Не оборачиваясь

Похороны Воропаева проходят практически мимо Катерины. Она вообще плохо воспринимает происходящее: казалось бы, какое ей дело, это совершенно чужой человек, с которым они всегда были пусть не в состоянии абсолютной войны, но некоего противостояния. В ее голове все никак не могло уложиться, что еще три дня назад она не хотела идти с ним ужинать, и Воропаев в ресторане отпускал ей весьма сомнительные комплименты и делал столь сомнительные и вполне себе недвусмысленные предложения, а сегодня в Катиных руках букет из ч-е-т-н-о-г-о количества темных, чуть ли не черно-бордовых роз. От их густого запаха почти тошнит, как и от ладана, как и от намеренно траурных нарядов присутствующих. Черное контрастирует с воропаевской шевелюрой и блестящей деревянной крышкой г-р-о-б-а, оплаченного компанией. Катя два дня смотрела какие-то каталоги (кто-то же должен принимать решения, но что делать, если эти люди не в состоянии сейчас решать бытовые вопросы), о чем-то советовалась с Юлианой, дважды вызывала скорую Кире и еще дважды — для прилетевшего Павла Олеговича. Андрей, конечно, ни в какие командировки не уехал, как-то неловко отцеплял от себя Киру, странно тряс головой и под чужими пристальными взглядами небрежно поправлял на ней повязку, курил сигарету за сигаретой прямо в президентском кабинете и не отрываясь смотрел на Катю. Жарко и пристально. Пока Клочкова рыдала в баре, Милко уже выбил из Кати обещание, что она найдет деньги на коллекцию строгих мужских костюмов в «память о Шурике». Юлиана таскала на согласование какие-то статьи для глянца и серьезных деловых изданий, подбирала подходящие фотографии и писала некрологи, пронизанные искренним сожалением и светлой грустью (любой каприз Маргариты Рудольфовны за ее же, Маргариты Рудольфовны, деньги). И Воропаев на фотографии с черной лентой, размещенной прямо в холле первого этажа, казался совершенно и-д-е-а-л-ь-н-ы-м. — Дураком был, дураком и умер, — бросает Андрей, за что тут же получает и от Павла Олеговича, и от Маргариты Рудольфовны. А Катя с ним не разговаривает целый день: долгий, длинный, н-е-с-к-о-н-ч-а-е-м-ы-й. Еще через день следователь объявляет об аресте Хмелина. По телевизору говорят о каких-то подпольных казино, Кате все равно: смерть как будто списывает слишком многое, почти все. Жданов с повязкой в очередной раз прилюдно отцепляет от себя Киру, и Катя вдруг сосредотачивается на мысли, что вот он-то живой. Ж-и-в-о-й, хотя тоже был там, на парковке, когда взорвалась машина Воропаева. Стоял совсем рядом, выяснял отношения. Кате даже искренне жаль, что Андрей не набросился на Александра где-нибудь прямо в ресторане. Может быть, тогда тот бы не успел так близко пойти к своему автомобилю, остался бы жив, сейчас действовал бы всем на нервы, оскорблял бы ее своими намеками, но… но был бы живой. Вообще бы б-ы-л. Простить Жданова в такой ситуации оказывается очень легко: когда понимаешь, что жизнь скоротечна, а хоронить могли двоих… В президентском кабинете Катя говорит ему, что больше не собирается оглядываться назад, что если он и правда ее любит, то она готова его простить и просит, чтобы он простил ее, потому что наворотили они оба. Жданов в первую секунду удивленно на нее смотрит, будто совершенно уже не ждал, отчаялся. Еще пару мгновений он как будто о чем-то размышляет, взвешивает. Катя собирается возмутиться, что не он ли ей рассказывал перед рестораном очередную сказку о своей любви, как он целует ее: грубо, жадно. Почти н-е-з-н-а-к-о-м-о. Катя успела забыть, какой он. Напористый. Горячий. Безбашенный. Он берет ее на столе в каморке, и она совсем не возражает. На секунду Кате кажется, что это какое-то дежавю: она на столе, спиной закрывает свой старый компьютер (не свалить бы монитор!), а он нависает над ней: губы к губам, глаза в глаза. Она тянет Андрея за галстук на себя (когда это он начал постоянно носить галстук?). Ему хватает нескольких толчков, чтобы кончить, но Катя не выпускает его из своих объятий, прижимая к себе, поглаживая его спину, целуя его в основание шеи. За то время, что они не были вместе, он, кажется, сменил одеколон, но ей нравится этот запах: будто капля адреналина и легкого страха перед ним. Пусть, так даже интереснее. И-н-т-р-и-г-у-ю-щ-е. Он привозит ее к себе домой: в квартире у него полный бардак, Катя даже не ожидала, что он такой неряха. — Не бери в голову, — просит Андрей, разливая по бокалам красное вино. — Последние дни были… Ты сама все понимаешь. И вообще я думаю тут сделать ремонт. Или лучше продать, а нам купим что-то новое. Что-то, что будет нравиться и тебе. Что скажешь? Это «нам» звучит многообещающе. Будто Андрей Жданов и правда ее любит, не врет, не обманывает. И Катя отчаянно хочет ему верить, она же уже решила, что теперь она ему верит. Они просто спят вместе в одной кровати, утром ее ждет завтрак в постель и заявление, что они обедают с его родителями. Ей эта встреча кажется немного не ко времени, но Андрей просто пожимает плечами: — Катюш, ну они же не останутся здесь. Уедут в Лондон. А сейчас, пока они еще в Москве, им же хочется побыть со мной. Островок стабильности и все такое. А я без тебя не пойду, я так решил, пусть привыкают. Ждановы-старшие встречают Катерину немного настороженно. Павел Олегович почти сразу понимающе улыбается и, кажется, ничуть не возражает против такого развития событий. Маргарита Рудольфовна пристально разглядывает Катю, хмурится, но вслух ничего не говорит, и Катя решает, что это уже не так уж и плохо. Разговоры идут слишком сумбурные, хотя в целом обстановка за столом довольно теплая. Она накаляется лишь пару раз: когда Маргарита затевает разговор о бедной Кирочке и когда Павел начинает рассказывать, каким замечательным человеком был Александр. Кате рассказ о юном Воропаеве, однажды снявшем с дерева котенка, кажется какой-то фантасмагорией. Андрей, не стесняясь родителей, снова курит сигарету за сигаретой, пока Маргарита не выдерживает: — Катенька, ну хоть вы скажите ему, меня он уже не послушает. Я думала, Андрюша, что этот этап мы прошли, когда тебе было шестнадцать. Павел Олегович, оживившись, вспоминает, как однажды Юра поймал Сашку и Андрея с сигаретами на даче. Андрей снова хмурится, но сигаретную пачку откладывает в сторону, и Катя ободряюще гладит его по руке. Он даже улыбается, окидывая ее весьма откровенным и жадным взглядом. Маргарита на прощание вытягивает обещание, что они до отъезда Ждановых в Лондон обязательно еще поужинают вместе, Павел намекает, что придет поговорить в «ЗимаЛетто», потому что теперь снова нужно обсудить множество вопросов, и Катя выдыхает, когда они с Андреем наконец оказываются в его машине. Только вдвоем. Андрей снова целует ее: глубоко, мокро, пропихивая сразу свой язык ей в рот. Привкус сигарет Катю отвлекает, ощущается чем-то совершенно чужеродным. Одна рука Андрея лежит на ее затылке, не давая отстраниться далеко, другая — уже проскальзывает под ее юбку и трусики. Пальцами он обводит ее клитор — и она стонет ему в рот: что же, раньше он был с ней более спокойный, но раньше они прятались ото всех, теперь же он явно прятаться не намерен. Оргазм в машине — это совершенно новый для нее опыт. Ей вообще все кажется каким-то совершенно новым, и-н-ы-м, не таким, как было прежде. Впрочем, она сама понимает, что слишком мало знала настоящего Андрея Жданова. Он всегда был разным: сначала путающим ее имя, потом доверившимся ей, но в те дни они обсуждали ткани и банковские кредиты. Потом был Андрей, играющий любовь. Глупо клялся луной, давал обещания, которые сам не понимал, как будет выполнять… Что в тех Андреях она успела узнать о нем? Да практически ничего. Что он сам видел кроме ее преданности и ее же предательства? Самое время им узнавать друг друга. Жданов помогает ей с ужином: паста с сыром и креветками, а потом долго и медленно любит ее на их постели (уже их! Она честна с собой). Она чувствует каждое его движение, ощущает каждый его толчок, ловит его стоны — чуть громче, чем раньше. В конце она почти выкрикивает его имя, но он накрывает ее губы своими. Х-о-р-о-ш-о. Почти блаженство. — Давай поженимся, — предлагает он. Его голова лежит на ее животе, и он слегка поворачивается, касаясь губами ее кожи. — Выходи за меня, а? Слишком быстро? Или он просто хочет быть уверенным в том, что она никуда не исчезнет снова: не сбежит обратно в Египет, не уедет от него в Питер с Мишей, не закроется снова в броню н-е-п-р-и-н-я-т-и-я и н-е-п-р-о-щ-е-н-и-я. — Ка-а-а-ать, — тянет Андрей. — Ка-а-а-атенька! — Не слишком ли у тебя все просто? — спрашивает она, и он поднимает голову. — Просто, — соглашается он. — Потому что сложно уже было. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. В ее голове — мешанина из мыслей. Это не ложь, Катя уверена. Разве не стоит уже отринуть прошлое, она же сама обещала себе не оглядываться на то, что было у них раньше: зачем все время оборачиваться, тормозить себя. У них. Он прав — они уже другие. Это не только продолжение того, что было. Это новое — честное и открытое. — Я люблю тебя, — добавляет Андрей. И это все решает. — Пообещай мне, — просит Катя, и он кивком поощряет ее говорить дальше. — Пообещай, что если тебе однажды надоест, то я не стану для тебя второй Кирой. Ты найдешь в себе силы признаться в том, что ты от меня устал и давно хочешь чего-то другого. Он молчит буквально пару секунд. А потом произносит таким тоном, так убежденно, с таким жаром, что она ему верит без всяких сомнений. — Ты никогда не повторишь участь Киры. Утро начинается с визита в президентский кабинет Валерия Сергеевича. К счастью, Катя с Андреем в это время просто сидят с документами: ехать в командировку и продавать франшизы Жданов теперь решительно отказывается, словно боится, что что-то снова может случиться. — Катерина! — возмущается Валерий Сергеевич. — Я, конечно, все понимаю! И я вам скажу, молодые люди: все вокруг уже все понимают! Но не пора ли хотя бы появиться родителям на глаза? Так, мол, и так, мы тут теперь вместе. Почему я сначала от Кольки узнаю, что ты вечером с работы уехала с Андреем Павловичем, а потом хорошо хоть Павел Олегович ко мне заглянул, все честь по чести. Андрей Павлович, я и к вам обращаюсь, не хорошо это, не с того вы начинаете отношения с родителями, я так понимаю, будущей жены! — Папа! — Валерий Сергеевич! — Андрей решительно поднимается со своего места. — Позвольте с вами поговорить? Думаю, конференц-зал больше подойдет, не будем отвлекать Катю от работы. В итоге ужинают они у Пушкаревых. Андрей как-то скептически оглядывает коридор, поджимает губы, как Кате кажется, не слишком довольно. Что его могло расстроить, она не очень понимает, он же был тут раньше. — Андрей, что случилось? — спрашивает она шепотом, чтобы мама не услышала, пока отец уже рассказывает какую-то армейскую байку. — Ничего, — отмахивается Андрей. И под ее взглядом словно неохотно сдается: — Я подумал, может, кроме цветов, коньяка и фруктов еще надо было торт привезти? — Ты что, — хихикает Катя. — Мама никогда тебе не простила бы покупного торта. Ужин проходит вполне гладко. Андрей подозрительно ковыряется в салате из курицы с ананасом, и Катя уверена, что он так его и не рискнул пробовать. Но все расспросы Пушкарева-старшего выдерживает с честью. Правда, в конце все чуть не ругаются, когда Валерий Сергеевич пытается снова оставить Катю дома. — Единственное, что останавливает меня от того, чтобы завтра же повести вашу дочь в ЗАГС, — это тот факт, что мне видится неприличным играть свою свадьбу, пока мои родители и близкие друзья скорбят и еще не отошли от гибели друга нашей семьи. Малиновский все-таки уезжает в командировку один. — Саботажник ты, Палыч, — говорит он после очередного совещания. Жданов пожимает плечами. У него практически карт-бланш на любые поступки, поскольку присутствующий на встрече Павел Олегович прямо говорит, что Андрею, наверное, лучше остаться в Москве. Кира пока на работу не выходит, проводит время с Кристиной, но, по плану Жданова-старшего, наверное, неплохо было бы, если бы Кира занялась решением вопросов с магазинами в Праге. Заодно можно попробовать охватить Польшу, Германию, Словакию. — Кире стоит сменить картинку перед глазами, — тихо говорит Павел Олегович, но Катя его отчетливо слышит. Андрей, скорее всего, тоже. — Все с вами понятно, — бросает Малиновский, но Андрей только плечами пожимает. — На текущий момент от меня больше пользы будет здесь. Так получилось. Это теперь не обсуждается. Или мы все-таки решили распродать компанию? — Он заламывает бровь вверх, явно пытаясь пародировать Воропаева. Катя на Андрея как на специалиста нарадоваться не может. Он с каким-то азартом бросается в решение вопросов. Для человека, который больше полугода стоял у руля компании, он, к сожалению, по-прежнему достаточно сильно плавает в цифрах. Но Катя не может не отметить, что общее понимание экономических вопросов у него серьезно выросло: читал, разбирался. Расчеты, которые она ему показывает, он понимает почти полностью, даже обсуждает с ней два спорных момента, которые она планировала отдельно обсудить с Колькой. Кира выходит на работу в «ЗимаЛетто» через пару недель. Бледная, тихая, немного растерянная и с постоянно красными глазами. Катя не представляет, как они все уживутся в одном здании. Андрей откладывает в сторону проект участия компании в спонсировании школы или курсов кройки и шитья и отправляется разговаривать с Кирой. О чем они говорят, Катя не знает. И даже спрашивать не собирается — верит Андрею, полностью уверена в нем. Уже через два часа Амура заказывает Кире Юрьевне билет в Прагу на завтрашний вечер. Кира заходит в президентский кабинет только с одной целью: — Я хочу, чтобы магазин в Берлине был на А-л-е-к-с-а-н-д-е-р-п-л-а-т-ц. — Конечно, — совершенно серьезно кивает Андрей. — Если ты этого хочешь, то, уверен, мы найдем подходящее место. — Разве лучшие магазины Берлина не на Курфюрстендамм? — спрашивает Катя. Выбирать место для магазина только по названию улицы… Юлиана, конечно, сможет сделать для этого пиар-акцию, но есть же какие-то объективные характеристики места для открытия торговой точки. — Александерплатц — это практически центр Восточного Берлина, — размышляет Андрей. — Можно попробовать сыграть на этом. Такой противовес западных и восточных традиций. Да и не факт, что Кире удастся найти партнеров для открытия магазина в Берлине. Перспективнее было бы открыть точку в Мюнхене или во Франкфурте. Я надеюсь, что за работой она придет в себя и сама поймет, что нам лучше. А у меня есть еще одна идея по поводу Киры. Ты не возражаешь, если мы сегодня пообедаем порознь? — Я тогда как раз обсужу с Колей, сможем ли мы, если что, содержать убыточный магазин в Берлине. Андрей смеется, откинув голову назад. — Прекрасно. Он подходит к ней и тянется за поцелуем. И Катя не собирается ему в этом отказывать. Он достает мобильный на ходу, и, когда за ним еще не закрылась дверь кабинета, она даже успевает услышать: — Никита? Это Жданов, если помнишь такого. Мы могли бы с тобой встретиться и поговорить? Сегодня в обед — было бы идеально. Вместо Киры желание быть хоть чем-то полезной в «ЗимаЛетто» выказывает Кристина. Катя пытается предложить ей оплату совместной поездки с сестрой в Европу, но та только отмахивается: — Чего я там в той Европе не видела, дядьки и тетьки. Я уж лучше здесь. Кате в этот момент кажется, что Воропаев был все время прав и эту компанию действительно нужно было р-а-с-п-р-о-д-а-т-ь, пока акционеры от усердия ее в очередной раз не разорили. Ведь теперь каждый такой раз может стать окончательным и последним. Катя отправляет ее пока к Милко, размышляя, можно ли на Кристину скинуть маркетинг, пока Малиновского нет, или лучше попросить, чтобы за ней присматривала Юлиана? Сослать на производственный этаж, в бухгалтерию, куда угодно — лишь бы ущерб для компании был минимальным. — Да ладно, — говорит ей Андрей вечером, когда они ужинают в небольшом грузинском ресторанчике, куда он ее привез после работы. — Не совсем же Кристина идиотка. Как-нибудь справится. Катю очень утешает это «не совсем». Действительно. Андрей перемешивает желток с сыром, а потом отставляет тарелку. — Катя, давай хоть немного оставлять проблемы «ЗимаЛетто» в стороне, когда мы вдвоем. Я не хочу ужинать с президентом крупного модного дома. Я пришел на ужин с женщиной, которую люблю. Да, я знаю, я идиот и очень много ошибался. Но тебе не придется решать все проблемы компании одной. Я тут. Мы вместе справимся. Довольно быстро оказывается, что Андрей практически полностью берет Кристину на себя. Ей нравится проводить время с Милко, но гораздо чаще она находится в обществе Жданова: тот объясняет ей, как работает компания, знакомит с сотрудниками на других этажах, предлагает попробовать себя в разных отделах. — Лучше поздно, чем никогда, — смеется Кристина, и Андрей усмехается вместе с ней. Катя, наверное, впервые видит, чтобы они были на одной волне: впрочем, они все немного изменились и стали… чуточку более готовыми услышать друг друга? Катя неоднократно находит Андрея вместе с Кристиной: он внимательно слушает ее рассказы о путешествиях, о других странах. Милко неожиданно заявляет, что хочет следующую коллекцию в стиле азиатских стран, на что тут же получает практически полный карт-бланш. Они пока готовят к выпуску обычную коллекцию (Милко сам так сказал на очередном совещании) и ищут ткани и фурнитуру к выпуску мужской коллекции, но Андрей уверяет Милко, что деньги на лучшие ткани у него будут. Почти сложившуюся идиллию нарушает сама Кристина, предлагая вечером собраться в Сашкиной квартире, чтобы каждый мог взять что-нибудь себе на память о нем. — Особенно ты, Андрей, — заявляет она. — Я, конечно, не предлагаю тебе Сашечкины рубашки, да они тебе и маловаты в плечах будут, но, может, запонки? Галстуки? Катя даже замирает, представляя, как сейчас разозлится Андрей, но тот задумчиво кивает: — Если ты так хочешь, — говорит он. — Кира же не против, что ты раздаешь вещи? Может, она хотела что-то оставить себе на память? — Кира не против, — отмахивается Кристина, — я обсуждала с ней это вчера. Кстати, — переводит она тему, — Кира сказала, что встретила в Праге Минаева. Ты же помнишь Никиту? — Помню, — закатывает глаза Андрей. — Прекрасно, — кивает Кристина. — Тогда я вас жду сегодня, кукусики. Вечер получается даже приятный. Кристина стащила диванные подушки на пол, и Катя сидит, тесно прижавшись к Андрею. — Удивительно, — вскользь бросает Кристина, разливая по стаканам сваренный глинтвейн. — Катя делает тебя таким спокойным. У-м-и-р-о-т-в-о-р-е-н-н-ы-м. Катя вежливо улыбается, а Андрей ничего не отвечает, но тянется за поцелуем, не взирая на присутствие Кристины. Катя уворачивается, но его рука так и остается лежать на ее коленке, а Кристина рассматривает их обоих вполне доброжелательно. С долей какого-то любопытства — да, но доброжелательно. Андрей придирчиво осматривает и перебирает вещи. Кристина смотрит на него со странным интересом, будто говорит: ну, давай, удиви меня. Увиденным она выглядит вполне довольной. Кате кажется немного неудобным лезть в жизнь умершего человека, будто она может подсмотреть что-то слишком личное. Андрей же спокойно выбирает в шкафу какие-то книги, пластинки. Катя думает, что при всем противостоянии, при всей нетерпимости друг к другу Андрей с Александром были знакомы почти всю жизнь и были куда ближе, чем, возможно, могли вынести. Очередную книгу, которую Андрей пытается достать из шкафа, он случайно роняет на пол. — Упс, — говорит он, когда из открытой книги веером разлетаются зеленые купюры. Кристина только вздыхает. — Сашенька через тебя рассказал нам с Кирой, где он спрятал заначку. Правда, это мило? Андрей что-то бурчит себе под нос, и Катя не уверена, что он разделяет с Кристиной милоту этого момента. А еще ей почему-то кажется, что Андрей искал в шкафу именно конкретную книгу, потому что интерес к книжным полкам он сразу теряет. Слышал когда-то что-то от Александра и решил помочь сестрам найти деньги? Кристина на деньги не обращает внимания, вываливая на стол из шкатулки запонки. — Эти всегда нравились Павлу, — Андрей подвигает одни запонки в сторону Кристины. — Твоему папе? — зачем-то уточняет она. — Думаешь, он не откажется их взять? Андрей пожимает плечами. — Все знали, что он их хотел, но похожие так и не смог найти, ручная работа. Скажи ему, что Сашка тоже знал, что он о них мечтал. Думаю, Сашка не был бы против. — Наверное, — кивает Кристина и внимательно смотрит на Андрея. — Возьмешь папин ножик. Андрей замирает. Сглатывает. — Сашка мне никогда его не отдал бы, — пытается пошутить он. — Дядя Юра отдал ему свой, когда я случайно сломал лезвие Сашкиного перочинного ножика. Мне десять было, — смущенно поясняет он Кате. — Сашка, может, и не отдал бы, — соглашается Кристина. — Я тебе отдаю.        Показ проходит идеально. Андрей перехватывает Катю в зале, вручая бокал с шампанским. — Отличная речь, — он говорит это так, будто не при нем она только за сегодня репетировала раз двадцать. К ней подходят гости с поздравлениями, подбежавшая Юлиана утаскивает Катю к журналистам. Она пытается было захватить и Андрея с собой, но он с улыбкой отходит к Кристине. Катя изредка бросает на него взгляды: рядом то Юлиана, то Кристина, вот подходит Милко и Ждановы-старшие. Никаких моделей. Никаких намеков на прошлое. Андрей крадет ее в конце вечера, когда количество гостей заметно редеет, а количество выпитого оставшимися шампанского растет просто с геометрической прогрессией. В темном коридоре даже уютно. — Надеюсь, нам не придется все-таки распродавать компанию, — шутит он, и Катя притворно замахивается на него. Смеясь, Андрей перехватывает ее ладонь и касается губами запястья. Катя сглатывает под его взглядом: тяжелым, гипнотизирующим, и в темноте коридора его глаза кажутся совсем темными. Она знает: он ее хочет. Андрей прижимается к ней, обнимая, так что она прекрасно ощущает: у него уже стоит. Его свободная ладонь зарывается ей в волосы, слегка массируя голову, и она перехватывает его взгляд, направленный на указатель с двумя стилизованными фигурками. Если решиться… она знает, как можно быстро, и пытается опуститься перед ним на колени. Или… не здесь же? Андрей не дает ей исполнить задуманное, жестко хватает за плечи, поднимая обратно. Обводит большим пальцем ее губы, вглядываясь в глаза. — Катя не чувствует себя отвергнутой, нет. — Моя жена достойна куда большего, чем минет в туалетной комнате, — почти хрипит он. И она ему верит. Это, кажется, впервые, когда он сам напоминает о своем бурном прошлом. Он отпускает ее из своих объятий. — Иди к гостям, я подойду через пару минут. Побудем еще полчасика, и, надеюсь, народ начнет потихоньку расходиться. Андрей привозит ее домой и только там позволяет себе дернуть молнию ее платья — и ей плевать, если порвется. Важно лишь позволять ему делать все что угодно с собой. Позволять… вообще все. Павел с Маргаритой уезжают в Лондон довольные. Коллекция отлично продается, у Милко в разработке еще две, при этом мужская уже начинает отшиваться: как только магазины сделают дозаказ текущей коллекции, все производственные мощности сразу будут переориентированы на коллекцию имени Воропаева. . Андрей половину дня проводит с Катей в ее кабинете, вторую половину — на производственном этаже. По сути, он давно уже выполняет роль вице-президента. Может, даже и Президента, потому что ни одно решение Катя больше не принимает, предварительно не поговорив с ним. Она больше не сидит ночами в каморке но это не значит, что она не устает. Жданов тоже постоянно выматывается: они с Кристиной, Кирой и Юлианой пытаются разработать новый концепт для магазинов. Кира в обсуждении участвует опосредованно — через Кристину, но и проект не является срочным, менять придется многое и желательно одновременно, а к таким глобальным тратам компания все-таки пока еще не готова: главное — расплатиться с остатками долгов и продолжить модернизацию производства. Впрочем, какой шикарной ни была бы очередная коллекция, как бы быстро она ни отшивалась, вопросы ее реализации и сбыта оставались актуальными. Поэтому Андрей часами чертил Кристине разные схемы, которые потом всячески критиковала Юлиана. Или наоборот, он разносил предложенное Кирой и Кристиной, потому что им для «ЗимаЛетто» было нужно только самое лучшее. Катя однажды застает его на производственном этаже: он сидит в кабинетике за бумагами, явно не заметив, что стрелка часов давно перевалила за девять. — Андрей, — зовет она, и он вздрагивает, видимо забыв, что ручку в их убежище давно уже починили. — Я сейчас, только возьму нужные документы, — кивает он. А потом раздраженно сбрасывает с переносицы очки на стол. — Глаза устали ужасно, раздражает. Как думаешь, когда мы сможем найти для меня недельку отпуска, чтобы сделать коррекцию зрения? — Если в следующем месяце они выплатим все транши вовремя, то не вижу никаких преград. — Хорошо, — устало выдыхает он. — Ужасно мешает. — Раньше же не мешало? — удивляется Катя. — Все в порядке? Может, не надо ждать, а посоветоваться с врачом уже сейчас, вдруг что серьезное? — Тс-с-с-с, — Андрей притягивает ее к себе. — Все хорошо, чаще устаю, давно об этом думал, ты просто не знала. — Точно все в порядке? — В полном. Что же, поцелуй — вполне убедительное доказательство. Кира возвращается из Европы через полтора месяца. Магазин в Праге — одна из лучших точек продаж, и они с Катей договариваются, что поставки будут отгружены в Чехию в первую очередь. Кира привозит договоры на магазины в Вене и Мюнхене. Через две недели она собирается лететь в Братиславу и Будапешт, там переговоры уже выходят на финальную стадию. Магазин на Александерплатц интересует Киру уже постольку-поскольку, зато ее волнует возможность взять отпуск в сентябре. — Мы с Никитой женимся, — заявляет она. — Свадьба будет скромной, потому что это неприлично, даже год еще не пройдет. — Что неприлично? — бурчит Андрей. — Женитесь себе на здоровье, кто вообще будет на свадьбе считать, сколько времени прошло с похорон. Он замолкает под возмущенными взглядами Кати и Киры. — Спелись, — бормочет он, покидая кабинет. Кира остается, нужно обсудить накопившиеся вопросы по московским магазинам. Машину Андрей меняет как-то легко и быстро. Кате всегда было уютно и комфортно в том «Порше», хоть помнящим слишком многое из той их жизни, когда она еще сидела в каморке, а Андрей следовал какой-то дурацкой бумажке. — Я второй год на ней езжу, — морщится Андрей, и Катя ничего не говорит: в его круге общения свои правила, а для нее, конечно, эта машина новая, папа вон на »Волге» чуть ли не лет двадцать ездил, пока она совсем не развалилась. Но то Валерий Сергеевич Пушкарев, а то Андрей Павлович Жданов — разница очевидна. Черная высокая бэха до боли напоминает Кате воропаевскую, о чем она и говорит Андрею. Глаза у него становятся круглые, почти как у совы. — Эта другой серии и другого года выпуска, Катюш, — объясняет он. — Совершенно разные машины. Катя не спорит, тем более что ключи от никамодовской машины Андрей за день до этого занес в кабинет Кольке со словами: — Разобьешь — будешь платить. — Палыч, ты серьезно вместо свободы от Киры выбираешь еще одно рабство? Катя подслушивать не планировала, но разговор ведется вообще-то в ее кабинете, ведь, кто бы там что ни думал, сейчас именно она президент этой компании. Она останавливается перед дверью: входит теперь глупо, стоять — еще глупее, развернуться и уйти — и снова и снова вспоминать, что Андрей уже однажды выбрал не ее саму, а лишь «ЗимаЛетто? — Пошел на хрен, — говорит Андрей за дверью. — Ты так ничего и не понял. — А что тут понимать? Компания вот-вот выйдет из кризиса, и что ты будешь делать тогда? — Я же говорю, что так ничего и не понял. Независимо от того, выйдет эта гребанная компания из кризиса или нет, я женюсь на лучшей женщине в мире и проживу с ней счастливую жизнь. Надеюсь, еще и долгую. — Идио-о-от, — тянет Малиновский, а потом дверь перед Катей распахивается и Роман проносится мимо нее, не останавливаясь. Она заходит в кабинет — не стоять же под дверью весь день. — Прости, — говорит Андрей. — За что? — спрашивает она, стараясь звучать как можно небрежнее. Он вздыхает. — А то ты не слышала. — Слышала, — признается Катерина. — Это что-то меняет? — Я сказал Ромке правду. — Разве это не прекрасно? — Тогда мне повезло, что ты — моя. И да, это комплимент. Кира выходит замуж как-то быстро и неловко. Катя не понимает, как они с Андреем оказались в числе приглашенных, среди которых только самые-самые близкие люди. Привычка, видимо, — совершенно неистребимая вещь. Со стороны Киры присутствуют старшие Ждановы, Кристина, Вика и Милко. Со стороны Никиты — человек десять гостей: пара родственников и какие-то друзья. Никаких посторонних фотографов, никакой прессы, все только свои, все максимально скромно, хотя Катя уже тоже научилась понимать: за эту нарочитую скромность Минаев явно выложил весьма приличную сумму. Катя также знает, что вчера Андрей возил родителей и обеих Воропаевых на кладбище к Александру, Никита улаживал последние перед отпуском и свадебным путешествием дела на работе, а отпускать Воропаевых одних Андрей побоялся, Павел и Маргарита тут не в счет, им Андрей вообще бы ехать запретил, кто бы только его послушал. Их собственная с Андреем свадьба проходит лишь немногим пышнее и торжественнее: Катя боится большого праздника, Маргарита Рудольфовна разрывается между желанием организовать лучшее торжество сезона в столице и чувством вины перед Кирой. В итоге Юлиана организовывает довольно милое торжество, закрытое от прессы, но эксклюзивные фотографии при согласии Андрея, который уговаривает Катю, сливает в пару самых читаемых журналов. Катя ради компании согласна на что угодно, но внезапно оказывается, что ее собственная мама в рамочку вставляет именно «слитое» фото с обложки. Когда Катя сообщает Андрею о своей беременности, он сначала зависает, а потом бормочет что-то ужасно похожее на «а со мной посоветоваться». Посоветоваться, блин! Как будто Катя одна во всем участвовала, ну не маленький же мальчик, должен понимать, что если не использовать защитные средства, то шансы завести ребенка серьезно увеличиваются! — Прости, — спохватывается Андрей. — Я как-то растерялся. — Он усмехается и тянется к пиджаку за сигаретами. А достав пачку, отбрасывает ее на ковер. — Прости, — повторяет он. — Я забыл. Я не буду при тебе, обещаю. Отказ от курения в ее присутствии, по мнению Кати, уже говорит о многом. Собственно, он говорит все. Андрей такой растерянный, что Кате становится даже смешно. — Иди, обниму тебя такого несчастного, — предлагает она. В конце концов он мужчина, они вообще на все иначе реагируют. — Ты совсем не рад? — спрашивает она, когда он крепко обнимает ее и прижимает к себе. — Я? Я рад, — говорит он. И повторяет: — Я рад. И в этот раз она почему-то ему верит. Атака начинается оттуда, откуда они и не ждали. Узнав, что будет мальчик, Маргарита Рудольфовна и Павел Олегович словно сговорились. И хотя Андрей это отрицал, Катя была уверена, что его родители именно что сговорились: они звонили Андрею по очереди и всяческими обходными путями пытались подвести его к мысли, что сына можно было бы назвать Александром. Красивое же имя. Да и не чужие они вроде люди Воропаевым. Тем будет приятно. Для компании опять же — преемственность. Андрей от этой идеи приходит в ужас. — Да ни за что, — говорит он в очередной раз матери. Катя только плечами пожимает. Ее родители роли бабушки и дедушки примеряют, скупая всякие книжки, игрушки и ползунки. Про имя Валерий Сергеевич заикается только один раз: — Приличные люди детей в честь родителей называют. Валерий Андреевич — разве не звучит, а? — Помолчи лучше, — одергивает его Елена Александровна. — Может, Андрей решит своих родителей уважить. Павликом назовут. Павлушей.. От Павла Андрей тоже отказывается. — Как будто других имен нет, — говорит он, — чего повторяться. Катя перебирает имена, но никак не может выбрать: это же навсегда. Когда Маргарита Рудольфовна в очередной раз наседает на Андрея с предложением назвать сына Сашей, он в сердцах бросает: — Странно, что отец тоже за Сашу. Вы бы еще Юрой предложили. Кате он в этот момент кажется странно напряженным. — Ты хотел Юрой? — спрашивает она. Ей не очень нравится, но если Андрей хочет, то почему нет, Юрий Андреевич — нормально звучит. Андрей, кажется, пару минут всерьез размышляет о предложении. — Нет, — наконец решает он. — Не стоит. Лучше как-нибудь… — он пожимает плечами, — по-европейски? Вдруг мы всерьез выйдем на зарубежный рынок. — Рудольф? — хихикает Катя. — Макс, — решает Андрей. — Максим Андреевич вроде неплохое сочетание, — он слегка кривится, будто опровергая сказанное самим собой. — Макс так Макс, — соглашается Катя. — Максимка. И Андрей улыбается. Светло и искренне. Из роддома Андрей встречает Катю какой-то напряженный. Радостные родители, Колька с шариками, Павел и Маргарита, обещавшие приехать не раньше, чем через пару недель, но всё-таки неудержавшиеся и сорвавшиеся с места — на их фоне Андрей кажется потерянным. — Все в порядке? — спрашивает у него Катя, пока мама отобрала у нее своего внука. — Андрюш? В его глазах мелькает какое-то сомнение, но он осторожно привлекает ее к себе. — Не бери в голову, — говорит он, — просто в последнее время… — он пожимает плечами и неловко улыбается. — Все меняется, да, Катенька? Когда все расходятся, она присаживается на кровать рядом с ним. — Ты даже не брал его на руки, — говорит она. Это не скандал, не обида, она просто пытается понять, что не так. Он боится? Не готов на самом деле к отцовству? — Андрей, я не ищу ссоры, я люблю тебя. Я просто немного не понимаю. — Да тут и без меня было кому ему подержать, — пытается отшутиться он. — Толпа счастливых бабушек и дедушек. Ах, он так похож на тебя, Андрей, — передразнивает он. Катя осторожно прижимается к плечу мужа. — А что, ты думал, что будет не похож, — осторожно спрашивает она. Не мог же Андрей считать, что… — Что? — переспрашивает он. — Нет, я не… — он прижимает ее к себе. — Я не расстроен, что он похож, — он трет лицо руками. — Я… Кать, я не знаю, я чего-то испугался и не понимаю, как теперь все будет. Она осторожно целует его в щеку. — Я тоже боюсь, как все будет, веришь? А еще я точно знаю, что люблю тебя. И нашего сына люблю. И я безумно счастлива, что он у нас есть. Она поднимается с постели и подходит к кроватке, извлекая проснувшегося ребенка. Снова садится рядом с мужем, аккуратно передавая ему ребенка; он берет, хотя она видит его напряжение. На всякий случай она осторожно подводит свои руки под его — не сомневается, что он удержит, но… волноваться — это же нормально, пока Максимка такой кроха? — У него твой нос, — говорит она, и он вглядывается в лицо сына. — Твои волосы. Ресницы — такие длинные и пушистые. Он маленький, но просто копия тебя. И, глядя на очень бледного Андрея, добавляет: — Хотя глаза у него даже не знаю чьи. У тебя светлее намного. Твои светло-карие, даже с крапинками серого. А у Макса совсем темные — темный шоколад, какао. — Кофе, — шепчет он, и, кажется, впервые с рождения сына она видит улыбку мужа, вглядывающегося в глаза малыша. Пришедшая в гости Кристина Катю немного нервирует. Она весь вечер стоит у кроватки с малышом, разглядывая его. Кристина оборачивается, когда Катя в очередной раз подходит проверить то ли ребенка, то ли саму Кристину. — Не волнуйся, — говорит она. — Я ему ничего не сделаю. Просто… У Андрея теперь сын. И я смотрю на него и никак понять не могу, что я чувствую. Она как-то неаккуратно проводит ладонью по глазам, слегка размазывая тушь, и Катя понимает, что Кристина все это время сдерживала слезы. — У меня своя боль, — продолжает Воропаева. — А это мальчишка — просто какое-то чудо. Но не у всех такое чудо случается. Некоторые уходят раньше. Катя ободряюще гладит ее по руке. Что сказать Кристине — она не знает. — У Киры с Никитой обязательно будут дети, — говорит она. Кристина кивает. — Будут, конечно, — соглашается она. — Но, может, этот малышок тоже мог бы родиться моим племянником. Без обид, — уточняет она, — я ни на что не намекаю. Просто грущу. Катя медленно кивает. И вдруг вспоминает, как Воропаев в тот вечер предлагал ей секс. Кто знает, что было бы, если бы она тогда согласилась. — Так ведь не могло бы быть, — пытается усмехнуться она. Получается откровенно плохо. — Не могло, — не возражает Кристина. — Но помечтать же я могу? — Вы тут? — в комнату заглядывает Андрей, и Катя ужасно боится, что Кристина сейчас ляпнет что-нибудь, что… Нет, Андрей не будет ее ревновать к мертвому Воропаеву, но разозлится и расстроится, что она, своего мужа не знает?. — Плачете, что ли? — пугается он. — Нет, — быстро отвечает Кристина. — Просто разглядываем малыша. Этот маленький Жданов очень на тебя похож. Только глаза темнее. — Маленький Жданов, — повторяет за Кристиной Андрей. — Бывает же. Личное общение с Малиновским у Андрея совсем сходит на нет. Катя сначала пытается как-то их помирить, пару раз приглашет Романа к ним домой, но однажды ловит уставший и не слишком довольный взгляд Андрея. — Вы так и не помиритесь с Романом? — спрашивает Катя уже вечером, когда они ложатся спать. Андрей пожимает плечами. — Мы не ссорились, — говорит он, и Катя знает, что это неправда. — Я хотела как лучше для тебя, — признается она. И он смеется. — Видишь, что получается, когда у самого человека не спросили, как лучше. Но я точно знаю, как будет лучше: попробую напроситься совсем на другое удовольствие. Андрей тянет жену на себя, и, падая рядом с ним на постель, подставляясь под его губы, Катя пытается отбросить царапнувшую ее мысль о том, что где-то она уже эту фразу слышала. В каких-то совсем других, может даже неприятных обстоятельствах. Но думать ей не хочется. Кате часто кажется, что Андрей значительно изменился. Но кто вообще стоит постоянно на месте? Этот новый Жданов Кате нравится даже сильнее, чем прежний. В его взгляде давно нет вины, зато есть желание. И ей льстит, когда он так на нее смотрит: откровенно, раздевающе. Катя порой замирает под таким его взглядом: нет, она его не боится, но это что-то гипнотизирующее. Этому мужчине хочется немедленно сдаться. Андрей становится серьезнее, и Маргарита Рудольфовна не может не нарадоваться на сына, который забыл про гулянки, про вереницу девушек. Она даже однажды как-то неловко роняет ему при Кате, что как же хорошо, что он бросил гулять. Андрей только плечами пожимает: — А зачем мне гулять, если я хочу быть только со своей женой? Павел Олегович отмечает, что Андрей как будто стал более напористым, более жестким. Катя слышит, как однажды он отчитывает женсовет, слышит, как он ставит на место пару зарвавшихся журналистов, слышит, как он ведет переговоры в банке — Андрей Жданов больше не проситель. Андрей Жданов чувствует свою силу, использует ее. Кате это тоже в нем нравится, будто иногда у него нет никаких внутренних заслонов, что он ставил себе раньше. Особенно остро это ощущается, когда он медленно двигается в ней, слегка сжимая ее горло, для усиления ощущений. И тогда она срывается в пропасть почти сразу же, а он падает за ней: глаза в глаза, и Катя читает там восторг, любовь, теплые искорки словно загораются в холодном леднике. Иногда, глядя, как он откидывает голову смеясь (какое неуловимо знакомое движение!), любуясь, как он работает с документами (собранно и внимательно), чувствуя его прикосновения (ласковые и уверенные), наблюдая за тем, как их общий ребенок пытается повторять мимику отца, особенно его улыбку (открытую и слегка нагловатую), и даже в ссорах с ним (а кто не ссорится!), когда он пару раз позволяет себе слегка нахамить (и тут же попросить прощения), слушая его признания в любви (и шепча свои, особенно шепча свои!) ей очень хочется посмотреть, проверить, что будет, если позвать его: — Саша! И она не знает, чего боится больше: того, что он действительно обернется к ней, или что он все-таки может НЕ обернуться.