Последний аккорд

      Мама улыбается тепло, Оленьке кажется, что в своëм праздничном солнечно-жëлтом платье она красивее всех на свете, может, даже невесты. Оля поправляет ободок с цветочками, на который монеток очень долго копила и отправляется играть с другими детьми.       Какие-то огромные дяди в солнечно-жёлтых куртках ругаются со взрослыми. Оле становится страшно немного от этого, прошлый год вспоминается, когда на маму так же кричал отчим. Правда, в отличие от него, эти люди сами помочь хотят, оказывается, они пожарные. А потом один из них, высокий, словно дядя Стëпа из книжки, начинает петь песню. Когда звучит последний аккорд этой музыки, Оленьке снова становится спокойно, светло.       К ним на траву присаживается один из пожарных, тот самый, что пел до этого времени песню. Он улыбается широко, Оля замечает, что глаза у него добрые и весëлые, прямо как у мамы, только голубые, а не чëрные. Представляется Максимом и учит их дуть одуванчики.       А через минут двадцать всë это тепло превращается в жар нестерпимый. Оленьке страшно, не хочется отпускать в страшный горящий лес маму, сжимающую в руках еë любимую игрушку тапира, которая очень сильно любит дочку. Но, наверное, пришло время расставаться. Ведь всего на час, а то и меньше, аэропорт, как сказал Максим, совсем близко, а потом они с мамой снова будут вместе.       Огонь выглядит страшно, величественно, захватывающе, но никак не красиво. Он не похож на тот, из которого соткана Жар-Птица, на то, как пламя изображают в комиксах про неë, что показывала как-то Надя из соседнего дома. Улыбающееся лицо Максима смотрится на таком фоне совершенно чужеродно, он будто ещë на что-то надеется, верит в чудо, им говорит, что не нужно бояться. Оля понимает, что это совершенно не оправдано: у них осталось слишком мало вещей, которые ещë можно скинуть. Кажется, яблони в следующем мае они посмотрят оттуда, где селятся звëзды.       Когда Оленька осознаëт, на какое чудо пожарный надеется, становится слишком поздно. Думать о том, что даже, пусть и будто родная для Максима, гитара — просто вещь — становится равноценной человеческой жизни, если говорить о жертвах, требовавшихся огнëм, жутко. Раз. А может, человеческая жизнь чуть дороже пломбира. Два. Они, кажется, взлетают. Три.