Rot

Кли махонькая, пухленькая, ворочается на руках у мамы, тянет за волосы и тащит кулачок в рот. Мама ойкает, наклоняется и запечатлевает мягкий поцелуй на макушке. Затем осторожно разматывает прядь и улыбается, посмеиваясь. Кли не понимает, но ощущает настроение матери и рассыпается в смехе сама, словно серебряные колокольчики звенят. Ей хорошо, тепло и уютно, от нее пахнет молоком и мамиными духами и ей больше ничего не надо. Она не знает, что это сокровище, ведь это просто данность и ее мир. Кли заливисто хохочет, ветер раздувает ее вихры во все стороны, пока она в надёжных объятиях мамы рассекает над сонными полями. Мама тоже смеётся ей в ответ, звонким юным голосом, разгоряченная от вечерних гонок на метле. Вообще-то, детям в это время уже давно пора смирно сопеть в постели, но то в обычных, скучных семьях. У Кли же замечательная жизнь, потому что ей можно не спать допоздна, есть конфет и карамели сколько захочется и играть во всё, что только можно выдумать. Мама просто лучшая! От Кли пахнет свежим ветром, жженым сахаром и она довольна, как раздутый слайм. — Какая ты милашка, — замечает мама, поправляя ей новую ярко-алую беретку. Кли смущенно хихикает. Кли старается не разреветься из-за того, что неправильно установленная бомба зашипев, выпустила струю черного дымка вместо ожидаемого фейерверка. Алиса тискает ее в объятиях и говорит, что это ничего. Кли утирает нос кулачком и кивает. Мама лучшая, она знает всё на свете и учит ее самым невероятным вещам. Вместо кукол у Кли инструменты, вместо конфет реактивы. Ей нравится громко бабахать, но больше ей нравится радость мамы по этому поводу, которая очень заразительна. — Вот это по-нашему! — восклицает Алиса после особенно удачного взрыва и треплет дочку по голове. От Кли пахнет порохом и машинным маслом, как не пахнет наверное ни от одного обычного ребенка, но это удел скучных семей. Кли же растет всесторонне развитой и раскрепощенной, поэтому в ее увлечениях нет ровным счётом ничего такого. Мама улыбается безумно-поддерживающе и Кли гордо вскидывает подбородок. У Кли щиплет в носу, но она вовсе не плачет, когда мама выпускает ее из объятий и скрывается за кованой тяжёлой дверью. Это ненадолго, у нее просто какие-то важные дела, а Кли пока останется пожить с братиком и другими знакомыми взрослыми, которым не нравятся ее взрывные игры и привычка не спать до первых звёзд, а засунутые под подушку сласти почему-то изымаются. Это скучно, обыденно, несправедливо, Кли хнычет и топает ножкой, но быстро отходит, забывая обиды. Ей всё равно позволяется чуть больше, чем другим детям, братики учат ее не менее интересным вещам, и в принципе, Кли по-своему счастлива. К письму от мамы прилагается подарок, который она, наглядевшись, запрятывает. Это ее сокровища, которые надо беречь. Пока мама рядом, они не не имеют смысла, но сейчас каждое является ниточкой к теплым воспоминаниям дома. Кли с нетерпением ждёт маминого приезда. Кли недовольно сопит носом, вычерчивая розовым мелком на полу камеры корявые рисунки вперемешку с формулами. Ей опять сделали выговор, и она не стала спорить. От нее пахнет зелёнкой и мылом — сестры собора деловито расправились с последствиями очередной дикой игры прежде чем сдавать виновницу магистру. Кли надувала губы ради приличия, но не пререкалась. В том, как уверенно-непреклонно ее опекуны озвучивали свои решения, было что-то незыблемое, дарящее ощущение надёжности, оспорить которое казалось невозможным. Что ж, ничего не поделаешь, она ребенок, а они взрослые, и она отсидит этот срок как большая девочка. Дверь со скрипом приотворяется, суля прощение и свободу. Джинн треплет ее по кудрям ласково-устало. Кли опускает голову и ковыряет землю носком ботинка. У Кли долгожданная радость — мама опять вернулась, и она улыбается до ушей. Она предвкушает, как поделится с ней всеми своими новостями — на сколько сантиметров успела подрасти, где побывала с братьями и конечно же, как сильно-пресильно она скучала. Мамины объятия пахнут всё также, как и раньше, Кли зарывается в них носом и хочет прошептать, что была послушной и хорошей в этом году, так, что Барбара похвалила ее при всех и даже поставила в пример одному сорванцу. Мама кивает и предлагает побаловаться в лагере хиличурлов. — Я принесла тебе новую игру, — Алиса достает перетянутую цветной лентой коробку, наблюдая, как загораются глаза Кли. — Спасибо, мамочка, ты лучшая, — Алиса улыбается. Кли терпеливо ждёт, поджав коленки, когда придет тетя Лиза, чтобы посидеть с ней, хотя и немного обидно — она уже ненастолько маленькая, чтобы нуждаться в постоянном присмотре. Ну или хотя бы она предпочла кого-то другого, но братик Кейя в командировке, Альбедо тоже занят чем-то сверхсрочным и им нашлась лишь такая замена. Опускаются сумерки, сгущая вечерние краски, редкие прохожие разбредаются по домам, зажигаются огни. Пахнет горячим ужином и слышны отрывистые детские голоса, которым гудяще вторят взрослые. Кли знает, что у нее дома всё вверх дном, а вместо дымящейся каши в кастрюле осадок бертолетовой соли. Мимо звеня и бряцая проходит смена рыцарей и до Кли доносятся обрывки их разговора. — сидит вон опять… а капитан же в сумеру. не говори, дочь полка прямо… мать наверное с ней меньше нянчилась, чем… Чуткие ушки дёргаются на упоминание матери, Кли закусывает губу и давит желание напихать им за шиворот бомбочек. Всегда так, чужие любят говорить гадости, надо просто не обращать внимания, но что-то внутри предательски царапает острыми коготками. Она не хочет признавать, но она, наверное, всё ещё достаточно маленькая и хочет к маме, и это вынуждает обиженно шмыгнуть носом и неосознанно согласиться с рыцарями. Становится ещё темнее, а Кли все ждёт. Кли всё ещё ждёт, ее жизнь свелась к одному бесконечному ожиданию и она уже сама себя в нем потеряла, не понимая, что конкретно ей нужно. Очередное и желательно окончательное возвращение матери, или зорьку после долгой бессонной ночи в пустом темном доме, или что она наконец вырастет и всё-всё поймет, как ей обещали, как от нее же ждут. — Ты же большая девочка, — бросает Алиса. — Ты ведь понимаешь? — тянет Джинн. Кли не понимает. Ее тошнит от этой фразы, которой ее пытаются заткнуть. Она уже большая, да, действительно большая девочка, и ей надоело переходить из рук в руки своих сиделок. Она больше не может притворяться невинным ребенком, который покорно принимает всё, что ему дают, как раз-таки потому, что он не понимает. Кли хлопает дверью темницы, запираясь изнутри — зачем тратить время на нравоучения? Зачем видеть тяжёлый взгляд Джинн, смотрящий мимо нее, с уже заметными морщинками в её-то двадцать семь? Зачем маячить перед орденом, щеголять своим по кумовству полученным званием, ожидая внимания, которое они никогда не были обязаны давать ей, чужому неудобному ребенку? Пожирающие мысли лучше думаются в изоляции и Кли варится в собственной обиде, захлебываясь, обжигаясь ею. Большая девочка должна всё понимать, на нее всё меньше времени — ведь она уже может сама о себе позаботиться. Большая девочка может сама себя развлечь. Кли кривит рот. Да, она может. От Кли пахнет гарью, куревом и тяжёлым сладким запахом. Она выбросила почти все мамины подарки и выжгла красный цвет из своей внешности. Она больше не хочет привлекать внимание алыми кружевами и бантиками, каждый из которых словно кричит — перед вами подарочный ребенок, посмотрите, какая она милашка! Кли не видит смысла в сказках, они разрушились в тот момент, когда мать вернулась — опять проездом — и потрепав по голове, всучила ей какую-то плюшевую куклу. Большая девочка, значит? Это как же так? Кли открыла было рот, чтобы спросить, и поняла, что за все эти годы Алиса не изменилась ни на йоту. Пока у других проступали морщины, пока она сама вытягивалась вверх, как молодой росток, ведьма оставалась вечно юной, и всё также безумно улыбалась ей. Кли рассмеялась матери в лицо и позже напихав в игрушку побольше взрывчатки, разнесла ее пуховые внутренности по округе. Хватит с нее маминых сказок, она сыта ими по горло. Кли растет разочарованием, она слишком резка и непослушна для своих опекунов и недостаточно дика и безморальна для собственной матушки. Она тешит себя мыслью, что умнее её в своём юном возрасте, но продолжает глотать кислое крепкое пойло, чтобы отомстить, чтобы завести назло ей очередную дрянную привычку, на которую та уже не кивнет одобряюще, разрешая дочери разрушения, подначивая ее к безумию. И всё же то, за что Кли выговаривали люди в детстве, за что она совершенно точно получит осуждение сейчас, для ведьмы Алисы будничная скучная обыденность. Кли всё ещё добрая смешливая девочка, тлеющий огонек, только надломленная изнутри, сбитая с толку. Она смотрится инородно в тех подворотнях, в которых проводит свои молодые годы, очаровательно улыбаясь и растирая подошвой окурки. Кейя хватается за голову, когда узнает об ее похождениях, и Кли стыдно, как в детстве, когда она звала себя плохой, но продолжала, продолжала. Натура, подпитанная ведьминским характером, укутанная людским воспитанием рвется на части, бунтуя. Кли так и не стала настоящей ведьмой, но и человеком тоже. На самом деле, она не хотела красивой сказки, она не хотела взрывного эмоционального гедонизма, и тысячи знакомых. Ей лишь хотелось, чтобы ее любили. Жаль только, уже возможно поздно, чтобы она могла принять эту любовь в полной мере. Так ей кажется в этот момент жизни, полный отчаяния, и она кусает щеку изнутри. Пахнет кровью и горем. А эльфийская жизнь так длинна и столько ещё впереди, что ей тоскливо и не хочется думать. Большая маленькая девочка Кли.