверной английской погоде. Он промок насквозь, но это совсем не помешало ему неспешно позавтракать в первой же подвернувшейся по пути забегаловке, выпить чашку кофе и раскурить сигару. До назначенной встречи еще оставалось время, он успеет добраться на поезде до Лондона и заглянуть в книжную лавку. Но сначала следовало заглянуть в чемодан. Помимо ружья, надежно спрятанного в потайном дне, там лежали документы на имя Лоуренса Харгрейва, письмо, английские деньги и карта Лондона двухгодичной давности с отмеченным на ней местом встречи. Почему именно книжная лавка, Болдуин не знал, но задумываться об этом не стал. Он мог думать лишь о том, что скоро разрешится главная проблема его жизни. Он подождал, когда одежда просохнет, рассовал нужные вещи по карманам и за пазуху и захлопнул чемодан. Нужно обязательно обзавестись зонтом, пока он здесь. *** Безлюдная лавка показалась Болдуину самой обыкновенной. Она вся была заставлена тусклыми стеллажами, на которых громоздились потрепанные тома. Даже не верилось, что где-то здесь, во тьме книжных полок скрывается тот, кто решает судьбы людей. От скуки Болдуин мельком проглядел стопку книг. Надо же, а это прибыльное дельце, видимо этот хлам кому-то сильно сдался, если на них установлены такие цены. Сам он не прочел за всю жизнь ни единой книги; в его работе (он был начальником Чистильщиков, некогда процветающей организации в долине Вермисса, США) не требовалось знание литературы, астрономии и что тут еще за дрянь… — Что вам угодно, сэр? Голос прозвучал откуда-то сверху, словно бы издалека. Болдуин вскинул голову, рука его инстинктивно дернулась к револьверу, спрятанному под пальто. С лестницы из-под потолка спускался человек, нагруженный пыльными томами. По виду — обычный клерк. Болдуин подождал, пока он спустится, и лишь тогда глухо промолвил: — Я прибыл из Америки. На англичанина это не произвело никакого впечатления. Он даже не взглянул на посетителя. Шаркающей походкой он побрел, сгибаясь под тяжестью книг, к прилавку. Болдуин отправился за ним. Ошибки быть не могло. Это именно та книжная лавка, про которую ему говорили. Но какие же слова он должен произнести, чтобы этот идиот понял, кто перед ним? — Приехали за конкретной книгой из самой Америки? Вам отложено? — деловито осведомился этот книжный клерк, продолжая разбирать хлам. — Я от… — Болдуин понизил голос, — Иванса Потта. Если что-то и отложено, то для этого джентльмена. Хмурый, как английское небо, книжный клерк поднял на него такой же хмурый взгляд. — Если все так, как вы говорите, сэр, тогда у вас должно быть что-то: письмо, записка, что-то подобное. Могу я увидеть?.. У Болдуина действительно было письмо. Но передать его он мог только из рук в руки и одному конкретному человеку. Не книжному клерку, который настолько необязателен, что в назначенный час не мог просто постоять на месте. Болдуин медленно вынул письмо из-за пазухи и показал. — Можете увидеть. Но отдам я письмо только ему, — твердо сказал Болдуин. Книжный клерк безропотно кивнул, уныло поплелся к потайному входу за одним из книжных стеллажей, проскользнул туда, как в нору, и исчез. Болдуину пришлось долго ждать. Он терпеливо стоял на месте, не пытаясь более проникнуться книжным духом. Неподвижно, словно тигр в ожидании жертвы, что придет на водопой. Наконец унылый англичанин вернулся и сказал: — Пожалуйста, сэр, оставьте здесь нож и револьвер. И следуйте за мной. *** Они долго шли, и стук каблуков Болдуина отдавался эхом в пустых коридорах. А вот у англичанина поступь была почти бесшумной. Так вот какие агенты у этого местного английского Пинкертона-наоборот. Даже обычный посыльный у него так вышколен, что может запросто затеряться в толпе и не обнаружить себя. Они подошли к неприметной двери без опознавательных знаков. Болдуин зашел, а его проводник остался снаружи. В комнате царил полумрак, она освещалась лишь одной лампой, и лампа была направлена в сторону посетителя, поэтому Болдуин не мог так сразу как следует рассмотреть сидящего за столом человека. Он мог лишь оценить обстановку кабинета, он был уверен — одного из многих. Она была недурна, все говорило о хорошем, даже изысканном вкусе хозяина. За годы тюрьмы глаза Болдуина привыкли к темноте, нужно было лишь немного подождать. И, вглядываясь в человека, к которому привела его судьба, он заключил, что никогда прежде не видел ничего подобного. Лик этого человека не был омрачен тенью его преступной мысли. Он совсем не походил на того, кто держит в ужасе весь Лондон, нет. Он напоминал министра, профессора и пастора одновременно. Даже беглого взгляда с той стороны лампы Болдуину хватило, чтобы определить, что этот человек привык хладнокровно управлять не только людьми, но и оказывать невидимое влияние на их умы и души. — Добрый вечер, мистер Болдуин, — произнес этот человек обманчиво мягко, но что-то в его тоне заставило внутренности Болдуина сжаться в тугой комок. — Добрый вечер. Я не знаю, как обращаться к вам… — Вы можете обращаться ко мне «профессор», этого будет достаточно. Пожалуйста, передайте мне письмо от Иванса Потта. Болдуин был вынужден подчиниться его властному тону. Профессор быстро просмотрел письмо и молча указал Болдуину на стул. Чистильщик, некогда наводивший ужас на округу Вермисса, чувствовал себя не взрослым мужчиной, прошедшим через кровь и грязь, а провинившимся школьником, которого вызвали к директору. Иванс Потт говорил, что профессор поможет им найти проклятого Эдвардса, но не говорил о том, какое впечатление он производит на окружающих. Болдуин был не робкого десятка, но в присутствии профессора нутром ощущал животный страх волка при виде более опасного и сильного хищника. Вот где скрывалась истинная «долина страха» — в тайном кабинете английского профессора математики. — Ну что же, — промолвил похожий на министра профессор, державший в железных тисках весь Лондон. — Изложите ваше дело. Когда Болдуин закончил рассказ, унылый клерк принес херес. Болдуин осушил три стакана подряд, но легче ему не стало. Профессор к хересу не притронулся. Он заговорил, соединив кончики пальцев и откинувшись на спинку стула: — По тому, что вы рассказали об этом человеке… Джоне Дугласе или, вернее, Бёрди Эдвардсе, я вижу, что он просто делал свою работу и сделал ее хорошо, ежели ни деньги, ни связи не помогли никому из вашей организации избежать виселицы или тюремного заключения. Это значит, Чистильщики были слишком жадными, настроили против себя множество людей, руководствовались не здравым смыслом, а прихотью. И вот закономерный результат. Вы можете передать то, что я сказал, Ивансу Потту, его это тоже касается, — спокойно закончил он, потому что Болдуин не сумел скрыть охватившего его на этих словах изумления и на его лице отразилась целая палитра довольно грубых чувств. Этот английский профессор отчитывал Болдуина, как несмышленого ребенка! Но возразить было нечего, все было именно так. К тому же Иванс Потт перед поездкой в Англию посмотрел на Болдуина своим немигающим взглядом и изрек: «Имейте в виду, Тед, с этим человеком не следует вступать в пререкания ни при каких обстоятельствах». — Да, все это верно, — стараясь сохранять хотя бы видимость хладнокровия, проговорил Болдуин. — Однако Иванс Потт заверил меня, что для вас, сэр, не имеет значения причина ликвидации… — Да, это неважно, — тонко улыбнулся профессор. И слегка качнул головой, как рептилия. — Вам нужна его жизнь, вы ее получите. Он получил отсрочку, теперь настало время платить по счетам. Впрочем, меня удивило, что агенты Пинкертона настолько компетентны. Я слышал о них мало лестного. И, признаться, вы снабдили меня любопытными новыми сведениями. Как минимум нужно лучше проверять своих людей. — Не думал я, что вы, при вашем уме и положении, можете быть высокого мнения о каких-то там ищейках, — не сдержался Болдуин. — О Пинкертоне не был — до вашего рассказа. У нас здесь в Лондоне тоже имеется местная достопримечательность... Но будет об этом. Я задам вам несколько вопросов о мистере Эдвардсе, о его привычках, все, что вы помните за тот период, когда вы его знали. Постарайтесь ничего не пропустить, ведь от этого будет зависеть исход предприятия. *** Несколько дней Болдуин провел в гостинице. Он старался не привлекать к себе внимания и не выходить на улицу без необходимости. Впрочем, там все равно лил дождь, а он так и не обзавелся зонтиком. Вскоре он получил через унылого посыльного исчерпывающие сведения о своем враге, его доме со рвом и инструкции, разработанные лично английским профессором математики, похожим на министра. В самом конце инструкций были странные слова, но он не понял их значения и не принял во внимание: «Если склонитесь к мутной воде слишком близко, вам не поможет тот факт, что глубина рва всего три фута. Неизвестно, кто там обитает, на дне. В мутной воде вы не разглядите опасность». Иванс Потт говорил, что «он» часто выражается метафорично. Довольно странно для человека математического склада ума, подумал Болдуин. Впрочем, «его» план был безупречен и учитывал мелочи вроде того, что выстрел из спиленной двустволки не привлечет внимания. Болдуин чувствовал себя прекрасно. Он был уверен в успехе предприятия. Все пройдет так, как запланировано, проклятый Эдвардс будет убит лично Болдуином. Жаль только, миссис Этти Эдвардс не дожила до этого дня, ну да ничего. Эдвардс расскажет ей обо всем, когда попадет на небеса, если небеса существуют. Он выглянул в окно гостиницы: дождь закончился, небо было безоблачным. Совсем скоро и тучи в его сердце рассеются навеки. 2. В мутной воде Кевин Бирн проснулся слишком рано и долго лежал в темноте. Ему приснилось, что он тонул в мутной воде, отчаянно цеплялся за проплывавшие мимо ветки и мусор, но продолжал тонуть, а с берега за ним жутко горящими глазами наблюдал тигр. Даже во сне Бирн четко понимал: если он выберется из реки, то ему все равно конец. И тут за спиной послышалось страшное щелканье огромных челюстей, и сон закончился, потому что он проснулся с душераздирающим воплем и обнаружил, что находится у себя в спальне, а не в какой не воде: ни мутной, ни чистой. «Даже ворон может утонуть в мутной воде», — сказал ему однажды его работодатель. Он долго размышлял над этой фразой и пришел к двум выводам: то была угроза и автор метафорически обыграл его фамилию со значением «ворон». Пока что тонуть Бирн не собирался, хотя и сделал для этого достаточно. Ему недавно исполнилось тридцать три, и большую часть этих лет он потратил на то, чтобы выбраться со дна жизни и обеспечить своих дорогих сестер — Мэри и Уну. Слишком уж часто он выбирал для этой благородной цели не самые чистые методы, был замечен и из грязной лужи переселился в море: получил место у лица столь значительного, что и вообразить было нельзя. Говорят, что окружение меняет человека. С ним так и случилось. Прежде он не считал проблемой обмануть, подставить кого-то под удар ради собственной выгоды, вот только люди от этого не умирали. Теперь же он работал помощником у человека, который разрабатывал планы как ограблений, так и убийств, и то было для него рутиной, а для Бирна стало потрясением. Он увидел многое из того, что предпочел бы не видеть, и услышал то, чего предпочел бы не слышать. В конце концов, что-то дернуло его связаться с единственным человеком, который бы сумел предотвратить преступления. Так, под именем Фреда Порлока Кевин Бирн принялся поставлять конфиденциальные сведения знаменитому сыщику Шерлоку Холмсу. Конечно, он не мог делать это бесплатно: он ничего не мог делать бесплатно, так что посчитал нужным попросить небольшое вознаграждение за столь опасный труд. Но большей наградой, чем десять фунтов, было чувство, что он, мелкий человечек, причастен к тому, что в мире стало чуть меньше убийств. Разумеется, передача на сторону сведений о готовящихся преступлениях не могла остаться незамеченной, хотя Бирн всегда соблюдал свойственную ему осторожность. После дела Дугласа связь с Холмсом ему пришлось оборвать, и он ежедневно опасался разоблачения, но ничего не происходило. Шли дни, недели, и ему уже начало казаться, что все в порядке, нужно просто забыть об уколах совести, которые становились все менее ощутимыми. При выборе: совесть или жизнь — он все же предпочитал второе. Но вот вчера… Вчера птичка принесла ему на хвосте тревожную новость: «он» ищет нового помощника. Значит ли это, что «он» все знает и планирует избавиться от Бирна? Бирн изначально знал, на каких условиях его взяли на эту работу и какое наказание ждало его за столь значительную оплошность. Выкрутиться не удастся. Что же делать? Бежать? Но у «него» есть агенты повсюду, и не только в Англии. Можно затеряться одному, но как быть с сестричками? Бирн бросил усталый взгляд на часы. Время явиться пред серые очи профессора Мориарти, дабы выслушать его распоряжения. *** Дверь кабинета профессора Мориарти была чуть приоткрыта, и Бирн собирался благоразумно постучаться, но не успел, потому что из кабинета вышел человек, которого он прежде не видел. Незнакомец был похож на недавнего посетителя-американца: смуглый, средних лет, с тонким ястребиным носом, с седеющими усами, разве что лицо у него было менее отталкивающее и более английское. Человек остановился и, не говоря ни слова, вперился в Бирна цепким взглядом, взглядом убийцы. Бирну невольно вспомнился тигр на берегу реки из его сна: у этого человека был такой же взгляд. — К вам прибыл почтовый ворон, профессор, — громко сказал человек, похожий на тигра. — Так пусть заходит, — послышался голос Мориарти. И Бирну ничего не оставалось, как зайти. Первым делом он бросил испуганный взгляд на профессора: тот был по обыкновению погружен в себя, перебирал какие-то бумаги, очевидно принесенные незнакомцем, и не обращал никакого внимания на своего помощника, пока тот не заговорил: — Я жду ваших распоряжений, сэр. — А что, вы уже сделали все дела на сегодня? — не глядя на него, отозвался Мориарти. — Телеграммы отправлены, на письма ответили, книги разобрали? Кстати да, принесите мне… Что такое? Теперь он посмотрел — и лучше бы не смотрел. Бирн застыл под этим ледяным взглядом, судорожно пытаясь сообразить, как составить вопрос так, чтобы не выдать того, кто принес ему весть о замене. — Нет еще, я ведь только пришел и подумал, вдруг вам что-то нужно, сэр… — Мне нужно, чтобы вы нашли себе замену, Кевин. И подойдите к вопросу тщательнее. Он так просто это сказал. Так значит, это правда, все подтвердилось! И что же теперь делать?! Бирн постарался побыстрее овладеть собой в этой непростой ситуации. Впрочем, его обычный унылый вид часто помогал ему делать хорошую мину при плохой игре. — Да, сэр. Могу я спросить, какова моя участь? — Ваша участь, — повторил Мориарти. — А что, вы сделали что-то такое, чтобы я решал вашу участь? Может быть, вы провалились, а мне об этом ничего неизвестно? — Нет, сэр. Но если вам нужен другой помощник, стало быть, я не справляюсь, и… — Я перевожу вас на другую должность, где вы будете нужнее, — спокойно ответил Мориарти, снова возвращаясь к своим бумагам. Бирн и хотел бы поверить и вздохнуть свободнее. Но за несколько лет службы он привык, что за каждым словом Мориарти скрывается двойное дно. Тем не менее он уже собирался откланяться и приступить к своим рутинным обязанностям по отправке корреспонденции, как Мориарти снова пристально посмотрел на него и сказал: — Мы обсудим вашу участь позже, за ужином. Зайдите за мной в восемь. — Да, сэр. — Пока займитесь делами так, как будто бы завтра вы уже не выйдите на работу. Я искренне надеюсь, что вы успеете сдать дела в идеальном порядке. И да, принесите мне чаю. Весь день Бирн носился как угорелый, приводя в порядок дела. Это было не так-то просто, хотя он никогда не откладывал ничего на потом, был аккуратен и подходил к работе тщательно. Пока он трудился на пределе сил, у него совсем не было времени осмыслить беседу с начальством и разобрать подводные камни. Он начал это делать только за ужином, который состоялся в восемь тридцать в Холборне. *** Мориарти уезжал по делам незадолго до ужина, так что заходить за ним Бирну не пришлось. Сам он приехал в Холборн к уже заказанному столику в отдельной комнате, вдали от любопытствующих глаз. В ожидании профессора он успел обдумать ситуацию и даже немного вздремнуть. Похоже, он легко отделался. Его переведут на более тяжелую работу, зато сохранят жизнь. Было одно очень жирное «но», жирнее, чем дичь, которую здесь подавали: такое решение полностью противоречило довольно жестоким и бескомпромиссным взглядам Мориарти на промахи и провалы любой степени тяжести. Бирну очень хотелось верить, что для него решили сделать исключение. Все-таки работал он хорошо, профессор обычно был им доволен. Так размышляя и убаюкивая себя надеждами, он сидел, прислонившись к спинке стула, и тут его настигла дневная усталость, веки сами собой сомкнулись, и он погрузился в блаженную дрему и… вновь оказался в сегодняшнем кошмаре. Он оглянулся, ожидая увидеть страшную морду крокодила (чьи это еще могли быть челюсти?), но вместо чудовища увидел прекрасную леди в прозрачном одеянии. Она нежно улыбалась ему, и зубы ее были мелкими, как жемчуг. Как она прекрасна, подумал он, как хорошо, что я увидел этот сон сейчас, перед судьбоносной встречей. Теперь мне хорошо, спокойно… Прекрасная дева подплыла ближе и вдруг, взмахнув чешуйчатым, переливающимся перламутром хвостом, исчезла под водой. Он, недолго думая, нырнул за нею, но не мог поначалу ничего разглядеть в темной воде. И вот, казалось, мелькнул отблеск ее хвоста, вот она подплыла ближе: красивая, холодная, с длинными черными волосами, а ее глаза… — Вы что, заснули, Кевин? Бирн резко подскочил на стуле и увидел, что он не в воде, а в ресторане, и у профессора Мориарти такие же глаза, как у морской девы из его сна. Холодные, мрачные, серые, нездешние. — Прошу прощения… я задремал, и мне такое приснилось… Мориарти поднял руку в успокаивающем жесте. — Ну-ну. Вы, должно быть, устали и проголодались. А я сильно задержал вас. Но это ничего, сейчас принесут суп. Бирн ожидал, что на ужин подадут дичь или рыбу, но когда принесли черепаховый суп — настоящий черепаховый суп, а не то варево, которое часто за него выдавали, — он по-настоящему расслабился. Если такой человек, как профессор Мориарти, угощает его столь изысканным и роскошным ужином, значит, он все-таки ценит его. Мориарти смотрел, как он ест, но сам почти не притронулся к блюду. Он ждал, когда Бирн насытится, и не начинал разговора. Но в ожидании перемены блюд все же перешел к делу: — Знаете, Кевин, какими качествами должен обладать мой помощник? — Вы говорили мне при нашей первой встрече, сэр. Аккуратность, педантичность, возможность работать в любое время дня и ночи… — А еще? Было очевидно, какого слова ждет Мориарти, а Бирну не очень-то хотелось произносить это вслух. — Преданность, — сглотнув комок в горле, ответил он. — Преданность, — повторил Мориарти. — Вот ее-то вам и не достает. А ведь это главный ингредиент, как черепаха в черепаховом супе. — И мне ее недостает, сэр? — Именно вам. Помните Хейса? Конечно, Бирн помнил Хейса. Ведь именно случай с Хейсом и побудил его связаться с Шерлоком Холмсом. Хейс был одной из мелких сошек в организации. И как-то раз допустил помарку в одном письме, из-за чего сорвалось крупное дело. Мориарти считал, что Хейс подвел его, и добавил, что этого больше не повторится. Это не повторилось, потому что спустя несколько дней Хейса нашли мертвым: несчастный случай, кирпич упал на голову. То крупное дело, конечно же, потом было провернуто, но на него пришлось потратить вдвое больше сил и энергии. Но бедняга Хейс об этом уже не узнал. — Когда вы в последний раз ездили в Камберуэлл? — спросил Мориарти. Бирн вздрогнул, но сумел сохранить на лице унылое выражение. Не может быть, чтобы… нет, он был осторожен. Мориарти просто спрашивает, ведь в Камберуэллском почтовом отделении он получает письма от кого-то… какого-то американца. Ну то есть получает он, но забирает их Бирн. Почтовый ворон Бирн, так его прозвали. — Месяца два назад, сэр. Письма для вас не было. — Зато для вас кое-что было, не так ли? И на что же вы их потратили? — Сэр? Бирн уже нутром чуял опасность этого вопроса, но логически отбрасывал раз за разом все однозначные намеки. — Я говорю о десяти фунтах, полученных вами от Шерлока Холмса, Кевин. На что же вы их потратили? Можно было начать запираться. Можно было… Можно было что угодно, но Бирн молчал, потупив взор. Он вдруг ясно ощутил, что все, конец. Конец его жизни, конец планов его и сестричек. Его внезапная кончина (разумеется, несчастный случай, скорее всего на воде) — дело времени. А роскошный ужин — это что-то вроде ужина для приговоренного к казни. Он поднял взгляд и столкнулся с обманчиво-спокойным взглядом чудовища. Оно с любопытством глядело на него из мутной воды, в которой такой мелочи, как он, больше не было места. — Оно того стоило? — с мрачной веселостью осведомился Мориарти. — Оно стоило вашей жизни? Бирн молчал. Что он мог ответить? Конечно же, оно того не стоило! — Не думаю, что вам было мало той суммы, которую вы получали, занимая место моего помощника, — Мориарти размышлял вслух. — Стало быть, у вас завелись принципы, пробудилась совесть, что-то вроде того. Вы же сами связались с ним, с Холмсом? Или это он вас нашел? — Я… я его нашел. После смерти Хейса я потерял голову. Да, именно тогда. Он был обречен, так зачем же лгать? Он уже прочитал приговор в холодных серых глазах твари напротив него. — Вы знали, что этот сыщик собирает улики против меня? Вижу, что знали. Тогда, думаю, вы должны понимать, что я не могу вам позволить высказаться на суде. — Рано или поздно, — начал он после того, как с трудом проглотил еще один ком в горле, — рано или поздно, но когда-нибудь кто-нибудь сделает это, сэр. — Возможно, — легко согласился Мориарти. — Но вам не суждено стать свидетелем столь примечательного события. А теперь я ненадолго оставлю вас. Никуда не уходите. Он ушел, но Бирн понимал, что удрать он уже не сможет, да и не смог бы и раньше. Мориарти знал о его предательстве, а значит, за ним какое-то время уже следили. И сейчас его незримо охраняют. Он снова закрыл глаза, но сон, как назло, не шел. Зато ему вспомнился один весьма примечательный разговор с Мориарти. *** Это случилось за пару дней до гибели Хейса. Тогда тоже была весна. Он вбежал в кабинет Мориарти и, запыхавшись и не дождавшись разрешения говорить, затараторил: — Простите, сэр. Я хочу попросить за Хейса. Пожалуйста, выслушайте! — Это бессмысленный разговор, мистер Бирн. С ним уже решено. — Но ведь… да, из-за него сорвалось. Но ведь он не нарочно! Любой может допустить такую ошибку, поставить кляксу, букву не ту написать. Разве это стоит жизни человека? Он обязательно исправится! Такое больше не повторится! Мориарти оторвался от бумаг, загромоздивших его письменный стол, и посмотрел на Бирна своим знаменитым холодным взглядом, от которого поджилки тряслись. — Вы уже некоторое время занимаетесь корреспонденцией, мистер Бирн. Кому, как не вам, знать, что малейшая помарка искажает смысл сообщения? Что и произошло в данном случае. — Но почему нужно обязательно убивать Хейса? — Вы действительно хотите знать? — Да. Мориарти откинулся на спинку стула, соединил кончики пальцев и заговорил: — Хорошо, я объясняю вам. Но только один раз. Это урок для всех, чтобы не ошибались другие. В нашей работе ошибки недопустимы. Я могу хвалить за старания, но только в учебном классе. За пределами класса имеет значение только результат. Эти промахи ничего не стоят тому, кто их делает, но дорого стоят моей репутации. Я всестороннее разъяснил Хейсу суть его работы, и он сказал, что ему все ясно. — Но ведь наказание несоизмеримо проступку. — Почему же? Он ошибся. Значит, ошибся я, доверив ему часть работы. Ошибка стоила провала дела. А я, мистер Бирн, не могу позволить себе потерпеть неудачу. Мое положение зависит от того факта, что все, что я делаю, должно увенчаться успехом. Вам этого не понять, потому что ответственность лежит не на вас. — Вы говорите об ответственности, сэр. А вы бы смогли… лично нажать на курок? — Зачем мне это делать? — Тогда бы вы поняли, что такое — убить человека. Оборвать чью-то жизнь. Бирн тогда был сильно взволнован и потерял берега. Но Мориарти ни жестом, ни взглядом не показал, что его хоть сколько-нибудь волнует душевное состояние его подчиненного. — Я прекрасно понимаю, что такое оборвать жизнь, хотя сам я лично никогда никого не убивал. — Вот именно. Хейса убьют по вашему приказу. По вашему слову. — И что же? Я даже не увижу, как он умрет. Если вы думаете, что мне доставляет удовольствие отдавать подобные распоряжения, то это не так. Но это необходимо в интересах дела. — Можно оставить Хейсу жизнь в интересах дела. Пожалуйста, сэр. Хейс — ваш человек, точно так же, как и я. — Не совсем. Как бы вам объяснить, — Мориарти задумчиво посмотрел перед собой. — Если одна спица в колесе сломалась, то колесо нужно заменить, кэб дальше не поедет, лошади будут простаивать. Прибыли не будет. Нет, лучше возьмем другую аналогию. Математическая формула: одна ошибка — и все рушится. Можно разрешить эту проблему всего лишь одним способом — устранить ее, — он улыбнулся одними губами. И в тот момент Брин испытал ужас — впервые с тех пор, как стал работать на Мориарти. Нет, он и раньше понял, во что ввязался, после того как прочел в газетах об убийствах некоторых лиц, упомянутых в обычной корреспонденции, но теперь все было иначе. Тех людей Бирн не знал, они были ему безразличны. А Хейс был членом организации, и от него так легко избавлялись из-за одной ошибки. Он был в ужасе от того, как Мориарти относился к смерти любого человека, ставшего в его глазах ошибкой в вычислении; сломанная спица — вот кем был для него живой человек. *** И вот настал тот день, когда сломанной спицей и ошибкой в вычислении стал сам Бирн. Пока он предавался воспоминаниям, Мориарти вернулся и снова сел напротив. Бирн внимательно посмотрел на него: такой красивый человек, выглядит весьма респектабельным, ученым, талантливым, но все это ширма для расчетливого чудовища, которым он является на самом деле. — Ну так что же? Вы придумали ответ на мой вопрос? — спросил Мориарти. — Как давно вы передаете сведения Шерлоку Холмсу? Когда вы с ним связались? Бирн назвал дату. — Надо же. А я думал, что много позже. В любом случае этого больше не повторится. Этого. Больше. Не. Повторится. — Я… я порвал с ним все связи с января, — предпринял Брин последнюю, довольно жалкую попытку избежать неизбежного. — С того времени это больше не повторялось. Взгляд Мориарти слегка смягчился. Возможно, он искренне сожалел о своем решении, а не только делал вид. — К сожалению, Кевин, это уже неважно. Смертью карают и за меньшее, вы же знаете. — Затронет ли это… моих сестер? — Разумеется, нет. Ваши сестры не имеют никакого отношения к организации. Они не предавали меня. А вы — да. — Могу ли я попрощаться с ними? Мориарти покачал головой. — Вы можете оставить для них письмо, если хотите. Но не будьте слишком откровенны, а то ведь я могу и передумать. Он позвонил, и какой-то неизвестный Бирну человек принес перо, чернила и бумагу. И Бирн, немного подумав, облек свои чувства в стихи. Он всегда так делал при жизни, почему бы не сделать так и с посмертным посланием. Жаль, что его сестры не увидят этих строк. Жаль, что они больше не встретятся. Сколько всего жаль. Жаль, что в мутных водах лондонского дна водятся такие чудовища, как профессор Джеймс Мориарти. Куда против него такой мелкой рыбешке, как Кевин Брин! Но в Лондоне есть такой рыбак, который сумеет выловить и акулу. 3. Стихи с двойным дном Себастиан Моран показал записку, и его впустили во временно закрытые для посещения римские термы Бата. Сам Моран предпочитал турецкие бани — сказывалось длительное пребывание в жаркой Индии. Джеймсу Мориарти, его хладнокровному другу и начальнику, конечно же, больше подходили римские термы. Их закрывали для посещения на то время, когда он приезжал в Бат. Если бы он мог, то перенес бы их к себе в загородный дом, но, к сожалению, это было сделать никак нельзя — термальные источники на протяжении веков били именно здесь. Моран прошел к любимому бассейну Мориарти и почти сразу же увидел его: тот сидел в прозрачной зеленой воде — прекрасной, словно усыпанной звездами, — прислонившись спиной к каменной кладке; пугающе-неподвижный, словно мраморная статуя, изваянная древними мастерами. Казалось, что он находится в центре звездного скопления. Мориарти не произнес ни слова, только выжидательно посмотрел на Морана холодными серыми глазами. Моран прекрасно изучил этот взгляд, он означал: все прошло скверно, не так ли? Все прошло прескверно, поэтому Моран и прибыл в Бат лично. Неторопливо и по порядку он поведал своему начальнику и другу о том, что Джон Дуглас, он же Бёрди Эдвардс, умудрился остаться в живых, тогда как американский гость, достопочтенный Тед Болдуин, погиб. Возможно, они бы никогда не узнали о подмене, но на месте работал мистер Шерлок Холмс, поэтому детали происшествия стали достоянием гласности. Мориарти выслушал эту новость с бесстрастным выражением лица. Однако за годы работы в организации Морану было прекрасно известно одно: если кто-то нарушает планы Мориарти, рано или поздно он начинает об этом жалеть. — Ну что же, эта пташка оказалась весьма осторожной, — с улыбкой промолвил Мориарти. И продолжил с холодной яростью: — Мне нужно знать, где он сейчас и куда собирается отплыть в ближайшую неделю. А я не сомневаюсь, что он собирается, ведь у него такой замечательный советчик. — Они с женой в Пальмире, собираются отплыть в Кейптаун, — ответил Моран. Он был готов к этому вопросу. На какое-то время Мориарти задумался, и Моран мог спокойно смотреть на его красивый профиль. Он был похож на римского патриция, задумавшегося о судьбах Рима. Он мог бы двигать судьбами народов, подумал Моран, но предпочитает находиться на вершине пищевой цепи и царить в мутной воде лондонского дна. А если бы он пошел в политику, как тот же Майкрофт Холмс, у него бы нашлось много конкурентов и никакой ум и коварство не помогли бы ему в бассейне, кишащем крокодилами. Лучше быть одним крокодилом в реке, чем жить среди таких же в бассейне. — Кажется, им на пути встретится остров Святой Елены, — наконец заговорил Мориарти. В его голосе больше не было ярости. — И там часты сильные бури. Человек может упасть за борт, а никто и не заметит. — Я вас понял. Только он — или она тоже? На этот вопрос Моран тоже знал ответ, но немаловажно было уточнить. Просто на всякий случай. — Только он. Про нее мистер Потт ничего не написал. Да и покойный мистер Болдуин про нее ничего не говорил. Оставалось еще одно дело. Он обязательно спросит, он всегда спрашивает. — Что наш дорогой почтовый ворон? — Несчастный случай. Темные ночи неприятны, как вы знаете. Бедняга утонул в районе Камберуэлла, похороны уже прошли. Его сестры весьма опечалены, похоже, они очень были привязаны друг к другу. Мориарти помолчал и спросил: — Вы передали им его прощальное письмо? — Нет, я счел его чрезмерно откровенным. Впрочем, оно скорее адресовано вам, а не им. Вернее, оно скорее о вас, а не о них. Эдакое послание с двойным дном. На лице Мориарти промелькнуло что-то, похожее на удивление. — А что он написал? Я видел, что это какие-то стихи. — Да, стихи. Прочитать вам? — Будьте так любезны. Моран вынул из кармана смятый листок, разгладил и прочитал: — «Если склонишься к мутной воде, Можно увидеть её. Вот же она — затаилась во тьме. Вот же она — плывёт. О, как прекрасна! Как холодна! Если захочется ей — В мутные воды она унёсет Всех любопытных зверей. Будешь тогда в мутных водах плыть, Ворон, теперь и ты. Будут оплакивать сёстры тебя, В воду бросать цветы. Если захочет венок сплести Из мутных серых вод, То подберёт она те цветы — И тот венок сплетёт». — Как поэтично, — холодно заметил Мориарти. Моран был с ним согласен. Стихи ему понравились, поэтому он и оставил их себе. Они пробуждали что-то в его зачерствевшей душе, но что, он и сам толком не понимал. Ему, вообще говоря, нравился Кевин Бирн, и гораздо больше, чем предыдущий помощник Мориарти. Ловкий, сообразительный, работал быстро и четко. Какая жалость, что он связался с этим сыщиком и от него пришлось избавиться. — Это он меня с морской девой сравнил или с крокодилом? — спросил Мориарти. — Думаю, и с тем, и с другим, друг мой. Он не определился. Вы ведь чудовище, прекрасное холодное чудовище. И вы действительно хорошо чувствуете себя в мутных водах лондонского дна. Иногда Моран позволял себе говорить с Мориарти метафорами. Он бы предпочел использовать их в книгах, но в мемуарах редко требовался поэтичный слог. — «Если склонишься к мутной воде», — медленно повторил Мориарти. — Это лучшая строка. Остальное — вздор. Как можно сплести венок из воды? Это невозможно. Он склонился к воде и посмотрел туда. Но кого еще он мог там увидеть, если не свое собственное отражение?